— Чего тебе? — бросаю в трубку, пока спускаюсь по лестнице.

— Ты где?

— Что значит где? Дела у меня, ты че мамочка.

— Ты придурок, мы через сорок минут должны быть в театре, через час спектакль начинается, «Гранатовый браслет», епт.

Ох ты ж. Я и забыл совсем об этом светском рауте. На кой черт мне театр сдался? Мне не сдался, зато Александровне сдался. Она нас к высокому приобщать решила.

На самом деле это было так: вы все равно читаете в сокращении, и ваша любовь к литературе меня огорчается, так что хоть в театре посмотрите то, что должны были читать.

— Я скоро буду.

Раньше у меня было только два случая, когда я надевал костюм, не считая тех светских вечеров, что устраивали мои предки или куда они были приглашены, потому что туда я не хожу.

А вот теперь у меня третий случай в году — поход в театр. Честное слово, не помню, когда в последний раз в театре был. Но не отказывать же Александровне. В общем, когда мы подходим к месту сбора с одноклассниками — в большом холе театра — все ждут только нас. Все при параде. Парни в костюмах, девки в платьях. А я… я вижу только ее, свою Александровну. Она стоит безумно красивая, нереально просто. В черном, обтягивающем тонкую фигурку, платье чуть выше колен. На маленьких аккуратных ножках такие же черные сапожки, на высоком каблуке. Волосы завитые, уложенные в прическу. Я взгляда от нее оторвать не могу просто, стою и пялюсь как баран на новые ворота.

— Опаздываете, — обращается она к нам с Белым.

— Извините, Ксения Александровна, — говорит за обоих Белый, потому что ко мне дар речи никак не хочет возвращаться.

Она кивает и так мило краснеет под моим пристальным взглядом.

— Чудесно выглядите, — произношу хрипло, и Александровна краснеет еще больше.

— Спасибо, — отвечает она неуверенно, — пойдемте, скоро уже начало.

Наверное, я действительно скот, ведь я обещал держаться от нее подальше и не создавать проблем, но не могу. Хотя бы сегодня я хочу быть к ней максимально близко. И поэтому делаю все, чтобы занять место рядом с ней. Делать в общем-то ничего не приходится, мои одноклассники ребята умные, быстро соображают, что к чему и вот я уже сижу по левую руку от Александровны.

Мне ровным счетом по боку, что происходит на сцене, весь спектакль я смотрю на нее, на свою Александровну. Даже в приглушенном свете мне удается рассмотреть каждую черточку ее лица, каждую родинку, каждую небольшую морщинку под глазами.

Я реально счастлив. Она на меня не смотрит да, хоть и чувствует на себе мой взгляд, а я все равно счастлив.

После спектакля у меня назревает план. Наши постепенно прощаются, и расходятся, Белый свалил еще посреди спектакля, сорвался на звонок отца, а я остаюсь в гардеробной вместе с Александровной.

— Давайте я вас домой провожу, темнеет уже, — предлагаю ей. Не хочу с ней расставаться, потому что завтра начнутся серые будни. Где она снова будет строгой училкой, а я тем парнем, который дал ей обещание.

— Не стоит.

— Брось, Александровна.

— Егор, ты дал слово.

— Я помню, но мы не в школе, и я всего лишь предлагаю проводить.

Она наконец соглашается, я помогаю ей надеть пальто, надеваю свое и мы вместе выходим из театра. Галантно предлагаю ей свой локоть, все-таки на улице не май, а она на каблуках. И меня словно током простреливает, когда она все-таки берет меня под локоть, едва ко мне прижимаясь.

— Может прогуляемся? — смотрю на нее, она хмурится. — Просто прогулка.

— Хорошо, — кивает она, — сто лет не была на набережной.

Я улыбаюсь. Все-таки я счастливый идиот. Веду ее в сторону набережной, спрашиваю что-то, какую-то абсолютно банальную и нелепую чепуху. По началу напряженная Александровна постепенно расслабляется, и даже сама что-то рассказывает, а потом смеется и смех у нее такой звонкий и заразительный, что я невольно зависаю. Это пытка. Просто чертова пытка. А потом она случайно признается, что то стихотворение Есенина, что я прочел на первой паре — ее любимое, и на этой ноте я не выдерживаю, просто разворачиваю ее к себе и целую. Как тогда, в школе. Целую Александровну целую вечность. Понимаю, что нарушаю данное руссичке обещание, но ничего не могу с собой поделать, она такая… Меня просто на части рвет, от ее губ, от ее близости, разрывает просто, на миллионы атомов.

Не отпущу.

Моя. Только моя. И плевать на все и на всех. Она сначала пытается оттолкнуть, а потом сдается, ладошки замирают на моих плечах, обреченный стон срывается с губ, и Ксюша отвечает на мой поцелуй. И мне от ее податливости еще больше рвет крышу, как… как мне от нее оторваться? Как мне без нее жить?

— Моя, ты моя слышишь? Не могу без тебя, подыхаю, не могу так больше, — шепчу, обхватив ладонями ее лицо.

— Егор, я…

Внезапно нашу идиллию нарушает телефонный звонок, и я проклинаю звонящего, покрывая его совсем не литературным матом.

На экране высвечивается номер отца Белого и у меня отчего-то холодеют руки.

— Слушаю, дядь Саш, — произношу раздраженно, Ксюша, получив свободу, тем временем ожидаемо пытается сбежать, но я не позволяю, хватаю ее за руку и тяну на себя.

— Егор, Рустам с тобой? — раздается голос в трубке.

— Нет, он к вам поехал. Он разве не дома?

— Он… —, мнется дядя Саша, а я понимаю: что-то случилось, сердцем чувствую. — У нас в семье…в общем я не могу до него дозвониться, мои ребята его ищут, он взял машину и…

— Я понял, найду его, — бросаю и вешаю трубку.

— Что-то случилось?

Поднимаю вверх палец, заставляя Александровну замолчать, набираю номер друга. Длинные гудки, снова и снова.

С третьего раза Белый поднимает трубку.

— Ты где?

— Понятия не имею, — ржет он, правда, голос какой-то горечью отдает. — Катаюсь по городу, ты когда-нибудь гнал со скоростью сто пятьдесят километров в час по городским дорогам?

— Белый, ты че творишь? Белый, — слышу его смех, какой-то совершенно ненормальный, пугающий, словно друг с катушек слетел. — Белый, мать твою! Тебя отец ищет, что…

— Отец, — он усмехается в трубку, — он убийца, ты знаешь? Он ее убил.

— Что ты несешь? Кто кого убил? — перевожу взгляд на Ксюшу, она кажется обеспокоенной, но терпеливо ждет.

— Маму, ты понимаешь, Клык, моей мамы больше нет, вот черт…

Последнее что я слышу это совершенно дикий визг шин и какой-то удар, кто-то сигналит, кто-то кричит, а потом гудки.

— Белый, Белый…

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоне доступа»

Егор

Моя жизнь в последние дни напоминает Санта-Барбару и день сурка в одном флаконе. Я черт знает сколько времени не сплю нормально. Десять дней назад мой лучший друг попал в аварию, его еле живого доставили в больницу, еще через четыре дня в больницу попала Слава, внезапно потерявшая сознание в торговом центре, а я не знаю, как разорваться и не сдохнуть.

Потому что сейчас мой лучший друг лежит в больнице, его всего сутки, как перевели из реанимации. И мне кажется, что все то время, пока он там находился, я даже дышать боялся. Его оперировали несколько часов, лучшая бригада хирургов собирала после аварии, в которой «мерс» почти расплющило и Белого вместе с ним. Я в жизни своей никогда не молился, а в тот день молился.

На четвертый день нам сообщили, что состояние его стабильное, и кризис миновал и в тот же вечер мне позвонила Слава. Я рванул туда, к ней. С ней, к счастью, все было в порядке и все это время я мотался от нее к нему. Вчера вечером заехал к ней домой, цветы, блин, полить, она думала о цветах, лежа в больнице на сохранении, там и встретил ее соседа бешеного. Он как меня увидел, рассвирепел практически, правда быстро успокоился, когда я объяснил ему что к чему. А потом рванул к ней в больницу, в общем, теперь я так понимаю, она на его попечении.

Я ей, конечно, позвоню, не сейчас, позже, когда разберусь с тем дерьмом, что творится в моей жизни.

А еще сегодня от одноклассников я узнал, что, оказывается, у Александровны есть жених, или просто хахаль, я не уточнял, но ходят слухи, что жених. Говорят какой-то серьезный перец, на крутой тачке. Несколько раз он забирал ее после работы, говорят, давно появился и пока только я его не видел.