– Знаете, у него такая занятная родинка на правой лопатке, как… пчелиная сота.

– Правда? – Ал бережно тронул пелёнку, разглядывая то, что осталось от Джой. Малыш, потянувшись, схватил его указательный палец, и невысказанная нежность отразилась в глазах молодого мужчины.

– Да… Увидели?

– Гексагон. Его… мама говорила, что это гексагон, – будущий Радиодемон сглотнул горькую слюну, – Сердилась, когда я говорил «пчелиная сота».

– Вот как…

Они замолчали. Обстановка была странно неловкой. Наконец, Аластор нашёл нужные слова:

– Я должен отблагодарить Вас. Мне сказали, что Вы согласились его кормить, несмотря на… Вашу личную трагедию. Простите, что напоминаю.

– Нет-нет, в этом нет Вашей вины, а этот пирожок очень славный! Да и Вы сами…

Фраза повисла в воздухе. После очередных секунд молчания, казавшихся участникам разговора пыткой, женщина почти неслышно пробормотала «Извините».

– Я не знаю, чем отплатить Вам, мадам, – Ал дотронулся до младенческого носика, – Мой прекрасный…

– Сэр, – женщина тяжело вздохнула, собираясь с мыслями, – Я знаю, что Вам не до меня, но послушайте. Мне уже 37, и я пережила четыре выкидыша. Врачи уже махнули на меня рукой, но вот я забеременела в пятый раз. Я сделала всё возможное, чтобы сохранить его, но мой ребёнок не прожил и пары минут.

Карие глаза впервые повернулись к ней.

– И вот представьте, – голос незнакомки окреп, – Я, в палате, вне себя от горя, готовая лезть в петлю, и тут вбегает медсестра и говорит, что какой-то человек только что принёс новорождённого. Это были Вы, сэр, а меня попросили позаботиться о малыше. И я… Сэр, прошу, – она неловким движением сползла на пол, становясь на колени.

– Что Вы задумали, пожалуйста, встаньте! – шокированный таким поворотом, едва не вскрикнул Аластор.

– Не встану! – её губы дрожали, – Сэр, для меня всё кончено. Больше я не смогу родить. Ваш малыш для меня и мужа – промысел Божий, чудо, ответ на все наши молитвы. Только взгляните, он настоящий ангелочек. Я люблю его всем сердцем, пусть он не мой, пусть он не вышел из моего чрева, всё равно! Я знаю, как это нелепо, просить Вас отдать его мне, но как Вы сможете о нём заботиться? Ему нужна мать, сэр. Мы с мужем живём в хорошем доме и достаточно зарабатываем. Мы окружим его заботой и любовью, дадим всё самое необходимое, клянусь Вам своим сердцем! А его мама будет смотреть с небес на своего кроху и улыбаться. Прошу Вас, сэр, иначе я погибну от разрыва сердца!

– Вы… – Аластор медленно, но верно вытащил контекст из её слов, – Полагаю, Вы… сказали мужу, что это – Ваш с ним ребёнок?

Женщина закрыла лицо руками:

– Да! Да простит меня Господь, да, это так, так, сэр! Я не смогла сказать правду, не снова, и я виновата, очень виновата, это мои проблемы, но я…

– Я верю Вам.

– Сэр? – её потрясённые глаза впились в костистое лицо молодого мужчины. Ал слегка улыбнулся ей (пора было снова привыкать к этому выражению лица):

– Я верю Вам… Конечно, Вы никогда не расскажете ребёнку ни о его матери, ни обо мне, верно?

– Простите, сэр, я…

– Нет-нет, я понимаю. Только поклянитесь, – глаза Аластора заблестели, – Что он вырастет здоровым и счастливым парнишкой.

– Я клянусь, я… Я сделаю для этого всё, сэр!

Словно осознав важность момента, малыш заёрзал на руках Ала, окончательно проснувшись.

– Что такое? – радиоведущий ласково коснулся бархатистой щёчки младенца.

– Ох, сэр, у него проблемы со сном, – заметно успокоившись, негромко пояснила женщина, – Маленькая сова, к вечеру начинает кряхтеть и плакать.

– Должно быть, он хочет услышать продолжение истории, – Аластор приобнял малыша понадёжнее, – Могу я… убаюкать его в последний раз?

– Ох, сэр, я… Да, конечно.

– Пожалуйста, встаньте с колен, и больше так не делайте, прошу Вас. Можете обещать мне это?

– Могу! – она поспешно вскочила, раскрасневшись от стыда и смущения, – А что Вы собираетесь делать? Прочесть какую-то сказку?

– Не совсем. Почему-то ему нравится одна взрослая книга. Не самая радостная, но… почему-то нравится. Постепенно я выучил её наизусть, чтобы баюкать его в темноте… Да, милый, я начинаю. На чём мы остановились?.. А, да, точно, на комете.

Чарли заметила, как малыш осторожно раскрыл ещё не привыкшие к окружающему миру тёмно-серые глазки, смотря на человека, который рассказывал что-то знакомое.

– «Тогда сказали боги, по-прежнему разговаривая жестами:

– Давайте сотворим ту, что будет сторожить и наблюдать.

И они создали Луну, с ликом морщинистым из-за тысячи долин и множества гор, с бледными глазами, наблюдающими за играми малых богов, стерегущих покой Мана-Йуд-Сушаи, создали Луну, чтобы она сторожила и наблюдала за всем, и молчала».

Убедившись, что сюжет идёт так, как надо, ребёнок сладко зевнул, по-прежнему держась за палец молодого мужчины. Казалось, он запомнит этот миг, но, конечно, это только казалось.

– «Тогда сказали боги:

– Давайте сотворим ту, что будет отдыхать. Будет неподвижна среди движения. Не станет искать, наподобие кометы, не станет кружиться, наподобие миров, и будет отдыхать, пока Мана отдыхает.

И они создали Неизменную Звезду и поместили её на севере».

Всё, казавшееся неизменным, рухнуло, стало непостижимым, как воля богов. Переменчивым, как Луна, которая отныне будет сторожить их и наблюдать за ними по отдельности.

Скопившись на краешке глаза, по щеке Аластора сбежала слеза. Нет, только не горевать, не в такой момент. Улыбаться. Он обещал. И неважно, что он не останется в памяти этого ребёнка.

– «Когда ты видишь на севере Неизменную Звезду, знай, что она отдыхает, как отдыхает Мана-Йуд-Сушаи, и знай, что где-то среди миров есть покой.

Наконец боги сказали:

– Мы сотворили миры и солнца, и ту, что ищет, и ту, что наблюдает, давайте теперь сотворим ту, что восхищает».

Совсем как ты, малыш. Тебе суждено жить и восхищать, и расти в любящей семье. Так что…

– «И они создали Землю, ту, что восхищает, – каждый бог поднял руку, являя своё знамение» – Ал тихонько коснулся губами макушки ребёнка, на которой пробивались светлые курчавые волосики. Малыш уже почти спал, и его новая мама протянула руки навстречу, и нежность в её глазах восхищала и при этом непоправимо калечила Аластору душу.

– «И стала Земля» – на прощание произнёс молодой мужчина, протягивая кроху новой матери. Отдельный мир, со своими правилами, со своими радостями и горестями.

Он не узнает о том, как появился на свет. Может, оно и к лучшему. Пусть так, главное, чтобы был счастлив.

– Мадам, – Аластор всё же окликнул женщину напоследок, откинувшись на подушки, – Скажите мне, как Вы его назвали.

В ответ до него и до Чарли донёсся лишь неявный шум: это воспоминание было стёрто. Но так не должно было быть! Имена матери и отца – это одно, Аластор помнил даже имя Джой, почему…

Когда принцесса ада осознала истинную причину помех, то лишь безмолвно подтянула колени к груди, уткнувшись в них лицом.

Всё то время, пока Ал заботился о своей беременной подруге, он привык к мысли, что был отцом этого ребёнка.

А значит, Пура стёр воспоминание об имени пусть и неродного, но сына.

====== Глава 31 ======

Время встрепенулось, словно лошадка, почуявшая дом, и полетело быстрее.

Аластор выписался из больницы, всеми правдами и неправдами обещая следовать режиму питания и сна, но по факту вскоре вернулся к старым привычкам.

Зависание на грани жизни и смерти не заставило его задуматься о высоких материях, в отличие от кончины Джой.

Разумеется, не было никакого смысла винить ребёнка, если на то пошло, дело было в несовершенной человеческой анатомии и уровне развития медицины тех лет, но был кое-кто, в чьих руках был шанс разыграть карты таким образом, чтобы ничего из этого не случилось.

Джейк Маклахон.

Как говорится, о мёртвых либо хорошо, либо никак, так что Ал, и без того страдающий от идеализма, буквально канонизировал свою погибшую подругу. Она представала перед его взором как жертва обстоятельств, тогда как Джейк попадал в категорию совратителя высшего класса. Подростковая любовь, умиравшая в будущем демоне долгие месяцы, получила последний удар и перевоплотилась в настоящее чудовище.