— Ну, ладно, я не сержусь, иди ко мне, куколка! — проговорила она.
Ялли приблизилась к крыльцу, присела рядом с Эльгой и сёстры обнялись.
— Дааа, мне на самом деле не хватает бдительности для хорошего боя, — задумчиво произнесла Эльга.
— И заметь: ты потеряла её в этот раз из-за мальчишки! — добавила Ялли. — Достаточно было мне произнести его имя, как ты тут же подставила свою грудь под остриё меча. А стоит ли этого хоть один мальчишка на свете? Да ещё и сын водоноса! — Ялли презрительно наморщила носик.
— Но этому водоносу нравлюсь именно я, а не ты, как всем остальным мальчишкам.
— Но не собираешься же ты за него замуж, когда станешь девушкой?
— А почему бы и нет? Что в этом плохого, что он сын водоноса?
— Водоносы не ровня дочерям главного жреца города.
— Что-то княжичи не набиваются мне в женихи, как твой Карун — к тебе.
Карун оказался лёгок на помине: его долговязая фигура выросла в нескольких метрах от крыльца, где находились сёстры. Покинув пир в обширном дворе верховного жреца Абрази, он отыскал местонахождение Ялли и издалека бросал на неё томные влюблённые взгляды, ожидая, когда, наконец, она соизволит прогуляться с ним по саду. Но девочка делала вид, как будто не замечает его присутствия, желая помучить и подразнить его.
— Кроме княжичей есть и другие достойные мужчины, — возразила она. — К тебе может посвататься жрец, или богатый горожанин или помещик. Достойный жених для дочери жреца.
— Ну, уж не надо! — поморщилась Эльга. — Выйти замуж за абразиянина, чтобы он превратил меня в домашнюю куклу в кружевах и шелках, лишённую мозгов? Я стану женщиной-воином и сама буду выбирать себе мужчин — кого захочу и когда захочу!
Ялли засмеялась — одними глазами. Вот глаза её были не кукольными. Они были слишком живыми, пронзительными, искристыми, пытливыми. У куклы явно была душа, сердце и ум, острый и сильный ум.
— Неужели ты всерьёз хочешь стать воином, Эльга? — спросила она.
— Ты сомневаешься?
— Верится с трудом.
Эльга помолчала несколько минут. Затем, освободив Ялли от объятий подтолкнула её в спину.
— Давай, ступай-ка к своему жениху. Хватит мучить беднягу.
Ялли пожала плечами и, поднявшись со ступеней, медленной и беспечной походкой направилась к Каруну, глаза которого засветились от неслыханного счастья.
А Эльга погрузилась в привычную угрюмую задумчивость.
========== Глава 3. Юность Эльги и Ялли ==========
Полусон превратился в невыносимое страдание, каким может быть полное бессилие в состоянии непрекращающейся тревоги и боли.
В созерцательном сне Лир видел её, ту, которую по-прежнему любил до безумия, и ждал: вот-вот он навсегда потеряет свою любовь. Она — обладательница права на прекрасную внешность в каждом воплощении, а значит, вслед за красотой придёт и любовь. Новая любовь. Не с ним. С другим. После которой Лир, возможно, уже не сможет вернуть её.
Он мог бы прервать созерцательный сон и отправиться в странствие по собственному пути, но не делал этого. Он не обречёт её на долгое горение в огне, отказавшись от созерцательного сна в Хаосе. Он прикрыл её собой и не выдаст. Он любит её. И будет любить вечно.
Он следил за её третьим воплощением: несуразным, напоминавшим бессмысленное метание по жизни, наполненной то борьбой, то приспособленчеством, то глупостью, то напряжением ума. Она ничем не напоминала ту великую супругу императора всего материка Гобо, кем была в предыдущем воплощении. Простолюдинка, с очень красивой внешностью, рождённая в небогатой семье, которую не очень чтили мужчины, кто-то покупал её, как вещь, кто-то избивал смертным боем от обиды на безответную любовь. Её яркая красота явно не делала её счастливее. И она никого не любила — это утешало Лира. Правда, тревогу вызвал лишь прекрасный бог Став, от которого в конце своей жизни она зачала будущего спасителя материка Гобо от власти демонов. Душа Лира оказалась словно в аду, он подумал: ” Вот, теперь она с тем, из-за которого я потеряю её навсегда. Разве может женщина не ответить взаимной любовь богу, внешность которого не чета рогатой башке полудемона? “
И облегчённо вздохнул, когда понял, что Став со всей его красотой, любовью и нежностью не завладел её сердцем наравне с теми смертными, что добивались её любви более грубыми и жестокими методами.
Его ужаснула насильственная смерть, которой закончился её путь в бренном мире. Демон Свири насиловал её и сжигал одновременно и душа Лира, развеянная по Хаосу вопила и взывала к Сущему: «Разве не за это я страдаю, чтобы она не горела в огне?!» Но позже понял разницу, что быстрая смерть от ожогов разительно отличается от весьма длительного горения в пламени, и его, Лира, страдания заменили ей вечный огонь на нахождение в огне на короткое время.
Она искупила свою вину, став матерью тех, кто уничтожил культ демонов на материке Гобо и Лир подумал было о том, что теперь может выйти из созерцательного сна и войти в мир Великой Тыквы, чтобы встретиться с ней в её четвёртом воплощении, но дух Сущего внёс в его планы свои коррективы:
— Да, она частично искупила свою вину, дав жизнь тем, кто изничтожил Чудовище, поддерживавшее культ демонов, но вспомни, сколько до этого умерло детей в страшных мучениях на жертвенных алтарях! Их смерти требуют искупления. Думай, Лир, кто будет давать выкуп за этот грех: ты или она. Ей всё ещё угрожает особое измерение вечного огня. Или ты будешь поступать так, как требуется для того, чтобы оградить её от этого, или она окажется в огне.
И Лиру пришлось продолжать созерцательный сон.
Он видел: уже не материк Гобо, а обширный остров Фаранака, богатый по тем местам и временам дом верховного жреца в городе Абрази и двух девочек, которые были не только родными сёстрами, но и лучшими подругами…
К двенадцати годам Эльга вытянулась ростом, как струна, она была выше на полголовы Ялли, которая тоже выросла на голову; и так же, как и прежде, сёстры были внешне непохожи настолько, что неосведомлённый человек никогда бы не подумал, что у них вообще может быть какое-то родство.
Эльга всё больше становилась похожей на юношу: у неё раздались в ширину плечи, а таз был узким и плоским, грудь почти не выделялась, на руках и ногах проступали упругие жилы. А в Ялли же, наоборот, брало верх женское начало, потому что у неё не по возрасту развивались груди.
Эльга по-прежнему в тайне от родителей бегала на поляны, где её братья с другими мальчишками и юношами обучались владению деревянными мечами и никто не выдавал её увлечения жрецу Аклину. Но делать это становилось всё труднее, потому что по мере превращения дочерей в девиц, их родители всё бдительней присматривали за ними.
Девчонкам было запрещено гулять по улицам города без сопровождения старших. Обычно они выходили за пределы усадьбы в обществе собственной матери и малолетних сестёр или тётушки Фиги, родной сестры матери, так и не обзаведшейся собственной семьёй, проживавшей в доме мужа сестры и помогавшей той справляться с многочисленным потомством. Но Эльге удавалось ускользать прямо из усадьбы через лазейку частокола и бегать на тренировочные поляны для юношей.
Ялли же, даже гуляя в сопровождении своих дуэний умудрялась находить себе приключения. Малолетний возраст не уберегал её от вожделенного внимания уже не только мальчишек, но и взрослых и даже немолодых мужчин и ей это внимание нравилось.
Случалось, её отцу приходили жалобы на неё от горожан, пострадавших от её красоты. Некий владелец огорода жаловался, что его сосед, сидевший на подоконнике в окне своего дома, загляделся на проходившую мимо Ялли и вывалился из окна со второго этажа прямо на грядки его, владельца огорода. И поскольку выпавший из окна сосед был весьма толстозад, он помял несколько грядок и теперь отказывался выплачивать денежную компенсацию за это. Но жаловался пострадавший огородник не на соседа, причинившего ему ущерб, а на красоту жреческой дочки, из-за которой всё это произошло. Были жалобы на Ялли и от горшечника, на тачку с посудой которого наехала тачка другого горшечника, заглядевшегося на Ялли; на Ялли жаловалась птичница, сын которой забывал запереть клеть с курами, потому что каждый раз бежал к забору, когда там появлялась Ялли; Ялли обвиняли в пожаре, который случился в ближнем трактире, потому что повар, заглядевшийся на девочку в окно, не заметил, как положил конец тряпичной салфетки в огонь печи. Аклин только пожимал плечами: ну, что он-то мог поделать, если одна из его дочерей уродилась такой красивой! А тётушка Фига бросала на Ялли укоризненные взгляды.
