– Почему ты скрываешь свою боль за улыбкой? – искренне поинтересовалась Габи, так как она до сих пор не понимала, почему люди так двуличны.
– Потому что никому не интересны чужие проблемы, Габи, – с грустью улыбнулся Мартин. – Мы хотим, чтобы нас выслушали и помогли. Однако… сами мы не готовы слушать. Да, ты права, люди эгоистичны и отвратительны по натуре. И порой… я сам себя ненавижу. За свою слабость, за свои ограниченные возможности. Порой я думаю, почему бы мне не покончить со всем и просто не прервать свою жалкую жизнь?
– И почему? – сглотнула Габриэль, испуганно на него смотря.
– Смелости не хватает, – спрятав лицо руками, Мартин замолчал. Девушка нахмурилась, видя слезы на его щеках и поджала губы. Мартин считал себя трусом, так как даже не осмеливался забрать собственную жизнь. Он хватался за эту последнюю ниточку надежды, окруженный собственным одиночеством в этом огромном, суетливом мире, которому до него и дела нет.
– Знаешь, признать такое… – прошептала Габи, пододвинувшись к молодому человеку, – для этого нужна огромная смелость. Возможно, люди не так уж и ужасны. В вас есть эта необъяснимая сила идти дальше, как бы все плохо ни было. У тебя хватает сил улыбаться, хотя причин для смеха может и не быть.
– Я так устал, – прошептал Мартин, опустив голову девушке на плечо и сняв свои очки.
Умыв лицо холодной водой, Мартин посмотрел на собственное отражение в зеркале. Это лицо было ему ненавистно. «Слабак» только и звучало в его голове. Проведя влажной рукой по волосам, юноша надел очки и вышел из ванны, услышав тихую, приятную мелодию. Шагая по коридору, он обратил взор на спальню. Открытое окно и развивающиеся занавески раскрыли сидящую на подоконнике фигуру. Сделав шаг вперед, Мартин задержал дыхание.
Габриэль играла грустную, но такую прекрасную мелодию на своей маленькой флейте. Её длинные рыжие волосы развивались на ветру, а бледное лицо было освещено ночными фонарями с улицы.
Странно, но Мартину вдруг стало немного легче на душе. Высказав, наконец, все, что накопилась так глубоко в нем, молодой человек почувствовал, как с плеч упал груз.
– Тебе легче? – спросила девушка и Мартин мягко улыбнулся, кивнув. Встав с подоконника, Габриэль подошла к юноше и с интересом его оглядела. – Мне все еще не нравятся люди. Но я бы хотела их понять. Все-таки, они творения моего отца.
– В людях есть кое-что прекрасное, – кивнул Мартин, смущаясь, так как девушка очень пристально на него смотрела своими светлыми глазами, словно изучала.
– И что же? – удивилась Габи.
– Любовь, – ответил Мартин. – Почти все наши поступки совершаются из-за любви. К другим, к себе, к вещам, которые нам дороги, и даже к Богу. Любовь – очень сильное чувство.
– Любовь, – прошептала Габи, – я не понимаю это чувство. Я смотрю на своих братьев и на то, как они теряют голову ради своих женщин, из-за любви. Но я этого не понимаю.
– Ты любишь своего отца? – спросил Мартин.
– Люблю ли я его? – непонимающе переспросила ангел. – Я… уважаю его. Он мой отец, я делаю, что он велит.
– Да, но любишь ли ты его? – повторил Мартин и с грустью вздохнул, видя, как Габи замешкалась, не понимая вопроса. Она действительно не знала этого чувства и не могла сообразить, что ощущала по отношению к отцу. От этого Мартину стало грустно на душе. Жить без любви – не жить и вовсе. – Знаешь, люди часто говорят, что любовь дарит крылья.
– Это правда? – поразилась Габи.
– Нет, – засмеялся Мартин, покачав головой, – это лишь выражение. Просто любовь дарит людям чувство полета, легкости.
– Это глупо, лишь ангелы умеют летать, – фыркнула Габи и скрестила руки на груди. Мартин замолчал, понимая, что он не сможет толком объяснить этой девушке значение любви. Да и как он мог, ненавидя самого себя? Он ничего не добился в этой жизни и даже работая на самого Дьявола – он лишь маленькое зернышко в огромной чаше. Такие люди, как Софи и Лиззи могли изменить ход будущего, повлиять на этот мир. А что мог сделать Мартин? Ничего…
– Есть кое-что, – отозвалась Габи, посмотрев на Мартина, – что меня всегда интересовало.
– Что? – устало спросил Мартин.
– Секс, – ответила девушка без скромности, и юноша залился краской.
– Ч-Что?!
– Я вижу, как люди постоянно этим занимаются. И зачастую не ради продолжения рода, как было задумано с начала времен моим отцом, – продолжала ангел, – а ради удовольствия. Я не понимаю, что в этом хорошего? Почему люди так любят это занятие?
– Эм… ну… – почесал затылок Мартин, смущаясь, – это биология. Людей притягивает друг к другу, и они… ну сама понимаешь.
– Нет, не понимаю, – покачала головой Габриэль и Мартин действительно поразился такой невинности этой девушки. Хотя, не ему судить других, так как и сам Мартин стеснялся признаться, что никогда не испытывал этого сам. Полностью закрывшись в себе, он мало чем привлекал противоположный пол и всегда был в одиночестве.
Габриэль заметила такое смущение своего собеседника и приподняла бровь. Забавный он, этот Мартин. Почему-то подле него ей было вполне весело и таким она предпочитала его больше – настоящим, искренним, нежели притворяющимся и вечно веселым. Габи ненавидела фальшивость.
– Подойди, Мартин, – раздалось в комнате.
– Зачем? – паника не скрывалась в голосе. Однако, понимая собственную тупость в этом вопросе, юноша только сглотнул и резким шагом оказался возле Габриэль, боясь ярости неповиновения.
– Дай руку, – попросила она спокойно, смотря, как его дрожащая кисть поднимается в воздух. Габи аккуратно подняла руку и прижалась своей ладонью к его, чувствуя его волнение, – видишь, я не такая страшная.
Мартин долго всматривался в её покрасневшие щеки, опущенные глаза, спрятанные под длинными ресницами. Она не убирала руку, так и продолжая прижиматься ею к ладони Мартина. Его даже позабавило то, насколько меньше была её ручка по сравнению с его огрубевшей. Её тонкие пальчики казались такими хрупкими, фарфоровыми.
Юноша сглотнул. Мартин сам не знал почему, но Габриэль всегда казалась ему неприкосновенной – словно Богиней, к которой просто нельзя прикоснуться. А сейчас она стояла так близко – требуя близости.
Его пальцы автоматически согнулись и сжали кисть Габи, отчего зеленые глаза девушки медленно подняли взгляд на него, в них читалось легкое удивление и любопытство.
– М… Можно? – хрипло произнес Мартин, подняв вторую руку и поднеся её к лицу ангела. Та лишь незаметно кивнула и вновь отвела взгляд, при этом глубоко вздыхая. Его рука слегка вздрогнула, но потом аккуратно опустилась на щеку девушки, чувствуя горячую кожу кончиками пальцев. Мартин не знал почему, но ему вдруг стало трудно дышать. Сердце колотилось, как бешеное, и легкие, казалось, разрываются. Нарастающая паника, волнение и радость смешались воедино, выдавая бурю эмоций. Ему было так страшно, но он не смел отпрянуть назад. Его рука сама спряталась в волосах Габриэль, ненароком касаясь её шеи и притягивая к себе. Он видел облегчение в глазах ангела, и то, как блаженно она закрыла глаза и приоткрыла губы.
Она хотела, чтобы он её поцеловал. Поцеловал! Это невозможно, невероятно! Поцеловать архангела Габриэль – это мечта казалась такой неисполнимой, такой далекой. А сейчас – она здесь, перед ним. Позволяет делать с собой, что угодно. Открыто заявляет, что хочет быть подле него этой ночью, и что он вправе касаться её. Только он.
Не справившись с волнением, он резко сглотнул и вздрогнул, но все же мягко прикоснулся к её губам своими, волнуясь о том, что сделает что-то неправильно. О Духи, какими мягкими были её губы! Он даже в самых сокровенных снах этого себе не мог представить. Он был вечно благодарен ангелу за то, что она позволила ему сегодня такую роскошь, как поцелуй. Такой долгожданный, такой неистовый.
Думая, что сегодня он уснет с улыбкой на губах, парень застыл камнем, когда почувствовал, как губы девушки двинулись, а что-то влажное прошлось по его нижней губе. Однако даже не это застало его в немом шоке. Потрясением для Мартина было то, что её маленькая ручка сейчас ловко, одним движением, развязала его халат, который мягко раскрылся и обнажил его все ещё разгоряченное и влажное после душа тело.