* * *

Третий пациент. Этого молодого парня к нам привезли полицейские. Без документов и в беспомощном состоянии он был подобран ночью на одной из железнодорожных станций в Польше. Так как говорил он на чистом классическом немецком, то его привезли к нам.

Он не называл своего имени и в истории болезни был вписан как Alias – некто, неизвестный. Видно было, что еще недавно он жил в хороших условиях, был ухожен и упитан. Все время испуганно молчал, а однажды в моем кабинете вдруг начал рассказывать о пытках в концлагерях. Называл себя доктором Менгелем и с такими подробностями все описывал, что у меня мурашки по телу пошли.

Мы объявили его в центральный розыск по всей стране. Через месяц выяснилось, что он сбежал из психиатрического отделения, как-то за несколько дней пересек всю Германию и добрался до Польши. Мы связались с его семьей, и отец уже выехал за ним. Уже зная имя юноши, мы ничего ему не говорили, потому что неизвестно было, как он на это отреагирует.

Разрешилось все очень неожиданно. У нас в отделении был еще один пациент. Он отличался тем, что когда нарастало его напряжение, притаивался в углу, как в засаде, и бросался на проходящих пациентов. Задача персонала – вовремя заметить это и предупредить инцидент дополнительной инъекцией. На какое-то время больной успокаивался.

А в этот раз его «прозевали». Услышав из своей комнаты крики о помощи, я выскочил в коридор и увидел, как он напал на нашего «инопланетянина» и фигурально его душит! С трудом разняв их, я завел испуганного парня в кабинет, и тот начал просить нас защитить его от страшного пациента. Потом сразу назвал свое имя и откуда он. Но мы это уже и без него знали. На следующий день приехал отец и забрал его домой.

* * *

С этим пациентом я встретился в Голландии. Простой парень, он ничего в жизни не умел, кроме как ловить рыбу. Был он рыбак в третьем поколении. Несколько один за другим случившихся психозов, связанных с чрезмерным употреблением алкоголя и марихуаны, перешли в шизофрению. Когда он сам понимал, что с ним что-то не так, он начинал принимать медикаменты. Через два-три месяца, когда симптомы переходили в ремиссию, прекращал лечение. И так по кругу.

Работать и общаться с ним было одно удовольствие, но речь пойдет не об этом, а о его удивительном увлечении. Он разводил креветок! В его квартире с двумя спальнями на первом этаже стояло двадцать баков с водой, в которых и жили креветки. Их у него было, по его подсчетам, шестнадцать тысяч, и я ему верил. Он выращивал их, последовательно пересаживая подрастающих особей в другие баки.

Он мог долго и увлеченно рассказывать, как он будет продавать их в рестораны, как все будут ему за это благодарны, и сколько он на этом заработает. Иногда он их ел, готовя по каким-то своим особым рецептам. Но у него даже компьютера не было и, естественно, никакого бизнес-плана – тоже. Отсутствие компьютера он объяснял тем, что конкуренты могут его взломать и выведать все его секреты, поэтому всю информацию он держит в голове. Наша задача была – регулярно навещать его и держать руку на пульсе.

А закончилось все очень неожиданно. В конце года он, к своему удивлению, получил счет за воду и электричество – где-то в районе пяти тысяч евро! Проблему он решил радикально: однажды ночью выпустил всех креветок в ближайший пруд, оставив себе штук двести самых любимых. Платить по счету он не собирался, да ему и нечем было. Он был просто уверен, что ему удастся убедить судью и все сопутствующие инстанции, что счетчики воды и электричества что-то напутали, так как его креветки физически не могли столько израсходовать. Доказательство тому – два маленьких аквариума, сиротливо стоящих в углу. А нам что? Лишь бы пациент был спокоен и доволен. Продолжаем мониторить.

Оно все-таки ушло, лето. Да что там ушло, оно в этом году и не приходило вовсе. На улице моросит скучный серенький дождик, третий день дует ветер. В такие дни я жалею, что не курю. Стояла бы у раскрытого окна, бормотала про «непогоду, осень, куришь»1, глядишь, манерность ситуации компенсировала бы плохое настроение и горечь утраты.

Детская комната пуста, сын свалил в Испанию искать смысл жизни. Вернется, скорее всего, не скоро, если вообще вернется. Оно и правильно, взрослые дети должны жить отдельно. Я тоже так хочу, смысл жизни искать, и желательно где-нибудь там, где лето. Только я уже давно поняла, что это – занятие бессмысленное, хотя и интересное. Поэтому я здесь, в Голландии, просто стою и смотрю на экс-детскую комнату с желанием переделать ее в гостевую.

Ремонт, что ли, сделать? И будет все хорошо. Arbeit macht gesund. Так говорил мой немецкий домашний врач, когда я приходила к нему за больничным. Мне всегда хотелось добавить: «…und frei». Первая фраза переводится «работа делает здоровым», надпись «Arbeit macht frei» висела на воротах немецких концлагерей.

Прошествовавший по коридору младший сын бросил в мою сторону что-то насмешливо сочувствующее по поводу empty nest syndrome2. Ни фига подобного, нет у меня никакого синдрома! Просто цвет у комнаты какой-то поносный… Противный и нерадостный. И вообще, чего-то новенького хочется.

Вспоминаю, как лет десять назад, когда мне захотелось чего-то новенького, мы чуть не уехали в Австралию. Поэтому сейчас, когда я захотела переделать комнату, потому что мне опять чего-то новенького захотелось, муж вздрогнул и быстренько сказал: «Хочешь переделать, валяй, если тебя это развлечет. Забавляйся, пожалуйста, я не возражаю». И даже не мешал мне выбирать обои.

Стены в комнате должны быть серые, как дождь. И пустить желтый декор… Вазу поставить желтую, или еще что-нибудь. А для яркости картину нарисовать, абстрактную, только я рисовать не умею. «Шура, скажите мне, как художник художнику…»

Измерила стены, прикинула, что рулонов нужно приблизительно семь и один запасной, на всякий случай. Маловато что-то… Разрезала рулоны на куски, из каждого получилось по три полоски и много остатков. У меня большой опыт по части обоев. Как это ни парадоксально звучит, это потому, что я была единственным и избалованным ребенком в семье. Когда моя бабушка строила дом, я дико хотела во всем участвовать, но меня к процессу и близко не подпускали. Даже рамы на окнах покрасить не давали! Поэтому, когда мы купили свой дом в Голландии, я дорвалась до него, как дурак до фантиков.

Сначала ободрала все обои на втором этаже, потому что они были колючими. Как мелкая терка для морковки, коснешься рукой нечаянно – до крови свезешь! В Голландии очень популярно клеить такие обои, вероятно для того, чтобы их не лапали лишний раз, и чтобы пятен не было. Содрала я их к чертовой матери и наклеила новые. А потом опять содрала, потому что клеила в первый раз и получилось плохо.

А в этот раз смешно вышло. Поклеила всю комнату, а остатки обоев еще неделю в углу валялись. Сразу лень было вынести, а потом забывала. Наконец, выбросила, зашла в комнату и увидела, что часть стены над дверным проемом со старыми обоями осталась. Теперь у меня в комнате все стены светло-серого цвета, а над дверью – светло-коричневого, который нерадостным мне казался. Доклеивать нечем, я в магазине последнее забрала. Так и оставила пока. Получилось даже символично, как будто одной ногой старший сын еще здесь. Переклею через год, когда уйдет младший.

В Голландии осени нет. И зимы нет, и весны тоже. Лето есть иногда. Оно или как осень, или жарко и душно, как в тропиках в сезон дождей. Понятно, что как календарное время года осень здесь присутствует. Я просто никак не привыкну к тому, что листва очень долго зеленая. Она просто не успевает пожелтеть при такой влажности. Вот как это бывает у нас: сначала лист зеленый до середины октября, потом сразу сохнет до коричневого и, минуя желтую фазу, падает в канал. Но не тонет, а копится мокрыми комочками на зеленой глади ряски.