Жил был в одном селении богач по имени Азиз Миям, он купался в роскоши и утверждал, что нет ничего на свете такого, что он не смог бы приобрести за своё золото.

И как-то забрёл в это селение один бард. Много он скитался по свету, повидал он людей плохих и хороших, встречал горе и радость, нужду и богатство… но так как он был путешественником, то нигде подолгу не останавливался. Звали его Тарино, ходил он из города в город, путешествовал из села в село – такова была его судьба: странствовать.

Одна старая гадалка Кифа предсказала судьбу Тарино ещё его прабабке: «И родится у тебя правнук, и станет он путешествовать по свету и собирать сказки, легенды да сказания, и играть на лютне, да людей веселить и радовать, от бед отвлекать, здоровой жизни учить, помогать обиженным обрести справедливость, защищать слабых и воспевать женскую красоту и любовь».

Как сказала Кифа, так и свершилось.

Только много воды утекло с тех самых пор. Минул уже третий десяток барду, он же продолжал скитаться по своей судьбе.

Бывало, мать как его увидит, так и начнёт причитать: «Горе ты моё, женился бы уж наконец, да осел где-нибудь на одном месте, а я бы внукам радовалась, да нянчила, да играла бы с ними.»

Может из-за вечных придирок матери, а может виноват был ветер странствий, что так внезапно появлялся в его голове, но спустя несколько дней, Тарино начинал собираться в дорогу.

«Ну, куда ты опять?!» – кричала ему вослед мать, – «Вот, попомни моё слово: найдётся на тебя краса, как облюбует тебя, словно локон свой на пальчик ловко, играясь, навяжет, так и тебя к себе привяжет. И тут уж никуда не деться тебе будет! Вот тогда встретимся и поговорим.»

Но Тарино не слышал её слова, он уже всходил на соседний холм. По сторонам дороги бежали волны пшеницы да ржи, хочешь в карман клади, хочешь в жгуты вяжи. Только сбылись слова его матери точь-в-точь, как она сказала.

На одной городской площади посреди людской толпы в праздник Полесья встретил он нежный взгляд двух карих глаз. Она стояла у лавки торговца тканями и маленькой своей ручкой, тонкими перстами перебирала шелка, парчу да атлас.

– А это откуда? И по чём продаешь? – время от времени интересовалась она у торговца.

Торговец, подбоченясь, не стесняясь нимало, разглядывал красавицу:

– Для тебя, золотце моё, за поцелуй отдам. А это парча королевская, она, пожалуй, пяти поцелуев твоих стоить будет.

На что девушка весело и звонко рассмеялась и ответила:

– До чего забавный вы народ, мужчины! Один мой поцелуй стоит целого сердца и единственной любви, а ты мне за него ткани предлагаешь…

Здесь и поравнялся Тарино с красавицей, здесь и сплелись их взгляды в первый раз.

– Ну а если тебе и предложит кто сердце своё? Неужто не испугаешься? – спросил он у красавицы.

Она посмотрела пристально ему в глаза, потом нежно опустила ресницы и лукаво улыбнулась:

– Разве что и он мне по сердцу придётся, – тихо молвила она, смущенно накручивая тугой локон иссиня-чёрных длинных волос на свой тонкий указательный пальчик.

– Меня зовут Тарино, я – странствующий бард!

– Тарино, – тихо и нежно повторила она, и бард почувствовал, как у него в груди начал распускаться цветок шиповника, нежно розовый и такой благоухающий, но немного колючий.

– А как твоё имя, прекрасная? – улыбнулся бард, – Или мне так и звать тебя: Прекрасная!

– Приходи сегодня вечером на праздник у городских ворот, будет много народу, ты сможешь спеть им, бард, про свои дальние и дивные странствия, – сказала она, набросила на свои роскошные волосы пёстрый шёлковый платок и устремилась прочь.

– Подожди, как же я узнаю твоё имя?

– Вечером на площади скажу, – крикнула она, убегая.

Тарино хотел было догнать её и остановить, но какой-то торговец на телеге, груженной жёлтой репой, преградил ему дорогу.

– Ну что ты за репа такая, – возмутился Тарино, – а ну проезжай поскорее!

Но когда «репник» наконец проехал, то красавицы уже и след простыл, и даже нежный её аромат в воздухе растворился.

Тарино с досадой опустил руки и пошёл было назад, потом остановился возле лавки торговца тканями, тот посмотрел на обветшалый и потрёпанный костюм барда и усмехнулся:

– Неужели в этом ты на городской праздник явишься? Ты же всех там перепугаешь, ну или насмешишь.

– И что ты посоветуешь? – обескураженно и как-то грустно спросил Тарино.

– Есть у меня костюмчик, мне его один барчонок в шахматы проиграл. Как раз твой размер будет, – усмехнулся торговец.

– Как тебя звать? – спросил у него Тарино.

– Азмат, – торговец приподнял шторку, и Тарино, пригнувшись, вступил в шатёр роскошных тканей.

Азмат открыл большой сундук и начал с увлечением в нём рыться, пока Тарино, широко раскрыв глаза, разглядывал его товары, аккуратно разложенные по полочкам ткани: добротное сукно для мужских костюмов, дорогую парчу для свадебных нарядов, да тонкие шелка, да платки самых разных расцветок и узоров.

– Мне бы ещё что-нибудь в подарок купить, – осторожно начал он.

Для кого? – поинтересовался Азмат, не отрываясь от своего занятия, он продолжал что-то искать в большом сундуке.

– Для…– немного помялся Тарино, – для девушки! – признался он.

– Возьми платочек красивый, – предложил Азмат.

– А какой? – Тарино недоверчиво покосился на гору платков самых разных тканей и расцветок.

– Возьми под цвет её глаз, – посоветовал торговец.

– Её глаза рыжие и карие одновременно, я увидел в них пламя и землю, лесной орешник и каштан, какао и корицу, спелый янтарь и агат.

Азмат удивлённый оторвался от своего занятия, почесал всей пятернёй в голове и подытожил:

– Ну, тогда бери розовый, вон тот, что с цветами.

– Какой? – растерянно развёл руками Тарино, – Их здесь много…

– Ну что ты заладил, – возмутился Азмат, он подошёл и ловким движением фокусника вытащил из большой стопки платков один розовый с цветами шиповника, – вот этот подойдёт.

– Беру! – выдохнул Тарино.

– А, вон он где, – торговец вытащил какой-то свёрток: в простую серую холщовую ткань было что-то аккуратно завёрнуто и столь же деликатно перевязано бечёвкой. Азмат начал её осторожно развязывать, потом взял свёрток за один конец и как следует его встряхнул.

– Апч-хи, – чихнул бард, – пыльный, однако, костюмчик! – заметил он.

– Зато дешёвый, почти даром отдам, – ответил Азмат.

Тарино протянул руку к костюму и стал его разглядывать: немного потёртый от времени по краям рукавов, на воротнике и на локтях, облезлые пуговицы.

– Что это за лоскутья такие? – возмутился Тарино, – Пожалуй, что мой дорожный костюм и то поновее будет.

– Да ты приглядись хорошенько, тут ведь ткань дорогая, бархатная!

– Да ткань твоя съедена червяками времени!

– Как съедена? Слышь, обижаешь… Хороший костюмчик, немного потёртый, но это ничего, зато на тебе будет выглядеть шикарно. Ты бы лучше примерил, – и Азмат вежливо стал подталкивать Тарино к занавеске, за которой располагалась примерочная комната.

– Ладно, давай примерю твой пыльник, – согласился сам не зная уже отчего Тарино.

– И правильно, примерь; не костюм красит человека, а человек на которого он надет.

Тарино зашёл за занавеску, чтобы переодеться, несколько раз ему пришлось громко чихнуть, пока он встряхивал и надевал этот костюм. Он застегнулся на все пуговицы, завязал все шнурочки, отвернул манжеты на рукавах и глянул на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрел немного взъерошенный мужчина с голубыми глазами в отменном новом, блестящем, словно только с иголочки сшитом бархатном костюме цвета бордо с черными атласными расшитыми манжетами и блестящими новенькими золотыми пуговицами.

«Как так?!» – подивился про себя Тарино, и крикнул, – Азмат, у тебя что-то с зеркалом?

– Что у меня с зеркалом? – удивился тот, – У меня все зеркала хорошие.