Поход против сельджуков, к которому призывал Григорий VII, не состоялся из-за переворота Никифора III Вотаниата (1002–1081) в январе 1078 года. Как полагал Клод Каен, Никифор Вотаниат вывел из Малой Азии все то, что еще оставалось от византийских войск, необходимых ему для захвата Константинополя[121]. Мнение Клода Каена не слишком хорошо обосновано, однако очередная гражданская война в Византии безусловно облегчила анатолийским огузам захват малоазиатского побережья. Огузы активно мигрировали из восточной Анатолии на запад Малой Азии после смерти Алп Арслана, так как его преемник султан Малик Шах (1072–1092) вовсе не был заинтересован в усилении рода Кутулмыша в Анатолии и позднее заключил союз с Алексеем Комнином против румского султана Абу-ль-Касима (1086–1092)[122]. В лице Малик Шаха великие сельджукиды Ирана претендовали на политическое господство над всеми турками и по этой причине стремились ограничить экспансию стремившихся к независимости анатолийских огузов.

Никифор Вотаниат приказал постричь Михаила VII в монахи, а сам женился на его супруге императрице Марии Аланской. По свидетельству Никифора Вриенния, абсурдность подобного бракосочетания была столь очевидна, что священник мешкал с началом церемонии. Приближенные узурпатора прогнали этого священника из храма и приволокли другого пресвитера, который и совершил браковенчание. В ответ Никифор Вотаниат был отлучен папой Григорием VII от Церкви на Соборе в Риме 19 ноября 1078 года, в наказание за брак с императрицей Марией Аланской, заключенный при живом муже[123]. Очевидно, папа действовал, опираясь не только на «Диктат папы», но и на 3–5 каноны Сардикийского Собора, который в 343 году признал за Римским епископом право быть судьей во всей Церкви[124].

Кем же была виновница церковного суда над новым императором и произнесенного над ним папского отлучения? Как уже было отмечено, красавица Мария Аланская была дочерью грузинского царя Баграта IV Куропалата (1027–1072) и царицы Борены Аланской, которая, в свою очередь, являлась сестрой аланского царя Дургулеля Великого. Последующие события продемонстрировали, что земная красота сочеталась у императрицы Марии Аланской с необычайным государственным умом и политической волей. Как мы уже писали, Анна Комнина, дочь императора Алексея I, лично была очень хорошо знакома с императрицей Марией Аланской, которая стала воспитательницей юной принцессы, и оставила о ней яркие воспоминания на страницах «Алексиады». Анна вспоминала о Марии как о неземной красавице, обладавшей завораживающими и соблазнительными манерами, как об ожившей античной статуе, с которой, вероятно, могли бы сравниться только Амага и Тиргатао, сарматская и меотская царицы эллинистической эпохи[125].

Анна так описывала императрицу Марию: «А была она высокой и стройной, как кипарис, кожа у нее была бела, как снег, а лицо, не идеально круглой формы, имело оттенок весеннего цветка или розы. Кто из людей мог описать сияние ее очей? Ее поднятые высоко брови были золотистыми, а глаза голубыми. Рука художника нередко воспроизводила краски цветов, которые несут с собой времена года, но чары императрицы, сияние ее красоты, любезность и обаяние ее нрава, казалось, были не доступны ни описанию, ни изображению. Ни Апеллес, ни Фидий, ни какой-либо другой скульптор никогда не создавали подобных статуй. Как говорят, голова Горгоны превращала всех смотрящих на нее в камни, всякий же, кто случайно видел или неожиданно встречал императрицу, открывал от изумления рот, в безмолвии оставался стоять на месте, терял способность мыслить и чувствовать. Такой соразмерности членов и частей тела, такого соответствия целого частям, а частей целому никто никогда не видел в человеке. Это была одухотворенная статуя, милая взору людей, любящих прекрасное, или же сама Любовь, облеченная плотью и сошедшая в этот земной мир».

Вчитываясь в подобное описание, несложно предположить, что как Никифор Вотаниат, так и Алексей Комнин были очарованы и побеждены этой ослепительной аланкой. Коллизия отношений между Марией Аланской, Алексеем Комнином и престарелым Никифором Вотаниатом удивительно напоминает литературный сюжет парфянского рыцарского романа, который, по мнению В. Ф. Минорского, стал основой для создания персидского стихотворного романа «Вис и Рамин» сельджукским поэтом Фахраддином Гургани[127].

Весной 1081 года Мария Аланская приняла участие в подготовке восстания братьев Комнинов, в результате которого Никифор Вотаниат был свергнут, и армия Алексея Комнина захватила Константинополь. Как уже было отмечено выше, перед этими событиями императрица Мария, которая была всего лишь на семь лет старше Алексея, усыновила мятежного доместика схол и тем самым обеспечила ему свободный доступ во дворец еще до переворота. Императрица Мария играла важную роль при дворе нового императора и в первые годы его правления. Алексей Комнин оставил императрицу Марию вместе с ее сыном, который сохранил за собой титул наследника, в Большом Дворце. Как уже было отмечено, при византийском дворе заходили устойчивые слухи о том, что между императрицей Марией Аланской и доблестным стратилатом Алексеем Комнином существуют романтические отношения, что Мария в итоге сыграла при Алексее Комнине ту же самую роль, которую в 969 году сыграла императрица Феофано – жена Романа II и Никифора II Фоки при Иоанне I Цимисхии. Предполагали, что Анна Далассина потворствует страсти своего сына к Марии Аланской, подготавливая развод Алексея с Ириной Дукеной и последующий брак с Марией. То, что подобные слухи опирались на реальное положение вещей, признавали такие крупные византинисты как Шарль Диль и Фердинанд Шаландон, ссылаясь на сообщение Анны Комниной[128].

Императрица Мария Аланская. Деталь миниатюры из византийской рукописи из собрания Французской Национальной Библиотеки, BNF Coislin 79, f^o 2 bis v^o

Впрочем, императрица Мария Аланская приходилась Алексею Комнину не только приемной матерью, но и родственницей. Необходимо отметить, что согласно сообщению Никифора Вриенния, старший брат императора Алексея Комнина Исаак был женат на царевне Ирине, племяннице императрицы Марии Аланской[129] и, вероятно, дочери аланского царя Дургулеля Великого. Сообщение позднего автора Иоанна Цеца о том, что императрица Мария Аланская и ее семья имели не аланское, а авазгское, т. е. абхазское происхождение[130], вступает в противоречие со сведениями источников, современных правлению Алексея Комнина, и не заслуживает доверия. Вместе с тем необходимо отметить, что вторая половина XI века стала эпохой активного культурно-политического сближения Византии и христианских государств Кавказа, в частности Грузии, и в этом смысле она сильно отличалась от царствования императора Василия II. Одной из причин подобного сближения безусловно стала общая сельджукская угроза. Не только династическая политика Византийской империи на Кавказе, но и церковные отношения между Византией и Грузией приобрели в этот период очень активный характер, что, в частности, проявилось в рецепции Грузинской Церковью византийского канонического права. В конце XI века, вероятно, уже при императоре Алексее Комнине, византийский Номоканон XIV титулов был полностью переведен на грузинский язык[131]. Добавим, что в составе Номоканона были переведены 28-е правило Халкидонского Собора 451 года и 36-е правило Трулльского Собора 692 года, которые, как известно, признавали Константинопольского патриарха равным Римскому папе. Грузинская Церковь тем самым отвергала претензии папства на верховное учительство и сохраняла верность православной вере после того, как Римский понтифик отлучил от Церкви императора Никифора Вотаниата.