– Но доктор сказал… – огромные серые глаза женщины показывали, что её фразы слишком часто повисают в воздухе. У неё просто не было сил перекричать этого пышущего здоровьем лося.

– «Доктор сказал то, доктор сказал это»… Чушь! Начиталась своих книг, а это реальная жизнь, знаешь ли, – широкий жест ладони обвёл дом так, будто собирался снять порчу или как минимум морок, – У нас, простых смертных, всё лечит работа, а не эти твои безумные лекарства, солнышко и настойки трав. Или забыла, откуда я тебя вытащил?

– Нет, я…

– Эй, малой! Что ты там возишься с моими сапогами, дотащить до порога не можешь, что ли? Помоги на стол накрыть, а то твою мать не дождёшься! Бегом давай!

Даже от подобной бытовой сцены, судя по лицу матери и сына, повторявшейся не раз и не два, Чарли ощущала, как её волосы встают дыбом. Аластор называл своего отца мразью, и это была ещё не самая плохая характеристика для подобного тирана. Как оказалось, вечер только начался.

– Ладно, сготовить пожрать ты можешь, – неохотно признал глава семейства, откладывая вилку и смотря на сына словно из прицела гаубицы, слегка щурясь, – Неси сюда дневник, дай полюбуюсь… Ах, ну какое дарование, А? Смотри, милая, языки, пение – «отлично». А по физкультуре что, выдохся на пении, что ли?.. Женщина, ты его будто своим мясом кормишь, вытянулся вроде, а чувство, будто не наедается. Ну, ничего, ничего, – диктатор сыто причмокнул, явно приходя в хорошее настроение после плотного ужина, – Я им ещё займусь, что же я, зря договорился о практике с местным егерем?

Аластор уткнулся взглядом в полупустую чашку кофе. Чарли видела, как упало его сердце.

– Кстати об этом, дорогой, – мать поднялась, убирая тарелки, тогда как её сын завернул носочек ноги за ножку стула, чтобы то ли не броситься на помощь матери, зная, что это грозит последствиями, то ли прочь из дома, понимая, что хочет сказать его родительница.

– Что? – густая бровь резко поднялась вверх, зависнув на массивной надбровной дуге, словно стервятник, – Выкладывай, что там у тебя.

– Видишь ли, наш сын… хотел бы попробовать свои силы на радио. Это престижная профессия, наша фамилия будет звучать изо всех приёмников Нового Орлеана. Подумай, дорогой, – женщина очень мило улыбнулась, и Чарли получила окончательную версию того, как та выжила при подобном прессинге.

– Ух… Надо же, малой, ты меня изумил. Сам захотел, что ли?.. Ну-ка, подними на меня глаза. Радиоведущий, надо же. Ты, – мясистый палец с грязным полумесяцем у основания ногтя указал на боящегося вздохнуть подростка, – При мне рта не раскрываешь, а сам на радио нацелился? Ну и тихоня… Ладно, Господь с тобой, у тебя каникулы три месяца, два из них практикуешься у егеря, а после можешь сходить на радиостанцию, поглядим, как ты протащишь нашу фамилию в эфир… Хотя сомнительно… Да, кстати, – его улыбка напоминала выползшую на охоту крысиную змею, – Слушай, а когда ты уже пригласишь к нам свою девушку?

Ал дёрнулся и покраснел:

– Джой не моя девушка, отец.

– Надо же, сколько увлекательного за вечер! – амбал хлопнул себя по объёмистым ляжкам, – Джой это та, которая живёт с полоумной чёрной тёткой, помешанной на вуду?

– В целом, да, – неохотно согласился с частью его слов Аластор, – Но мы с Джой просто добрые друзья.

– Эх, сколько же с тобой мороки, – отец семейства поднялся, хрустя костяшками пальцев, – Что из тебя за мужик вырастет, а? В морду дать не можешь, по пению «отлично»… Ты хоть в курсе, что с женщиной-то делать?.. Да шучу я, вон как раскраснелся, надо же, – щетинистый мужлан перевёл взгляд на жену, и было заметно, насколько собственнически он присматривается к изгибам хрупкого тела, – Иди-ка, прошвырнись перед сном, тебе надо больше гулять, укреплять мышцы. Да заодно посмотри забор, фонарик вон там. Давай-давай.

Подросток без лишних слов покинул обеденный стол и вышел за порог, неуютно ёжась. Ему не хотелось думать, что творит отец, пока его нет, так что молодой человек вышел за пределы участка, взяв курс в сторону дома Джой.

Чарли оглянулась. Дом родителей Ала подёрнулся дымкой, показывая, что этого этапа нет в его воспоминаниях. Зато ночь выпустила на волю армию и звуков и запахов, и по периодическому шевелению головы было видно, что «негодный мужик» растёт очень внимательным и любознательным.

Принцесса ада шла с ним бок о бок, внимательно разглядывая молодого Ала и подмечая знакомые черты, и, кроме того, наслаждаясь дорожкой, идущей через зелень. Это, конечно, были не джунгли, но Чарли восторгалась даже неприветливым кустарником и нудным гудением комаров. Несмотря на то, что ей была непонятна цель Ротсалы, это был интересный опыт.

– Джой? Мадам Бонита? – негромко окликнул владелиц дома Аластор, постучав в дверь, которая оставила на его костяшках пальцев пару ошмётков иссохшей зелёной краски.

– А, здравствуй, – на пороге появилась симпатичная леди с примесью африканской крови. На вид ей было больше шестидесяти, но её значительно освежал оттенок кожи цвета молочного шоколада и цветастый платок на голове, завязанный так причудливо, что его хитросплетениям позавидовал бы даже боа-констриктор.

– Мадам Бонита, простите, что я так поздно.

– Не извиняйся. Отец выставил, наверное? Заходи, мой хороший. Будешь пубой* с молоком?

– Большое спасибо, я уже поужинал, – Чарли заметила, как его глаза сиротливо пробежались по гостиной. Джой нигде не было, – А, да. Матушка велела Вам кланяться и передала, что ваши снадобья ей очень помогли. Кашляет она гораздо меньше. Спасибо огромное!

– Ох, дитя, я старая мамбо*. Если бы я могла, скажем, упросить какого-нибудь лоа перенести её по воздуху в клинику – вот это было бы достижение. А так…

– Вы очень помогаете, мадам, – глаза молодого человека снова просканировали местность, но Чарли поняла, что почему-то нисколько его не ревнует. Да и какой смысл ревновать его к девушке, которой уже и на свете-то нет, да и в аду она тоже не обнаружена.

Старуха довольно закряхтела:

– Ладно тебе, будет. Пойдём, я составлю новый укрепляющий сбор для твоей матушки.

Логовище мадам Бониты располагалось в подвале, но при этом было сухим и уютным. На стенах сушились пучки трав, часть измельчённых экстрактов была расфасована по банкам, кое-где виднелись перья и лоскутки ткани, но при этом в шаманском пристанище сохранялся завидный порядок.

– Отец выгнал. Надо же, – досадливо покачала головой пожилая женщина, ероша сбор узловатыми пальцами, не понаслышке знавшими о тяжёлом физическом труде, – Мы, последователи вуду, знаем, что такое гонение, а также о том, как тяжело бороться с непониманием.

– В самом деле? – носик Аластора с любопытством прошаривал полки, тогда как руки, будто птичьи крылья, были скрещены за спиной. Чарли знала эту его манеру – вроде и глазею, а вроде ничего и не трогаю. Плюс на минус давал ноль, но при этом обвинить носик было не в чем. Вот откуда, значит, брала начало эта эксклюзивная привычка.

– У нас, вудуистов, своя война, дитя. Мы сохраняем то, что накоплено, – мадам Бонита заботливо начиняла новый гри-гри*, краем глаза поглядывая на своего гостя и явно ожидая от него закономерного вопроса о племяннице, – И привносим новое, чтобы то, что мы имеем, не было уничтожено. Понимаешь?

– Думаю, да, – неуверенно ответил ей подросток, напрягая слух вровень с уровнем земли, которая могла бы донести до него звук шагов Джой. Ночь на дворе, где она ходит?..

– Это как с травами. То, что давно знакомо, то, что является новым – и вот тебе отвар, ещё лучше прежнего. Держи. Чайную ложку на стакан кипятка, пусть пьёт остывшим, хорошо?

– Спасибо, мадам Бонита… А… Ваша концепция мне очень нравится, оставаться самим собой и при этом изменяться… Должно быть, это сложно, – вид у него был такой, будто колдунья могла бы вышвырнуть его за дверь, не отреагируй парень на её реплики с должным уровнем внимания.

– Если приложишь усилия, всё получится, мой мальчик. Да что говорить, если ты захочешь, то даже сможешь стать бокором.