— Белоруссия.

— Им можно верить.

— Хлеб макать?

— Не стоит, водка — всегда водка. После этого сразу завершишь трапезу. Всех проводишь к выходу в обратном порядке, сам отключишься последним. Потом завернешь содержимое в бумагу, можно в газету, и мы выйдем во двор. Его нужно будет сжечь, предав богу огня, он в любом списке — последний. Если все будет сделано правильно, остатки трапезы сгорят полностью, до седого пепла.

Я стоял, смотрел, как огонь пожирает содержимое креманки, и удивлялся: пламя становилось то оранжевым, то синим, то, почему-то, временами проскакивал даже зеленый цвет. Афиноген, молча, стоял рядом, сложа руки на груди, Света — чуть позади. Когда последний язычок огня вспыхнул и погас, Афиноген пошевелил палочкой золу и удостоверился, что огонь сожрал все. Затем он поклонился тому, что осталось от костра, и промолвил каким-то не своим голосом: «Вот и все. Идемте домой». Мы поднялись наверх, и я заметил, что на улице опять стало светло, зашумели машины, зачирикали птицы и зашаркали ногами прохожие. Жизнь продолжалась.

Афиноген долго рассматривал из окна улицу, будто чего-то ждал, а потом сказал:

— Хорошо, с этикой поведения в духовном мире ты дальше разберешься сам, с жертвенной трапезой, я думаю, тоже. Здесь просто нужна практика. А завтра мы поговорим о фаритоне.

— О фари…

— О том камешке, который ты постоянно носишь в кармане. Длительный контакт с ним сначала обостряет духовное видение, и, в конце концов, ты сможешь обходиться без этого артефакта. Но, если продолжать носить его по привычке, то наступит привыкание, и уже не ты будешь его хозяином, но он — твоим, как алкоголик становится рабом бутылки. И это произойдет незаметно.

— Сколько времени у меня в запасе?

— Не знаю. Во всяком случае, до наступления привыкания проходит как минимум несколько месяцев, а то и несколько десятков месяцев — у кого как. Откуда он у тебя?

— Его сделал Витослав незадолго до всеобщего исхода. С его помощью я видел все.

— Он не предупредил тебя, что с помощью этого артефакта ты не только можешь перемещаться сам, но и перемещать других и разные предметы?

— Об этом я догадался.

— Ты кого-то уже перемещал?

— Да, Михалыча, соседа Витослава… Я его всего лишь на несколько метров… В квартиру Витослава и обратно… А потом карка из квартиры Боголепа в город…

— С карком — ладно, а вот, Михалыча — это ты зря, теперь он может тебя выследить! Фаритон оставляет следы.

— Не сможет, он совершенно постороннее лицо, он вообще ничего не понял.

— Тогда кто-то сможет через него. Сотри следы переноса!

— Я не умею.

— Дай-ка его сюда.

— Как он работает?

— Как и все магические предметы, а он из всех — самый простой, сканирует вероятности и выбирает ближайшую подходящую. То есть, с его помощью ты не сможешь переместиться, скажем, на Марс, потому что такой вероятности не существует вообще. Кроме того, фаритон работает только в физических мирах. Многие с его помощью пытались входить в сны, сказки, фантазии, мечты и прочие эфемерные пространства — и исчезали бесследно. Ты еще не пробовал разыскать с его помощью ушедших? И не пробуй. Для этого нужен другой артефакт.

— Какой?

— Кто же его знает?

— Может, такого не существует в природе?

— Сны и фантазии существуют? Свою энергию они имеют? Значит должно существовать нечто, умеющее этой энергией управлять, но из нее не состоящее. То есть, это — обязательно материальный предмет. Мой жезл такого тоже не умеет, хотя он, как в свое время чемоданчик Боголепа и жезл Ядринца, может откатывать время. Кстати, я был незадолго до тебя на Гее и пытался пройти к Парусу, но он меня не принял, деликатно развернув на сто восемьдесят градусов. Я уверен: он знал, с чем я хотел к нему пожаловать. Ладно, идем спать, завтра — еще один день занятий.

Но назавтра Афиноген сказался больным. Накануне мы со Светой положили его, улыбающегося и розовощекого, на складном диванчике в прихожей, постелив свежее белье. Но наутро он был бледен, а простынь под ним оказалась взмокшей — хоть выкручивай.

— Что с тобой?

— Неожиданная проблемка.

— Простуда? Грипп?

— Неважно. Это — следствие того, что я вчера что-то сделал не так.

— А что ты мог сделать не так, и как должно быть «так»?

— Скорее всего, сказал что-то лишнее… То, что вам знать пока не полагалось. Теперь лежу, перебираю в уме весь наш вчерашний разговор. Если найду причину, поправлюсь за несколько минут. Не найду — отболею на всю катушку.

Когда я заглянул к нему через час, то понял: он не нашел.

— Знаешь, я просмотрел весь вчерашний день… Все чисто. Здесь что-то другое… Возможно, это связано с работой. У нас в епархии есть такие умельцы — настоящие чернокнижники, хотя формально они служат иереями, протоиереями, иподиаконами и диаконами.

— Какое отношение они имеют к тебе?

— Самое непосредственное. Отчего люди становятся на путь духовного преступления? В основном, из зависти, жадности, неудовлетворенных амбиций. Меня любят и уважают мои прихожане, а для священника это едва ли не самое главное. Пастырь олицетворяет для них всю церковь, всю систему, всю веру.

— Что конкретно предпринимают чернокнижники?

— Мелкие пакости, иначе это не назовешь. В данном случае, я подозреваю, что кто-то поставил мне свечу за упокой.

— Чем это грозит?

— Рвется там, где тонко. Как видишь, у меня случилась сильная простуда, если бы я имел зубы с кариесом, меня могла бы сразить сильная зубная боль, при слабом сердце — сам понимаешь…

И нет никакой возможности защититься?

— В православной церкви экзорцизм не практикуется уже очень давно и совершается только с благословения епископа, ибо Лаодикийский собор 364 года постановил: «Не произведенным от епископов не должно заклинать ни в церквах, ни в домах…». А специальный чин отчитывания в требнике митрополита Петра Могилы семнадцатого века имеет католическое происхождение, и у нас практически не применяется.

Поэтому оставь меня пока одного, я попробую помочь себе сам, а если понадобишься, я позову. В евангелии от Матфея сказано о злых духах — энергетических воздействиях: «сей род изгоняется только молитвою и постом». Извини. Но по поводу фаритона мы поговорим обязательно, я не могу пустить этот вопрос на самотек. Магические предметы действуют по несколько иным, нежели физические, законам.

— Например?

— Они не всегда подчиняются законам гравитации, законам сохранения и превращения физической энергии и вещества, они могут накапливать и обрабатывать бездну информации в не цифровом, а аналоговом виде, и много чего еще. И пожалуйста, не беспокой меня до полудня, не завтракай обильно и спиртного не пей.

И я вернулся к жене, вкратце передал ей содержание разговора, мы обильно не ели, спиртного не пили, разговаривали вполголоса и всё прислушивались, не позовет ли нас Афиноген. Но за дверью было тихо.

— Ты можешь ему как-нибудь помочь? — спросила Света.

— Только одним: не мешать.

Около полудня дверь неожиданно отворилась, и Афиноген вошел в кухню. Он был еще бледнее, чем утром, но улыбался слабой улыбкой.

— Ты победил?

— Надеюсь, что да.

— Надеешься?

— Поначалу результат неявный — при неудаче первое время возможно небольшое облегчение, а при успехе — угнетенное состояние. Давайте завтракать!

За столом Афиноген понемногу оживился и разговорился, и мы поняли: странная болезнь миновала.

— Ну что, вернемся к фаритону? Во-первых, нужно научиться его включать и выключать.

— Витослав сказал, что это не нужно, что он неиссякаем, и достаточно просто поднести его к глазу.

— Он действительно неиссякаем, но во включенном состоянии он слушается любого, взявшего его в руки. Поэтому, когда он не нужен, его следует отключать, это своего рода техника безопасности. Вот, он включен. Рассмотри его хорошенько, покрути в руках, пощупай… Теперь я его выключаю. Разницу чувствуешь?