Я попыталась неуклюже встать, но каждый раз падала, не в состоянии удержаться на своих двоих. Больно ударилась об один из косяков шкафа и, пока со злостью и слезами боли массировала ушибленный бок, рассмотрела обстановку вокруг.
Противные жёлтые стены, рядом – жёлтые стеллажи с различными продуктами, порядком испортившимися и тоже жёлтыми: банками, упаковками, бутылками с газировкой. На всём лежал толстый слой пыли и грязи такого же отвратительного грязно-жёлтого цвета. Хотя, возможно это моё зрение добавило «нотку желтизны» обстановке. Однако, заметно, что тут не было гостей уже довольно давно.
В глаза будто насыпали песок – моргать было тяжело, смотреть вокруг ещё противнее, видеть мир через жёлтую мутную призму неимоверно гадко. Вот чёрт.
Кое-как оказавшись на ногах, я медленно побрела к одному из прилавков и схватила первую попавшуюся на глаза упаковку с едой – это была слойка с вишней, которая тут же оказалась вскрытой и закинутой в рот. Далее – вода. Жадно сделала добрый десяток глотков из вскрытой бутылки, пока не начала ощущать дискомфорт в наполненном желудке, но меня это не смутило. Я продолжила набивать рот различной едой, которая попадалась мне на пути, пока не дошла до состояния тошноты. Лишь тогда, устало опустившись на пол, я попыталась собрать в кучу все мысли: я была жива и это отлично. Сыта, что не менее важно. Вода была рядом в любом количестве – просто сказка. Глаза видели странно, возможно, я просто устала, а может, и повредила зрение – плохо. Голова раскалывалась и отдавала колющей болью в висок, отчего хотелось залезть на стенку и выть, но я осталась на месте. Цепляясь за свои остатки разума, закрыла глаза и начала слушать нарастающий шум в ушах. Дело дрянь, детка. Или я просто подхватила инфекцию в этом злосчастном вагоне?
Тем не менее, моего состояния эти раздумья не улучшить не могли. И я рационально (или не очень) пришла к выводу, что стоит ещё посидеть на полу с закрытыми глазами и подождать, пока мне не станет лучше. А есть шанс, что станет?
Ха-ха. Мне было смешно и до чёртиков грустно одновременно. Может, сейчас как раз прискачет принц на белом коне и заберет меня жить долго и счастливо в далёкое королевство? Это вряд ли. И вообще, я стала задавать сама себе слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов.
Гул в голове отошёл на второй план, когда внезапно внутри появилась жалость к себе. Я ждала тебя, подружка. Закатим вечеринку?
Я вспомнила свою прошлую жизнь: немного однообразную, но такую привычную и любимую, такую желанную сейчас. В то время я была обычной Хлоей Батлер. Девушкой, у которой было много друзей, счастливое детство, прекрасные родители и забавный маленький братишка Томас. Я поступила в колледж, переехала от родителей и виделась с ними только на каникулах, переживала за свои оценки, учила языки. Я просто жила и была счастливой: в меня верила моя семья, а я любила их больше всего на свете. Да, в то время моими самыми большими трудностями были сдача экзаменов по литературе да поиск подработки. Ну и ещё моя жуткая стеснительность в отношении одного парня с курса, который мне нравился, но не более. А теперь уже поздно. Слишком поздно. Всё, Хлоя, твой концерт окончен, было весело, до скорых встреч! Кажется, тут я и встречу свою смерть…
Одна. И никто об этом не узнает.
По щеке скатилась слеза.
Я боялась одиночества всю свою сознательную жизнь. Но, на самом деле, даже при своей чрезмерной общительности, я очень странно контактировала со сверстниками: у меня было чувство юмора, которое не всегда понимали, не самый лучший вкус в одежде, зато я всегда была с ними честна. Иногда даже слишком. Но я всегда любила шумные компании и вечерние прогулки с Малией. Которой сейчас уже нет в живых. У неё были слабые лёгкие и, когда началась эпидемия, она оказалась в зоне риска. Её родители увезли её и самоизолировались, но было уже поздно – она подхватила вирус. Через месяц её не стало.
Она была моей лучшей подругой с детства. Мы ходили в один детский сад, школу и вместе поступили в колледж на разные направления. Я ей доверяла всё, а она меня поддерживала. И у меня не было ничего, что смогло бы ей помочь. Я переехала обратно к родителям, так как нас перевели на удалённое обучение, хоть это и продолжалось не так долго. Теперь мы были ближе, но нас разделяла улица и её болезнь. Мы просто общались по Фейстайму, много переписывались и старались как можно больше общаться, меньше всего уделяя внимание вопросу её стремительно ухудшающегося состояния, потому что такова была её просьба, и я её выполнила.
В день её смерти я заперлась у себя в комнате и не выходила два дня. Мне было сложно осознать потерю человека, который был рядом со мной практически всю мою жизнь. Её просто нет. Нельзя ей позвонить, спросить, как дела и как проходит её день. Больше нет Малии, как и миллионов других людей по всему миру. Её жизнь просто оборвалась на восемнадцатом году, и она не отметит девятнадцатый день рождения в кафе своего брата, как хотела весь этот год.
Она просто оказалась жертвой первой волны эпидемии.
Кроме того, нормальных похорон Малии не было – массовые мероприятия уже были запрещены, и я узнала через неделю, что теперь могу прийти на её могилу, что на кладбище неподалёку. На прощании с ней присутствовали лишь её родители, два старших брата и маленькая сестрёнка. Я навестила её через несколько дней, принеся с собой цветы и слёзы.
Рассказала ей о том, что Томми тоже подхватил инфекцию, но врачи уверяют, что у него легкая форма болезни. Вторая волна началась. У родителей и у меня, вроде, всё чисто. У нас хороший иммунитет. Пожаловалась на то, что теперь, когда в нашем городке и так стало мало жителей, родители решили не покидать его и не переселяться в более людный город для ожидания вакцины, чтобы братик смог поправляться на свежем воздухе. Я это считала неуместным: да, там больше народа и больше заражаемость, но там выше уровень медицинской помощи и ближе цивилизация. Но нет. И мы здесь, определённо, застряли.
Когда я уходила с кладбища, я видела, как приехало несколько машин – маленькая похоронная процессия. Хоронили какого-то парня. И я, не оглядываясь, вышла за ворота. В нашем небольшом городе мы знали очень и очень многих, и не хотелось бы увидеть ещё и труп своего одноклассника, к примеру.
С тех пор я будто осталась одна – не было той, кому бы я звонила сутки напролёт и болтала по телефону многие часы. Но я каждый день слушала автоответчик на её голосовой почте, пытаясь себя обмануть тем, что она просто уехала. Возможно, я даже поверила в это.
Шли месяцы. Оставаться в своей комнате было для меня равносильно заточению, поэтому я всё чаще и чаще старалась быть ближе к семье, но они будто бы отдалились от меня. Кроме брата – тот всегда был мне рад и не понимал, почему родители так ушли в себя. Иногда он даже винил себя в том, что это они переживают за него, но ведь с ним всё в порядке. Я пыталась, как могла, обсудить это с отцом и матерью, однако каждый раз они уходили от ответа. Завтраки, обеды и ужины стали проходить в гробовой тишине, прерывали которую только дежурные фразы. Даже Томми перестал предпринимать попытки развеселить маму. Каждый за столом думал о чём-то своём, а когда мы друг другу улыбались – выходило натянуто. Все были на нервах, и обсуждение возможного исхода этих событий было под негласным запретом.
Потом выяснилось, почему.
В один весенний вечер, когда я читала брату сказку на ночь, я слишком задержалась у его постели, разглядывая его милые черты лица и такие любимые ручки, сжимающие любимую игрушку. Как быстро он подрос! А ведь ещё недавно он ползал по полу и запихивал себе в рот все предметы, которые ему попадались на пути. Выйдя из его комнаты, я старалась не шуметь, думая, что все уже спят. Но хотела взять с кухни сок – во рту пересохло, я ужасно хотела пить. Однако до кухни я не дошла – стоило мне тихо спуститься на первый этаж, как я услышала разговор родителей в гостиной на высоких тонах. Замерев на полушаге, я вслушивалась в их речь.
