Фотографии к главе и книге в разделе доп. материалы.

Батарейки я приобретал у своего торгового агента. Я так, прикола ради, называл продавца-барахольщика на рынке, дядю Борю. Искал куда пристроить свои светильники, и только он согласился их взять на реализацию по моей цене. Ну, что-то он там еще накидывает сверху это точно. Товара у него прилично, видимо тянут ему несуны* с городских заводов. Вот и дефицитные батарейки у него тоже есть.

Но долго моё кладоискательство не продлилось. Ровно через неделю что-то в потрохах миноискателя сдохло. Вскрытие блока обработки сигналов и проверка тестером показали: помер конденсатор ЭМ-25 и попутно прихватил с собой несколько триодов П13Б. Под вопросом была и сохранность одного входного и парочки согласующих трансформаторов.

Попытка выпросить нужные запчасти в телемастерской или купить в магазине или с рук, закончились фиаско. В официальной продаже были только триоды П13, а с рук мне всё время пытались подсунуть убитые. То же и с конденсатором, в продаже были только на 22 микрофарада, что естественно меня не устраивало.

Предпринял попытку и замены моего блока на рабочий из дворца пионеров. Но опять облом. На этот раз археологи весь свой хлам увезли с собой. Осталось только ждать. Может осенью или зимою смогу подменить.

Видимо, уменьшив площадь поискового элемента, я нарушил сбалансированность схемы, что и привело к подобному. А может у них качество такое?

Тем не менее, я получил удовольствие от копа, занял себя работой на целую неделю и попутно заработал, почти сорок рублей мелочью. Копейки, двушки, трешки, пятаки медью и прочие монеты из медно-никелево-цинкового сплава. Сдавал их продавщицам бочкового кваса и пива. Брали с удовольствием и даже благодарностью, меняя на бумажные деньги.

И еще тридцать два с полтиной рубля дореформенными монетами. Из меня нумизмат аховый, единственное, что я помнил, что монеты военного выпуска и времен НЭПа** были очень ценными в моё время.

Из найденного мною, к военному времени относилась единственная монета — пять копеек 1943 года. А к временам НЭПа всего две монеты: медная копейка 1925 года и очень странная медная монета — «один червонец» с сеятелем***. Золотые червонцы с сеятелем я видел, но медную — первый раз. Подделка, наверное.

Все остальное было тридцатых и пятидесятых годов. Правда, попались две странных монеты в три рубля 1958 года выпуска. Может и были такие, у бабули потом спрошу. А может тоже прикол какой.

Из ювелирки, попадалась только бижутерия. Единственными изделиями из драгоценных металлов были только две серебряные пятнадцати копеечные монеты 1931 года и серебряная серёжка найденная в первый день. А также тонкое обручальное колечко странного медного цвета, но с клеймом золота 375й пробы.

Ну и часть пляжа почистил от различного мелкого металлического мусора. В будущем, его можно было сдать в пункт приема металла, а сейчас только выбросить.

Внезапный приработок заставил меня задуматься о ремонте в бабушкиной комнате. Обои поклеить, нормальную электрофурнитуру поставить, а то так и стоит разнокалиберная и разноцветная. А может, даже и люстру повесить.

Моя банда была вся в городе, и мы почти каждый день мотались купаться на речку. Моё присутствие в городе первой обнаружила Сидорова, в вечер дня моего несостоявшегося отъезда в лагерь. Звонок в дверь. Открываю, стоит Олька, молчит и подозрительно на меня пялится.

— Привет, — здороваюсь с ней.

— А ты чего не уехал? — вместо ответного приветствия вопрошает девчонка и бочком, мимо меня, просачивается в квартиру.

— Сидорова, а ты не офигела? — разворачиваюсь я вслед за ней.

Чего это на неё нашло? Раньше не замечал за ней подобного поведения. Всегда скромная была. А тут на тебе.

— Так почему не уехал? Ты же в лагерь собирался? — продолжает она меня допрашивать, игнорируя мой вопрос.

Хватаю её за плечи и выставляю опешившую девочку за дверь, которую и захлопываю за её спиной.

«Ходят тут всякие», — ворчу я.

Опять звонок в дверь. Открываю, не забыв в этот раз накинуть цепочку.

— Лисин! Ты чего творишь? — пытается она всунутся в дверную щель, но терпит фиаско.

— Я творю? Это ты не здороваешься и врываешься ко мне, как к себе домой, — почти рычу я в дверную щель.

— Ой. Больно надо, — фыркает Олька и, развернувшись, демонстративно уходит.

«И что это было?» — спросил я сам у себя. Пожав плечами, возвращаюсь в комнату разбирать рюкзак со шмотками. Не успеваю дойти до комнаты, снова звонок. За дверью, ожидаемо, обнаружилась Сидорова.

— Жень. А поехали на речку?

Нифига себе переходы? Переходы? Ааа! Переходный возраст! У девчонок же, он раньше чем у нас начинается. Точно! А я смотрю, она, неадекватная какая то. Надо бы с ней помягче, что ли.

— Так поздно уже. Шесть часов. Тебя не отпустят, — попытался я отвертеться от подобного счастья.

— С тобой отпустят. Ну, пожалуйста. Ну, Женечка, — заканючила девчонка.

— Не нукай, не запрягла, — огрызнулся в раздражении я.

Короче, уговорила. Нам на хвост упал Жмур на своём «школьнике». И мы по-быстрому смотались на машинный пляж. На следующий день к нам присоединились и остальные. И если у Петрухиной был нормальный девчачий велосипед «Десна», то у Лубенцов взрослая, рамная «Украина». С их ростом ездить на ней приходилось внутри рамы.

Но велик у них был один на двоих. И они нашли странный, но действенный способ передвижения на нём. Сидящий на багажнике крутил педали, а на сидушке — рулил. Скорость передвижения была небольшая, но мы понимали проблемы парней и подстраивались под их скорость.

Так что, команда для поклейки обоев у меня была уже под рукой. Оставалось только купить всё необходимое. Ехать в Ростов, с риском — продадут не продадут, не хотелось. Облазил наш рынок, но нашел тёток, которые продавали обои. По спекулятивной**** цене по пять рублей за рулон. Купил шесть рулонов зелёных обоев с вертикальными жёлтыми полосками. Клей у меня ещё был, надеюсь его хватит.

Люстру нашел у барахольщиков. Трехрожковую, абсолютно целую и всего за пятерку. Фурнитуру же приобрёл в магазинчике при заводе УППВОС*****, где её и выпускали.

Народ, идею ремонта принял благосклонно. Тем более, что я обещал работников кормить коржиками и сочниками, как и в прошлый раз. Никуда не спеша, делая перерывы на «поехать покупаться» и на «пожрать», за четыре дня закончили поклейку обоев. Больше провозились с отодвиганием мебели от стен.

Перед тем как двигать «шкап», я его разобрал от шмоток, попутно обнаружив две заначки аж на четыреста рублей. Пришлось запоминать где, что, лежало. Иначе бабуля меня прибьёт, если обнаружит, что я копался в её вещах. Хотя прибьёт она меня и так за то что не сообщил ей что поездка в лагерь сорвалась.

Установка электрики заняла всего часа три. В основном время ушло на подвешивание и подключение новой люстры. Причем, в первый раз я ошибся, забыв, что в комнате двойной выключатель.

Справился бы и раньше, но малолетние придурки, вместо того что бы помогать, начали раскачивать стремянку и ухохатываться от моих матюков. Пришлось их учить уму разуму, заодно провел лекцию об опасности электрического тока.

Окончание ремонта сподвигло меня на поездку к бабуле в Таганрог. Пусть лучше о моей самостоятельности узнает в больнице. Пораспрашивал друзей и выяснил, что в Таганрог можно попасть из речного порта на «Метеоре»******.

На следующее утро, одетый в коричневый штатовский комбинезон, красную майку с белыми полосками, и с отмытыми кедами, я и стартовал из дома. По пути решив зайти во дворец пионеров к бонисту-фотографу и оценить найденные монеты. Если его не будет, запру в туристическом кабинете, копию ключа от которого я уже давно сделал на рынке.

Медного «сеятеля» и трехрублёвки я решил не брать. Опозорюсь ещё, притащив монеты-приколы. Оставил дома и один серебряный пятиалтынный 1931 года. Их всё равно пара. Руководитель фотокружка оказался на месте, заполнял какие-то документы.