Меня разрывало от злости и ревности. Они там, на втором этаже, в одной спальне, в одной постели. Сидел внизу, в гостиной, и задыхался…Выскочил на улицу. Спустился к берегу пруда. Сел на лежак, попытался успокоиться. Только ни черта не выходило. Злость накрывала волнами, а взгляд сам по себе то и дело сканировал окно их спальни. В нем не было света… Воображение рисовало картины, от которых все нутро скручивало в узел.

Чувствовал себя идиотом. Но от мысли, что руки брата будут прикасаться к ее телу, крышу срывало. Ни черта не прав дед. Не смогу, не стану отступать. Только не в этот раз. Да и не пара они вовсе… Тата делает это назло мне. Или просто плывет по течению, позволяя Киру все глубже утягивать ее в омут отношений.

В последние дни я сам не свой. Внутри столько новых ощущений, давно забытых эмоций. Они делают меня уязвимым, и это дико пугает и злит. Я чувствую, что между нами с Татой что-то есть. То, что не дает мне думать ни о чем другом, то, что сводит с ума…

Откинулся на прохладную поверхность лежака, прикрыл глаза. Не знаю, сколько так лежал, слушая стрекотание сверчков. От воды подул прохладный ветер, но я даже не подумал возвращаться обратно. Там, в доме, мне дико душно от мыслей и гнева. Не знаю, сколько времени прошло, как вдруг услышал чьи-то тихие шаги. Мне и глаз не нужно было открывать, чтобы понять, кто это. Тата.

Шаги замирают. Воцаряется тишина. Меня раздирает от дикого любопытства, но я продолжаю делать вид, будто сплю. Над головой раздается ее тихий голос. Не могу разобрать слов, но, судя по интонации, Тата недовольно. Проворчав что-то, она вдруг уходит. Сбежала? Черт, это делает больно. Ее стойкое нежелание быть рядом. Но спустя пять минут я снова ее слышу. На этот раз она идет быстро. Приоткрыв глаза, наблюдаю из-под полуопущенных ресниц. Темнота помогает оставаться незамеченным.

Притянув ко мне второй лежак, устанавливает его рядом. Бросив в изголовье подушку, устраивается на него. Закрываю глаза, чувствую ее близость. На тело опускается теплое покрывало. Клянусь, еле сдержался, чтобы не расплыться в довольной улыбке. Она — рядом. Под одним одеялом со мной. Вдыхаю ее аромат, с упоением смакуя мысль, что из нас двоих она снова выбирает меня.

— Вот упертый… — раздаётся ее недовольное ворчание над ухом, а в следующий момент тонкие пальчики касаются моих волос. Лежу неподвижно. Не дышу даже, боясь спугнуть.

— Надо же было на таком холоде улечься… — цокнув, устраивается лицом ко мне. Черт, как же сложно… сдержаться, чтобы не сорваться и не наброситься на нее. Ее запах окутывает, дурманит.

— Упрямый баран ты, Богатов, — шепчет Тата. — Твои ресницы… Боже, такие красивые… — цокает недовольно. — Да весь ты непозволительно шикарен для мужика… но смотришь ведь так убийственно. Как зверь, готовый сожрать…И до чего же сложный ты. Ведешь себя так, будто тебе плевать, а в другой момент — будто я что-то значу… страшно рядом с тобой, но и без тебя уже пресно…

Замирает. Вокруг тишина. Тата смотрит на меня, осязаю ее взгляд даже так, с закрытыми глазами. Боюсь, что она услышит биение моего сердца. Больше она ничего не говорит. Засыпает, а я раз за разом прокручиваю в голове ее слова.

Распахнув глаза, смотрю на нее спящую. Маленькая, рыжая… с небрежным пучком на голове. Лежит щекой на сложенных ладошках. Тянусь к ней. Касаюсь кончиками пальцев, осторожно. Провожу по кромке губ. Морщится так смешно, пряча носик в ладонях. Пододвигается ко мне, упирается лбом в ключицу. Улыбаюсь, аккуратно поправляя одеяло.

— Маленькая моя головная боль… — шепчу, убирая пряди волос с лица. Черт… пальцы так и зудят от потребности прижать к себе, так, чтобы каждый сантиметр ее тела почувствовать. Но боюсь разбудить. Утыкаюсь носом в мягкость ее волос и, прикрыв глаза, засыпаю…

***

Почувствовал шебаршение. Открыл глаза, и потребовалось несколько секунд для осознания реальности. Первым, что увидел перед собой — ее широко распахнутые глаза, с удивлением смотрящие на меня.

— Черт, — выдает шокированное, окидывая нас взглядом.

— Нет, это всего лишь я, — улыбаюсь, умиляясь ее реакции. Только сейчас понимает, что в моих руках.

— Отпусти меня, — рычит. Приподняв голову, понимаю, что все-таки кое-что поменялось.

— Это вообще-то ты меня держишь, — усмехнувшись, указываю взглядом на ее ноги, закинутые на мои бедра, и руку, обвивающую мою талию. Отстраняется, нахмурившись. Усаживается на лежаке. Я тоже поднимаюсь.

— И вообще, — заявляю с донельзя серьезным видом. — Теперь ты, как честная девушка, обязана на мне жениться, — но, не удержавшись, начинаю улыбаться до боли в скулах. Так и распирает смех от ее надутого вида.

— Ты совсем спятил, — пытается казаться хмурой, но улыбка ее выдает.

Приблизившись, тянусь медленно рукой к лицу. Смахнув прядь, беру за подбородок. Замирает, кажется, даже не дышит.

— Ты так улыбаешься красиво, что все вокруг становится таким же, — произношу это, не сводя глаз с ее полуоткрытых губ.

— Не нужно, Лев… не делай этого… — качает головой, вырываясь из моей хватки.

Понимаю, что она снова пытается заговорить о брате и это злит меня.

— Между вами нет и доли того, что есть между нами, — Тата резко возвращает ко мне взгляд. Она понимает о чем я. Мы оба понимаем.

— Не совершай ненужных ошибок, Тата. Остановись… — не даю ей отстраниться, удерживаю.

— Отпусти… — шепчет, а сама ко мне подается.

— Ладно, все… прости, — отстраняюсь, пытаюсь улыбнуться. Не нужно давить. Могу спугнуть ее. Главное я получил — уверенность в том, что она тянется ко мне. Остальное будет, но все по порядку. — Мы друзья, договорились? — протягиваю ей руку. Смотрит на нее с опаской.

— Ты не будешь больше так делать? — хмурится, сложив на груди руки.

— Делать как? — непонимающе ухмыляюсь.

— Провоцировать меня и смущать, — надув губки, бурчит недовольно. Маленькая моя, рыжая бестия.

— Не буду, — не могу сдержать улыбки. — Я ведь зверь голодный, — возвращаю ее слова. В ее глазах вспыхивает испуг. Тата понимает, что я все слышал. Каждое слово из ее признаний. Потянувшись, беру ее за руку. Резко притянув, ловлю, заключая в объятия. Растерянная, замирает в моих руках, смотрит на мои губы. Подаюсь навстречу, наклонившись. Между нашими лицами всего пара миллиметров. — А ты — моя рыжая головная боль. Так что дружить с тобой будет безопасней для здоровья… — отстраняюсь. Смотрю с упоением на то, как меняется выражение ее лица. Теперь ее глаза пылают гневом. Сжав кулаки, смотрит на меня прищуренно.

— Я… мне… мне нужно в туалет… — пятится назад, оглядываясь по сторонам. — Очень срочно… и Кирилл… он… — подхватив одеяло, быстрым шагом направляется к дому, а я продолжаю стоять на месте и смотреть ей вслед.

Прикрываться братом уже не выходит… слишком много откровений было ночью…

Тата

Я чувствовала себя последней сукой. Сидела в салоне его машины и не могла поднять глаз на мужчину. Мне было дико стыдно, но в то же время я понимала, что не жалею ни о чем… Разве сердцу прикажешь? Разве можно заставить его страдать по тому, о ком оно молчит?

Весь прошлый вечер я не сводила глаз со Льва. Создавала видимость веселья, а сама втайне мечтала оказаться наедине с ним. Он, как магнит, манил мой взгляд. Красивый, задумчивый, такой отстраненный и близкий одновременно. Вроде бы с нами был этим вечером, но чествовалось, что мысли его далеко.

Близость и постоянное внимание Кирилла теперь раздражало. Его случайные касания моих рук и тела. Хотелось зарычать и уйти. Но я не могла так грубо поступить с ним. Я думала о том, что касания рук Льва ощущались совсем по-другому. Каждое из них — беглое, короткое, но они вдыхали жизнь в мой исстрадавшийся организм.

Устав вконец от противоречивых чувств и беспокойных мыслей, сообщила о желании отправиться в спальню. Хотела просто остаться одна. Но и тут Кирилл не дал мне покоя.

Как только мы зашли в комнату, я безапелляционно заявила, что буду спать на диване, оставив ему кровать. Приняв душ, улеглась под одеяло, сделав вид, будто засыпаю на ходу.