– Ладно, что будем делать? – спросил он миролюбиво.

– Что-то… Перепишем прошлое заключение, а кому не нравится – пусть проверит сам. И, помолчав самую малость, добавила:

– Таково наше дело.

– А раз дело, то самое время принять. А то не по себе там было. Через канавку прыгать не хотелось почему-то.

– Чуйка сработала, вот и не прыгнул.

– А ты, Конюховский, почему не поехал? Или не выдержала бы подвеска канавку? – спросил Степан водителя.

– Была бы «Нива», то рискнул бы.

– У «Нивы» проходимость лучше?

– У «Нивы» ремонт дешевле.

Поставив точку на разговоре, Степан вытащил из сумки полулитровую бутылочку «Кока-колы». На самом деле газировки в ней было четверть литра, а остальное водка, но по виду сразу и не скажешь.

Ирка, то есть Ирина Викторовна, заморачиваться не стала, и вытащила плоскую фляжку граммов на двести. Открутила пробку и хлебнула прямо из горла, прямо как маршал Жуков.

Конечно, взятого им хватило только до Семилетовки, где, приказав Конюховскому остановиться у гастронома, они взяли по четветинке водки: Степан – «Столичной», а Ирина Викторовна «Московской». Ну, и мятных конфет, само собой. Конюховский тоже время не терял, и пока те были в магазине, пустил по вене проверенную дозу зелья. Только-только взбодриться и успокоиться, такое вот оно чудесное, зелье..

В Чернозёмск, в контору они приехали за час до закрытия, на удивление бодрые, Ирка даже по линии десять шагов прошла – не сбилась.

Начальство встретило неласково, но и не сурово. Приняв отчет устный – «ну, с виду ничего там не изменилось, если что», и согласившись подождать отчет письменный до завтра, оно, начальство, отпустило подчиненных и тут же позвонило не своему начальству, нет, а вбок. Доложило, что все обошлось без происшествий. Доложило, достало из тумбочки бутылку «узо», которое («узо» ведь среднего рода, нет?) и ополовинило под шоколадную конфету, большего в кабинете не было, после чего уснуло прямо за столом..

А тот, которому звонили, не поленился доехать в гараж, найти нужную машину (водитель спал на заднем сидении) и скачать показания видеорегистратора. Потом вернулся уже в свой кабинет и посмотрел интересующую его часть под «плиску», которую выпил до дна, и уснул на диване.

Запой длился неделю, но с кем не бывает, главное – специалисты хорошие.

Анализы на ВИЧ и гепатиты у Степана Николаевича оказались отрицательными, то есть теми, о которых мечтают (это вам не романы, где отрицательный герой вовсе не герой, а плохиш), однако доктор настоятельно посоветовал повторно сдать их через три месяца.

Я сидел на полуденной половине мезонина, смотрел на золотого орла и думал, что попал в положении рыбака на утлой лодочке, мечтавшего о сазане, но поймавшего белую акулу или даже плезиозавра. Бросить жалко, но ясно, что я тут вовсе не рыбак, а наживка. В любую секунду ударит чудовище хвостом по лодочке, а то и так слопает, вместе с ней.

Взять хоть золото. Одну, две, даже дюжину монет реализовать не сложно. Интернет-аукцион, антиквары, да хоть банальная скупка лома. А вот сто, двести монет уже непременно привлекут внимание. А если больше… А испанский слиток? Да, можно обналичивать через властные или криминальные каналы, но для этого нужно самому быть частью властного или криминального мира. А нет – тут же пойдешь в разработку. Утюги, паяльники, да мало ли способов докопаться до истины в ходу у населения. А уж десять тонн в слитках испанского казначейства?

Вариант отдать родному государству не рассматривается. Даже если бы на уровне не было оружия на батальон, если не на полк, всё равно подбросят героин и посадят, как крупного наркодельца, а золото просто исчезнет, не знаем никакого золота, он был сумасшедший, ваш Триаршинов, оттого и удавился в камере. Уж лучше повесить ППШ на грудь и выйти на Красную площадь с лозунгом «Долой буржуев».

Сидеть над златом – буквально, как Кощей? Быть счастливым лишь от мысли, что это золото – моё? Скорее, я – его. Буду отгонять всяких проверяющих, вроде сегодняшних налоговиков, и так до конца жизни. Не хочу.

Самому пойти во власть? Усердием и верностью служить партии власти? Почему нет? В политическом смысле я белый лист, что хочешь, то и рисуй. Глядишь, лет через десять стану районным депутатом, а через двадцать – так и областным.

Нет, чушь, это встреча с налоговиками разрядила мой мыслительный аккумулятор, вот и лезет всякая ерунда.

Разрядила – будем заряжать.

Второй вариант – пойти во власть не бедным родственником, но крупным игроком. Провести референдум, объявить волость верным наследником Советского Союза, провозгласить право жить по принципам развитого социализма, организовать Красную Гвардию человек в сто или двести… Раскатают танками. Или разбомбят. Или со дна Каспийского моря подлодка выпустит ракету «Калибр». Не зря же на сирийцах тренируются.

Да и не Ленин я по природе. Совсем не Ленин. Скорее, Савинков. Или Че Гевара. Но и Савинков, и товарищ Че кончили плохо. А кто хорошо? Всё равно все умерли, а кто пока не умер, умрёт непременно.

Поток мыслей, достойный рядового восьмиклассника уездной общеобразовательной школы (это когда не светит ничего, то есть совершенно, разве что армия, и то дальше сержанта путь закрыт) прервал обед.

Собственно, чем плохо быть сержантом? Я и сам сержант. Старший.

До генерала далеко, вот чем плохо. По служебной лестнице если идти. А если по горизонтали – вот он, генерал, рядом.

Я спустился в столовую и вкусил вегетарианской пищи. Как заказывал. Летние щи из капусты. Салат. Фальшивый заяц. Чай из трав. Стручки молодого гороха на десерт.

Душа считала, что это именно то, что нужно. Кто я такой, чтобы спорить с душой?

Обыкновенный обед переводит меня на полчаса в состояние сонное. Тут ещё и армейская привычка, и армейский рацион и армейские нагрузки. Два года, как нагрузок нет, но послеобеденная пара для меня – время передышки. А сегодня я уже через пятнадцать минут был свеж и бодр. То ли травы в чае особые, то ли малая калорийность обеда, а, может, ещё и природа, окружение.

Я вернулся в мезонин, но о золоте уже не думал. Золотой перерыв. А думал я о подземном граде. Войкович подал обещанную книгу. Турецкий я не знаю, но английским владею даже без словаря. Хорошо читаю, понимаю разговорную речь и сам говорю – в ресторанных пределах и чуть больше.

Деринкую меня поразил. Это, действительно, не пещера, а город, уходящий под землю на шестьдесят метров. А рядом другой город – Невширах. Каждый из городов населяли тысячи, а по другим данным – десятки тысяч человек. Возраст – пять тысяч лет. Есть и города и поменьше, и они связаны между собой многокилометровыми тоннелями. Причем сами города исследованы едва на десять процентов, и некоторые ученые утверждают, что в глубину города простираются куда глубже, чем предполагается. Но с исследованиями не торопятся. Бюджет не позволяет, города слишком велики, да и политическая обстановка последнее время не радует.

А вдруг и здесь подземный город доскифского периода? Это не десять тонн золота, это сокровище бесценное. Десять тонн золота – создать действующий музей, с научным центром, увлеченными гидами и обсерваторией (почему-то вдруг подумалось, что обсерватория с небольшим телескопом, семидесятисантиметровым рефлектором, очень даже пригодится. Больше нельзя из-за восходящих потоков воздуха).

Погоди-погоди. Не в обсерватории дело. Положим, сегодня это невозможно: всё отберут, самого законопатят, а то и убьют, а музей замурыжат. Но почему этого не сделал граф Карагаев? Почему не сделали в годы советской власти, которая науку, в общем-то, уважала, особенно в шестидесятые и семидесятые годы?

Полно, с чего я решил, что там – город? Может, что-то типа пещер Киевской Лавры? Тогда ни графа-вольнодумца сначала, ни атеистическое государство позднее подобные находки не интересовали настолько, чтобы отрывать от необходимого ради третьестепенного. Или вообще нечто, куда соваться не след?