– А что именно кричал, я не расслышал? «Полиция» или «Поллюция»? И вообще, как ты этот ПМ туда запихивал? Стволом вперёд или рукояткой? – поддакнул я.

– Да тьфу на вас! – возмутился ментёнок. – Пушку мне в отделе, к спине, специальным скотчем примотали. Телесного цвета. И пять раз напомнили, чтобы спиной ни к кому не поворачивался. Особенно к мужикам.

– Да ладно, ладно. Шуткуем мы. А дальше-то что? Как же твой фокусник ушёл, вместе с помощником? Там же все окружено было?

– А вот так и ушёл. Двое парней кинулись было «демона» вязать, только тот шустрым оказался, обошел их и на выход. Оттуда спецназ повалил, но он и их прошёл. По рапортам выходит, будто взлетел в воздух и скрылся в проходе. Я в этот момент за магом следил, а тот в это время взорвал что-то вроде светошумовой гранаты. Пока мы глазами хлопали, он и исчез. Кинулись за ним, а его и след простыл. А потом вдруг пожар начался, паника и бардак…

– И что, внешнее оцепление тоже ушами прохлопало?

– Не совсем. Там веселее было. Трое патрульных доложили, что из двери выскочила гигантская тень, метра три ростом. Они пытались её задержать, но та превратилась в гигантского паука и напала на них.

– Покусала?

– Нет, но свалила с ног, отобрала автоматы, разобрала и разбросала в стороны. А потом перескочила забор высотой два с половиной метра и скрылась из виду. Больше никто ничего не видел. Затем примчались пожарные, погасили костёр этажом ниже. Похоже, там какие-то бомжи сидели. А как шум начался, удрали. А костерок не потушили. Вот и полыхнуло.

– Да, повеселились вы ночью. Ну ладно, иди отдыхай. Мы по смене передадим: если кто увидит паука высотой три с половиной метра, сразу тебе позвонят.

И мы с Колей многозначительно переглянулись. А племяш, ментовской наружности, пошёл домой, отсыпаться.

– Эй, Маугли, просыпайся. Шпрехен зи инглиш? Вставай, пойдём расскажешь, как дошла до жизни такой. Ишь, тощая какая интуристка. Садись, покушай вот. Картошка вареная, хлеб с салом, лучок зеленый. Извиняй, бананов нету. А мы пока подумаем, что с тобой делать.

Да, вчерашний Маугли оказался бабой. Точнее, девкой. Черной, как головешка. Не в смысле грязной, а черно… хм, черномазой. Хотя жопа у нее тоже черная, я посмотрел. А вместо прически короткий ежик, милиметровой длины, отливающий светлым. Как будто под машинку стригли.

После того, как она поднялась из-за моего Москвича, мы минут пять ее рассматривали. А она, бедная, еле стоит. Шатается вся, дрожит, и смотрит так растерянно и непонимающе. Обколотая, что ли?

Пока Колин ментёнок рассказывал нам свою историю, она спокойно спала, укрытая с головой, на лавке у него за спиной. То же мне, опер! Ничего у себя за спиной не замечает. А прочем, если и не спала, видно было, что она ни слова не понимает из наших разговоров.

Она недоуменно подняла голову и села на лавке, кутаясь в ватник. Да, в глазах полное непонимание. Но выглядит, конечно, офигительно. Как та черная супермодель на фотках. Наоми которая. Стерва, говорят, редкая, но красивая.

Из одежды на ней… считай, что ничего. Какой-то обтягивающий то ли топик, то ли комбезик. Шортики, переходящие в верх, чтобы только сиськи прикрыть. Сиськи… ну, модельного типа. Не пятый и даже не третий, но и не «доска два соска». Уверенная «двоечка». И рост модельный, за метр восемьдесят, а то и под метр девяносто. Ну да, туда же только таких отбирают.

Вчера мы с Колей переглянулись, и он поманил это чудо за собой. Да и я отступил в сторону, жестами указывая дорогу. Еле доковыляла, бедолага, до нашей дежурки. Там у нас в углу топчанчик, на котором кемарим время от времени. Ну, один на раскладушке, второй на топчанчике. Если начальства нет.

Постелили на него какое-то старое одеяльце, а я протянул этой модельной афро-негритоске какие-то относительно чистые ватные штаны и фуфайку пятьдесят последнего размера. По длине-то нормально, а плечи до локтей свисают. Но это не важно, лишь бы тепло было. Хотя даже это рванье на ней смотрелось неплохо. Что значит, профессионал!

Кое-как, жестами, показали, что сейчас нужно лечь поспать и отдохнуть. Мол, утром поговорим. Наша Маугли настороженно посмотрела на нас, затем улеглась и свернулась калачиком. А мы ее еще сверху одним одеялом накрыли. Намерзлась, небось, на улице ночью! Тут ей не Африка. Да еще и устала, наверное. И главное, непонятно, откуда ей здесь взяться?

Хотя город у нас студенческий. Всякой твари по паре найти можно. Вот и она, наверное, шла в общагу и заблудилась. Или в ночном клубе перебрала, хотя перегара от нее не чувствуется. В общем, решили, что разберемся утром.

А как пошло дело к сдаче дежурства, решили спящую красавицу растолкать и усадить за стол завтракать, чем Бог послал.

– Ты говорить-то умеешь, Маугли? Спик Инглиш? Шпрехен дойч? Парле ву франсе? Вот блин, Коля, ты суахили знаешь? Или арабский? Чёрт его знает, откуда к нам этакое чудо занесло!

– Англик, – вдруг произнесло чудо, несмело присаживаясь на табурет и кутаясь в широкую, не по размеру, фуфайку. – Ме парль англик а пти.

– О, говорящая! – рассмеялся Коля. – Вот теперь дело пойдёт! Только понять бы, на краковском это.

– Похоже на дикую смесь английского с французским. Я где-то читал, что в колониях возникали такие языки, креольские называются. В Африке или на островах. Она говорит, что немного шпрехает на английском.

– На английском не «шпрехают», а « спикают», – авторитетно заявил Николай.

– Да хоть «ботает» пусть на этой фене, лишь бы понимала, – отмахнулся я. – А ты кушай, не стесняйся. Вот это картошка, в мундире. Можно не чистить. Вот это бутерброд, хлеб и сало. Это лучок, зелёный. Его лучше в соль макать. Как и картошку.

Приговаривая все это, я наглядно показывал перепуганной, разглядывающей окружающее диким взглядом интуристке, как нужно употреблять те или иные продукты. Она несмело взяла в руку картофелину и осторожно надкусила. Пожевала, прислушиваясь к ощущениям, и вгрызлась в корнеплод.

– Вот и умница! – похвалил я. – Огурчик вот бери. Сразу видно, голодом морили человека! Давай я тебе ещё лимонада налью.

– А может, лучше водочки? – вкрадчиво спросил Николай, поболтав остатками на дне бутылки из-под самогона.

– Водка? Славян?

– Точно! – развеселился Коля. – Главный славянский напиток, водка! Ну, давай, за встречу!

И разлил остаток по одноразовым стаканчикам. Получилось каждому грамм по двадцать, чисто символически, только глаза закапать. Мы подняли ёмкости, ритуально сдвинули и опрокинули внутрь. Найденыш-Маугли чуть задержалась, принюхиваясь, а потом довольно бодро поглотила свою порцию. И профессионально занюхала тыльной стороной ладони.

– Ты гляди, умеет! – восхитился Коля. – А теперь запей и закуси салом. Хорошее сало, не магазинное. Сеструха из деревни прислала.

Между тем наша потеряшка распробовала сало. И на её лице блуждала блаженная пьяненькая улыбка. Это с двадцати-то грамм? Хотя непонятно, сколько и где её до этого держали. А может, и наркотой какой напичкали.

– Ну ладно, а зовут-то тебя как? – Продолжал расспрашивать я. – Нейм твой какой? Понимаешь? Я Маркович, он Коля, а твой нейм как? Как звать-то тебя? Имя, сестра, имя?

– Мой имя? – переспросила она, пытаясь связать мои слова с жестикуляцией. – Мой называться Аунали!

– Красивое имя, – согласился я. И только потом до меня дошло.

– Что? Ты что, и по-русски понимаешь?

– Англик ту пти. Славик уметь мало! – гордо приговорила Аунали. – Уметь буквы!

Она уверенно отодвинула пару картофелин и посмотрела на заголовок бесплатки, что раздают у метро, с рекламой какого-то очередного кандидата горсовета. И вдруг начала как-то боком сползать с табуретки.

Коля успел подхватить падающее тело под мышки, а потом мы вдвоём перетащили вырубившуюся интуристку на топчан. И укрыли длинные, стройные, смуглые ноги старым выцветшим одеялом.