Никита Хониат, видевший настоящий террор в царствование императора Андроника I Комнина (1183–1185), заставший кровавую чехарду императоров в осажденном Константинополе в начале 1204 года[49], вероятно, смог по достоинству оценить великодушие императора Иоанна II Комнина (1118–1143), который не только даровал Анне Комниной жизнь, но и позволил ей заниматься любимым делом – литературным творчеством. После 1143 года, когда император Иоанн II Комнин скончался и на престол взошел его младший сын Мануил I (1143–1180), Анна Комнина, по всей видимости, получила возможность повидаться с кем-то из престарелых соратников своего отца, которых она прекрасно знала в юные годы. У принцессы появился доступ к императорскому архиву, что позволило ей начать сбор материалов для написания истории правления отца.

Эта история первоначально была задумана как продолжение «исторических записок» Никифора Вриенния, но Анна Комнина очень быстро превзошла своего мужа и как писатель, и как историк. Цитирование подлинных документов, например, письма императора Алексея Комнина германскому королю Генриху IV (1054–1105), хрисовула Алексея Комнина, пожалованного матери императора Анне Далассине, Девольского договора 1108 года между Алексеем Комнином и Боэмундом Тарентским, сочеталось в труде Анны с личными воспоминаниями об отце, со свидетельствами современников – таких, например, как латинский епископ Бари, – с рассказами доблестных соратников императора Алексея Георгия Палеолога и Татикия, и, наконец, с достаточно свободным использованием латинских источников, проливающих свет на политику папы Григория VII и Роберта Гвискара, норманнского герцога Апулии. «Алексиада» Анны Комниной стала, по мнению Карла Крумбахера, лучшим историческим сочинением, которое оставило нам средневековье[50]. Анна Комнина проявила себя как талантливый историк и писатель, который в полной мере опровергает нелепые пасквили авторов Нового Времени. Гиббоновская Анна, страдающая от неразделенной любви к Боэмунду Тарентскому[51], или юная Анна Вальтера Скотта, декламирующая отрывки из «Алексиады» собственному отцу и его приближенным, не имеют ничего общего с реальной дочерью императора Алексея, которая написала свое историческое произведение, разменяв седьмой десяток, однако сохранив острый ум, свежую память и разящий дар слова.

Здесь мы вынуждены возразить профессору Д. М. Володихину[52]. С точки зрения истории византийской культуры Анна Комнина действительно заслуживает признания в качестве наиболее талантливого преемника своего отца. Кто кроме специалистов помнит о том, что брат Анны Комниной император Иоанн II брал Созополь, Кастамон и Гангры? Сыграли ли битва при Веррое или Антиохийский триумф Иоанна II решающую роль в развитии Византийского государства? Увы, плоды этих действительно крупных побед императора Иоанна II были утеряны ромеями после поражения его сына императора Мануила I в битве при Мириокефале в 1176 году, а спустя каких-то два века после этой битвы Византия окончательно распалась на анклавы, обреченные на поглощение молодой и агрессивной Османской империей. В то же время книга Анны Комниной не только пережила Византию, но осталась для нас ярким и талантливым завещанием погибшей цивилизации. И связано это обстоятельство было не только с чередой счастливых случайностей, но в первую очередь с силой литературного таланта и исторической интуиции Анны Комниной, сочинение которой переписывалось учеными ромеями из поколения в поколение.

Значение литературного дарования принцессы понимали уже современники. Выдающийся французский историк-византинист Шарль Диль в своем очерке, посвященном Анне Комниной, совершенно справедливо цитировал Феодора Продрома, византийского оратора XII века, который в слове на погребение принцессы Анны высказал мысль о том, что, будь Анна Комнина современницей древних эллинов, ее сочли бы десятой музой и четвертой грацией[53].

Споры вокруг «Алексиады» не утихают в мировом византиноведении до сих пор. Одни хотят видеть в Анне Комниной первую женщину-историка, эмансипированную журналистку своего времени, талантливую «византийскую суфражистку», ловкую компиляторшу, которая литературно обработала записки своего мужа, и, возможно, утраченные воспоминания полководцев Алексея Комнина ради того только, чтобы под видом панегирика отцу и плача по нему на склоне лет заявить о себе[54]. Другие пытаются выставить принцессу византийским пропагандистом, целью которого было создать в начале правления императора Мануила I образ коллективного врага империи, подчиненного и направленного в нужное русло, на роль которого как при Алексее I, так и при его внуке с успехом претендовали крестоносцы[55]. С нашей же точки зрения прав был Я. Н. Любарский, который отмечал стилистическое единство повествования Анны Комниной и подчеркивал авторскую неповторимость ее произведения в контексте развития византийской историографии. По мнению исследователя, в произведении Анны Комниной сочетаются как «либеральные тенденции», характерные для византийской литературы XI века – в частности, для «Хронографии» Михаила Пселла, – так и репрессивный дух своего времени, наиболее соответствующий литературным судьбам героев «Илиады»[56]. Можно утверждать, что Анна Комнина, продолжая традицию написания императорских биографий, восходящую к императору Константину VII Багрянородному (945–959), вместе с тем стала основоположником нового жанра императорских мемуаров, который будет активно развиваться в последующие два века в «автобиографии» императора Михаила VIII Палеолога (1259–1282) и в «истории» императора Иоанна VI Кантакузина (1347–1354).

«Алексиада» сохраняет свое значение основного источника как по истории правления императора Алексея I Комнина, так и по истории Первого крестового похода хотя бы потому, что сведения Анны Комниной в полной мере опровергают фантазии некоторых современных авторов, пытающихся снять с латинского Запада и переложить на Византийскую империю политическую и моральную ответственность за организацию Первого крестового похода. Среди подобных писателей наиболее известен в наши дни английский историк Питер Франкопан, претенциозная книга которого о Первом крестовом походе призвана «доказать», что у истоков этой беспрецедентной военной экспедиции западноевропейских рыцарей будто бы стоял не кто иной, как император Алексей I Комнин. Книга Питера Франкопана, несмотря на увесистый объем и большое количество интересных деталей, касающихся подготовки Первого крестового похода в Западной Европе, поражает вопиющими ошибками и нелепостями, очевидными для каждого, кто мало-мальски знаком с трудом Анны Комниной и другими византийскими источниками.

В частности, из книги Питера Франкопана читатель узнает о том, что в византийской армии в конце XI века, оказывается, преобладала пехота, а технический прогресс в области вооружения и доспехов на Западе привел к тому, что «рыцарь, передвигающийся верхом на тяжелом коне, стал мощной боевой единицей»[57]. Вероятно, автор книги либо не знает, либо игнорирует целый корпус византийских источников, описывающих эволюцию византийской армии, среди которых нужно упомянуть сочинения Прокопия Кесарийского, «Стратегикон» Псевдо-Маврикия, «Стратегикон» императора Никифора II Фоки, «Историю» Льва Диакона, «Советы и рассказы» Катакалона Кекавмена, эпос о Дигенисе Акрите, «Исторические записки» Никифора Вриенния и, конечно же, «Алексиаду» Анны Комниной. Из этих источников ясно следует, что тяжелая кавалерия – знаменитые византийские катафракты, являлись главным родом войск в императорской армии. Существовал этот род войск в армии Восточной Римской империи еще в позднеантичную эпоху. В правление императоров Никифора II Фоки (963–969) и Иоанна I Цимисхия (969–976) он был реорганизован, усилен и продолжал свое развитие в эпоху Комнинов в то время, как роль пехоты в византийской армии с X века постоянно снижалась по мере упадка и разложения стратиотского ополчения.