— С удовольствием!

Подходя к роскошному авто, Ашберг своим въедливым к деталям взглядом сразу обратил внимание на новенький Cadillac Type 53 Limousine, о котором он только читал, но никогда еще вживую не видел. Заметив загоревшийся глаз банкира, барышня улыбнулась.

— Вы тоже, как и все мужчины, обожаете игрушки из металла? Нет-нет, не смущайтесь, это не удивительно. Новая модель. Я приобрела ее исключительно из-за полностью застекленной кабины для пассажиров. Теперь в дороге тепло и уютно. Не желаете взглянуть?

— О да, если позволите. С удовольствием!

Шофёр распахнул вороную дверцу, обитую изнутри бархатом, и банкир сунул голову в салон. Внезапно чья-то сильная рука схватила его за шиворот, затащила внутрь, а на лицо легла плотная марлевая повязка, источающая сладковатый запах эфира…

Пробуждение было длинным и тяжёлым, как после хорошо проведённой ночи с приличным набором горячительных напитков. В ушах шумел прибой. Волны, рождаясь в районе затылка, разгонялись и с силой били в лоб, глаза постоянно слезились, а взгляд не желал фокусироваться.

— Улоф, вам нехорошо? Принести тазик? — кто-то заботливо осведомился над ухом.

Ашберг мотнул головой, отчего прибой перетёк от лба к вискам. Проморгавшись, он с силой протер глаза руками. Банкир лежал на гигантской кровати в абсолютно незнакомой тёмной комнате, а слева от него, сложив руки на груди и слегка наклонившись, стоял крепкий, рослый, горбоносый мужчина с окладистой бородой, в пенсне с тёмными стеклами, скрывающими глаза, в шапочке, какую обычно носит доктор.

— Где я? Кто вы?

— Вы в частной клинике, а я ваш лечащий врач. Как себя чувствуете?

— Какого черта? Я ничем не болен. Вы меня похитили! Вы мошенник или сумасшедший!

— Это вы так думаете. На самом деле больны и серьезно. И я могу это доказать.

На кровать рядом с доктором упала увесистая пачка фотографических открыток. При падении они рассыпались веером, и банкир увидел галерею снимков весьма фривольного гомосексуально-эротического содержания с собой в главной роли.

— Неплохо получилось, согласитесь, — не удержался от комментария “доктор”. — Честно говоря, намучались мы со светом, с самим фотографическим аппаратом, да и с вами тоже — ворочать вашу бесчувственную тушку и заставлять принимать нужную позу нелегко, но в результате всё получилось более-менее достоверно, а ваши закрытые глаза даже добавили чувственности, символизируя фазу наивысшего наслаждения.

— Вы — псих!

— Совсем нет. Мне даже иногда противно осознавать, насколько я нормален. Хочется какой-нибудь сумасшедшинки, а получается грустно, пресно и обыденно. Наверно, виновато воспитание. Ну что вы мнёте фотографии? Хотите разорвать? Да на здоровье! У меня есть копии.

— Что вам надо? Деньги? Сколько?

— Ашберг-Ашберг, не всё на этом свете измеряется деньгами, даже если вы финансист. Нет, деньги — это хорошо, они — неплохой инструмент для достижения некоторых целей. Плохо, что почти всегда — вспомогательный. Но в данном случае мне требуется от вас то, что дороже денег. Мне нужна информация.

— И ради этого вы пошли на такой грязный подлог?

— Почему же подлог? Любой эксперт удостоверит абсолютную подлинность снимков. Хотя изображать вашего… партнёра, признаюсь, действительно было крайне неприятно. Но что делать, цель иногда оправдывает средства…

— Только не такие!

— Ашберг! Уймитесь! — зарычал “доктор”. — Тот, кто вознамерился вместе со своими заокеанскими хозяевами изнасиловать целую страну, не имеет права щебетать что-то про правовые нормы, нравственные критерии и недопустимость поступать аморально с ним самим! Вы поставили себя вне морали и выше закона, поэтому хлебнёте полной ложкой и то, и другое. Говорить будете? Или предпочитаете увидеть эти чудные картинки с вашим участием на первых полосах бульварных газет?

— Вы не посмеете! Вас найдут! Меня уже наверняка ищут!

— У вас красивый и очень лёгкий почерк, Ашберг. Управляющий и жена уже получили от вас записку, сообщающую о необходимости срочно уехать по делам в Копенгаген до конца недели, а за это время от вашей репутации останется мелкая пыль…

— Мне надо подумать!

— Вы еще не знаете, о чем я хочу вас спросить.

— Это неважно. Любая информация, которой я владею, имеет гриф “для служебного пользования”.

— Думайте, Ашберг. Полчаса вам хватит. А чтобы лучше думалось, я вам поставлю прослушать откровения вашего хорошего знакомого. Наслаждайтесь и делайте выводы…

— Вильгельм, подъём!

Дёниц торопливо надевал свой длинный кожаный плащ на овчинной подкладке, как нельзя лучше защищавший от скандинавской промозглости, ничем не отличающейся от погоды на мостике корабля в открытом море.

— Что-то случилось, Карл?

— Кажется, нашего банкира похитили, и похоже, там замешана интересующая нас персона. Кстати, хочу сделать комплимент — твоя идея организовать слежку за этим шведским финансистом оказалась правильной и единственно приемлемой при наших скромных возможностях.

Кейтель стряхнул с себя мерзкое забытьё, оглянулся вокруг, понял, что заснул прямо в кресле возле письменного стола, не выпуская из рук корреспонденцию. Выругался про себя, проклиная эту командировку из Берлина, казавшуюся ему лёгкой прогулкой, отпуском из войны в иллюзию мирной жизни.

— Что еще известно?

— Его прячут на одной из квартир, принадлежащих кузине этого полуполяка Фюрстенберга. Наши ребята наблюдают за ней уже сутки. Никакой охраны и никаких визитёров. Внутри — два-три человека. Поэтому предлагаю вместо войсковой операции, которую ты планировал, ограничиться посещением близких друзей под благовидным предлогом.

— А войсковой операции в любом случае не получится. Вся группа рассеяна по Швеции — следят за русской разведкой и выявляют связанных с ней лиц.

— Берём всех, кто остался, и едем…

Через час Распутин вернулся в комнату, превращённую в место заточения банкира. Ашберг вяло ковырял ножницами восковой цилиндр фонографа.

— Ужас, Улоф! Какой кошмар! — Распутин постарался вложить в свой голос максимум сарказма, — у меня такое впечатление, что вы — прямой потомок луддитов. Всё время стараетесь сломать какой-нибудь механизм или продукт, произведенный ими. Уверяю — напрасный труд! На этом валике — две минуты откровений товарища Ганецкого, а всего их у меня почти час. К тому же, все записи дублированы. Согласитесь, у вас есть шанс стать королём всех новостных лент. Мало того, что гомосек, так еще и взяткодатель в особо крупных размерах! Скандал с вашим участием обещает прогреметь на всю Скандинавию и далеко за её пределами.

— Вы слишком самонадеянны, мистер Х, — закричал Ашберг, со злостью отбрасывая в сторону испорченный валик, — вы даже не представляете, с кем связались, какие силы за мной стоят, и что они с вами могут сделать!

— Really? — насмешливо на английском ответил Распутин, в один прыжок оказавшись перед банкиром, схватил его за грудки и встряхнул так, что с рубашки финансиста на пол горохом посыпались пуговицы, слабо звякнули о паркет выпавшие из рук ножницы, а голова мотнулась из стороны в стороны, как у тряпичной куклы.

— Слушай, ты, мразь! — прошипел он, вплотную приблизив лицо с прищуренными глазами и плотно сжатыми зубами, — ты жив только потому, что можешь быть мне полезен. Но если, ты, гнида, попробуешь крутить хвостом, пытаться угрожать и даже просто смотреть на меня недостаточно преданно, я стремительно разочаруюсь в твоей договороспособности, и с этой минуты моя личная заинтересованность в продолжении твоего токсичного существования станет нулевой…

Тело Ашберга врезалось в матрас, отрикошетировало и подпрыгнуло вместе с одеялом и подушкой. На “доктора” посмотрели расширенные от ужаса глаза с черными, увеличенными зрачками.

— Предлагаю сделку, — уже спокойно и деловито продолжил Распутин, устраиваясь в кресле, — я подробно рассказываю, кто стоит за вами, скрупулёзно перечисляю их возможности. Если вы убедитесь в том, что я прекрасно отдаю себе отчёт, с кем воюю, то удовлетворите моё любопытство… Забегая вперед, вынужден предупредить — у вас нет ни единого шанса не сделать этого. Весь вопрос в цене, которую вы заплатите за своё упрямство.