– Не дури, Соня. Ты подвергаешь опасности себя и ребёнка.

– Я не спрашиваю у вас ни фамилии, ни адреса усыновителей. Я не прошу невозможного. Я просто передам Никиту из рук в руки. Я многого прошу? – она заплакала. Старшая сестра вышла и вернулась через минуту с мужчиной и женщиной. Соня слезла с подоконника, подошла к женщине, нежно поцеловала спящего брата в лобик и передала его женщине. – Берегите моего брата. Любите Никиту как своего, – говорила она сквозь слёзы.

– Ты назвала его Никитой?

– Мама так его называла, но так и не увидела. Прощайте, – она выбежала на улицу и остановилась только у проезжей части, вспомнив, что дома её ждёт бабушка. Она опустила голову, вытерла слёзы и тихо пошла по направлению к дому.

– Бабушка, Никиту забрали. Я сама передала его женщине, которая будет ему мамой, а мы с тобой его уже не увидим, – Соня горько заплакала, упав на диван.

– Сонюшка, девочка моя, не рви себе сердце. Всё тайное становится явным. Если судьба вам быть вместе, вы встретитесь.

– Когда, бабушка? Через десять, двадцать лет. А если он будет считать нас предателями? Мы предали и маму, и его.

– Это не предательство, Соня. Это наша беспомощность перед бюрократией чиновников. Ты не в силах что-то исправить, и уж тем более не виновата в том, что произошло.

– А кто виноват?

– Люди. Для некоторых закон – это оправдание, у них нет человеческих чувств. Они обещают, лгут в глаза, а делают как проще и лучше для себя. Возраст мой и твой играет в этом случае последнюю роль. Мне всего пятьдесят пять, жилплощадь у нас есть, а три пенсии нам бы хватило. Но у них нашлись усыновители. Быстро это не делается, а значит, был договор заранее, и Никита попал под раздачу, – бабушка гладила Соню по голове, а у самой на глаза наворачивались слёзы. – Возьми себя в руки и начинай ходить в школу. Учебный год начался неделю назад. Думаешь, мне легко? Оленьке всего тридцать четыре года было. Ей бы жить, тебя воспитывать, меня в старости поддержать. Большей боли, чем хоронить своего ребёнка, нет. Проще самой умереть. Только жить мне нужно. Как я тебя одну оставлю на этом свете.

– Прости меня, бабуля, – Соня вытерла слёзы со щёк бабушки. – Я пойду в понедельник в школу и никогда не доставлю тебе хлопот. Мы будем с тобой жить друг для друга.

Пропустив неделю занятий, Соня пришла в класс, не думая, что там всё так изменилось. К ней сразу прицепилось прозвище Сиротка. Первое время она реагировала на обидчиков, не понимая, за что они с ней так, и даже дралась. Её вызывали к директору, хотя она не была инициатором конфликта, и даже отправили к психологу. Молодой преподаватель посоветовала не реагировать на разговоры и провокации.

– Соня, пожалуйста, держи себя в руках. Даже если ты будешь трижды права, обвинят тебя, а не Марину. Выслушивать и терпеть оскорбления нельзя, но если твоя борьба приведёт тебя к нервному срыву, они обеспечат тебе место в лечебнице, а это клеймо на всю жизнь. И не потому, что ты буйная, а чтобы доказать, что они сильнее и могут всё. Прошу тебя, держись от них подальше, не отвечай на провокацию. В конце концов, им это надоест.

– Вы их тоже боитесь?

– Боюсь, Соня. Боюсь лишиться работы, с которой сейчас не так просто, поэтому и терплю нападки недорослей. Любой нормальный подросток, зная твою ситуацию, как-то поддержал, помог. А у тебя в классе за одной паршивой овцой идёт вся отара. Она их купила, как массовку в театре, а они наивно полагают, что это дружба.

– Тамара Сергеевна, я не понимаю, почему это происходит? Я дружила с классом четыре года. У нас были ровные отношения. Куда всё делось?

– Может дело в зависти? Ты хорошо учишься, прирожденный лидер, общительная, красавицей становишься. Видимо, кто-то побоялся твоего первенства, позавидовал и решил уронить твою репутации в глазах класса, начать войну за внимание. Кому-то трагедия в твоей семье облегчила задачу.

– Больше не будет истерик. Я обещаю.

Соня перестала реагировать на глупые шутки, насмешки и тогда Марина её подкараулила в туалете.

– Ты Ларина совсем страх потеряла? Ведёшь себя так, словно я говорю не с тобой, а со стеной, – она замахнулась на Соню.

– Тебя что от меня нужно? Что ты ко мне прицепилась, шлюха малолетняя? – Соня держала перехваченную руку, выворачивая слегка мизинец. Марина присела от боли. – Или ты оставляешь раз и навсегда меня в покое, или я окунаю прямо сейчас тебя головой в унитаз и приглашаю твоих подружек, которые стоят за дверью, на это посмотреть.

– Пусти, мне больно. Больше не буду.

– Не сдержишь слово, пеняй на себя. Мне бояться и терять уже нечего, – она отпустила руку и вышла.

После этого случая Марина о ней забыла, а Соня «забыла» весь класс, кроме Наташи Голубевой. Они жили в соседних домах и дружили не первый год. Правда прежней дружбы уже как бы и не было. После лицея Соня всегда спешила домой, ссылаясь на разные дела. Она тосковала по маме и винила себя за брата. Наотрез отказывалась идти в музыкальную и художественную школу.

– Бабушка, давай поговорим серьёзно. Ты хочешь, чтобы я окончила среднюю школу?

– Очень хочу.

– Тогда пожалей меня и не заставляй заниматься тем, что мне не нравится. Я никогда не стану музыкантом или художником, даже если буду заниматься по двадцать часов в сутки. Не моё это. Я перепрыгнула из третьего класса в пятый и учусь хорошо, а туда хожу по принуждению. Да, я люблю рисовать, и я буду это делать, но тогда, когда мне этого захочется. Я могу на слух играть любую мелодию и не важно, что сфальшивлю, важно, что я буду играть для настроения. А фортепиано мы можем продать, У нас появятся деньги и исчезнет пылесборник. Что скажешь?

– И кем же ты хочешь быть, Соня?

– Получу аттестат, подам документы в вуз на архитектурный факультет.

– Хочешь быть как мама?

– Мама строила, а я буду «придумывать», чтобы потом строили.

– Настаивать не буду. Мама бы тебя поддержала.

Прошёл год. Соня старалась в лицее быть незаметной, но всегда готовой к занятиям. Стала чуть живее, но только на даче или дома в обществе бабушки и Наташи. Бабушка шила на дому. Она бралась за любую работу, кроме пошива верхней одежды, хотя Соня ходила весну и осень в стёганой яркой куртке с эмблемами, пошитой бабушкой. Если заказы были срочные, внучка брала все работы по дому на себя. Получая две пенсии, жили нормально, не хуже других. Летом в выходной день, Соня шла в городской парк и рисовала карандашом портреты отдыхающих. Желающие купить свой портрет находились всегда. У неё было даже своё место в парке.

Сдав в две тысячи третьем году ЕГЭ, Соня на выпускной вечер пошла исключительно ради бабушки. Её хотелось увидеть, как внучке вручат аттестат. Правда, вернулись они домой вдвоём.

– Соня, я слышала ребята идут в поход. Почему ты не хочешь с ними? Поезжай, здесь недалеко, отдохнёте на природе все вместе. Кто знает, когда встретитесь и увидитесь. Поезжай с Наташей.

Отношения с одноклассниками в конце одиннадцатого класса стали нейтральными, потом экзамены, выпускной, на котором она выглядела не хуже других, как-то успокоил Соню, и она решила не перечить бабушке. Всегда можно вернуться, если не понравится. От города всего десять километров. Из двух выпускных классов было пятнадцать человек и двое взрослых – чей-то отец и преподаватель физкультуры. Среди выпускников были несовершеннолетние, и автобус без сопровождающих не давали.

Водитель высадил их на поляне небольшого лесного массива, проехав по лесной дороге, где с одной стороны был лес, а с другой, на месте старого карьера, образовалось небольшое озеро. Вид был чудесный. Лес, поляна, озеро. Озеро было с трёх сторон с пологим берегом, и только высокая насыпь с одной стороны, напоминала о его происхождении. Земля превратилась со временем в камень, и напоминала небольшую гору заросшую мелким кустарником. Поставив палатки, начали с водных процедур и игры в пляжный волейбол. Ближе к обеду соорудили скатерть самобранку, а ужин собирались приготовить на костре. Сборщики хвороста спустя время возвращались чуть навеселе. Потом в ход пошло баночное пиво и компания разделилась. Соня от напитка отказалась, чем вызвала иронию и насмешки.