Она принялась поглощать жареную телятину в присутствии Лира и он, учуяв, какое это мясо, вмиг пришёл в бешенство и, взревев зверем, пнул ногой стол, за которым обедала его жена так, что тот перевернулся. Майя смертельно перепугалась, решив, что настал конец её жизни и, в ужасе повесив голову, застыла, готовясь быть убитой. Однако, ей всё сошло с рук: Лир приказал только казнить мясника, а Майя просто просидела в оцепенении с опущенной головой несколько часов, до самого вечера.
Лир не разговаривал с ней три дня, даже не смотрел в её сторону и три ночи избегал её спальной, ночуя в комнате, которую он отвёл себе под кабинет. И только на четвёртую ночь Майя на цыпочках прокралась к нему в этот кабинет и ей пришлось постараться соблазнить его, чтобы замолить грех.
Лир был настроен весьма решительно против тех, кто отказался признать его власть — то есть, почти против всего материка, но больше всего он был зол на Шерноддан, князья которого осмелились жестоко поступить с его послами.
Однажды, ощутив в себе достаточно сил для того, чтобы трясти даже весьма огромный кусок земли, Лир взобрался на неприступный пик самой высокой горы хребта Уш, носившей название Ханда — для него было дело меньше часа. Он легко взбежал по крутому склону и сила горы как будто сама несла его над собой и над вечными снегами, покрывавшими её шапкой.
И там, на самой вершине Лир сконцентрировал свою волю, вообразив себе очертания севера Гобо…
Он посещал и посещал эту вершину, понимая, что такой большой участок земли, как Шерноддан, не может быть разрушен за один раз. И делал это до тех пор, пока его соглядатаи не донесли: север Гобо трясётся, его города разрушены.
— Ну, и где ваши боги? — смеялся Лир. — Я столько разрушил, сколько не рушилось за всю историю этого материка, почему же они не остановят меня? Что ж, посмотрю-ка я, что будет дальше, не поймут ли остальные, что им следует делать.
Между тем, в горах Уш неподалёку от города Майи уже был расчищен от леса порядочный участок земли и на нём были не только заложены фундаменты для дворца Лира, храмов Каджи и Свири, но и выросли надстройки.
Лир теперь ожидал посланий для себя — из других частей материка, отказавшихся принять его власть, но пока ещё не разрушенных. Он был уверен, что они, услыхав о плачевной судьбе Шерноддана, попросят прощения и признают его своим царём. Теперь он просто занимался своим будущим дворцом и храмами, отслеживая их строительство, и ждал.
Но послы со всего мира не спешили к нему с просьбами сделаться его подданными. Мир боялся молиться демонам, как демонов вообще.
Лир снова разослал своих гонцов по материку, составив письма уже более грозные и, чтобы не терять даром времени, что было для него драгоценно, много часов проводил в скалах, создавая свою каменную армию из гигантских слонообразных быков, которую он намеревался двинуть теперь на земли Нут. Он не возвращался в дом Майи для ночлега и круглые сутки проводил в шатре среди скал, в окружении шатров своих слуг.
Майя неотлучно находилась рядом с ним, проживая с ним в шатре, что было для её изнеженного тела дискомфортно и непривычно, но она преодолевала и это, чтобы быть рядом со своим мужем и с восхищением наблюдать процесс созидания гигантских быков. У неё замирал дух, когда она смотрела на это, как и у остальных, служивших Лиру и имевших возможность быть свидетелями, как от голых серых скал отваливались огромные валуны, а затем сами собой собирались в фигуры, имевшие очертания быков.
Как и прежде, Майя ненавидела шерстяные и меховые одежды и в зимнее время не выбиралась из тёплого шатра, чтобы не одеваться и наблюдала за действиями Лира через щель под тяжёлым войлочно-меховым пологом.
Но однажды в эту же щель она увидела, как неподалёку от её шатра воздвигают другой шатёр слуги Галона — для Марионилы. Майя догадалась, что Марионила прибыла в горы только ради того, чтобы увидеться с Лиром. Майе также пришло в голову, что Галон нарочно поощряет нахождение Марионилы подле Лира, потому и снабдил её шатром и заставил своих слуг этот шатёр ей поставить. Галон теперь был чем-то вроде главного визиря при Лире, но наверняка хотел большего: влиять на Лира через женщину. Вряд ли у него получилось это со своевольной Майей, бывшей от рождения княгиней и не привыкшей подчиняться слугам мужа. А Марионила, простая девушка, с которой Галон всегда был в хороших отношениях — другое дело. И, пожалуй, если бы Лир решил заменить себе жену, разведясь с Майей и женившись на Мариониле, это было бы Галону весьма выгодно. Такие рассуждения появились в мозгу Майи, начавшей сгорать от ревности.
Ещё больше повода для ревности появилось, когда Марионила, одетая в белую норковую шубку, подаренную ей Галоном, утопая в снегу, добралась до Лира, который стоял на плоской каменной глыбе перед целой армией самосооружающихся валунов, отдавая им приказ силой мысли.
Марионила терпеливо дожидалась, когда Лир решит передохнуть, переминаясь с ноги на ногу, чтобы ноги не замёрзли даже в тёплых унтах из оленьего меха. Она не сводила глаз с рядов каменных громад, которые всё больше приобретали очертания неестественно огромных быков. Девушка уже знала, для чего создаются эти быки. Было ей известно и о землетрясении на севере материка. Она также была осведомлена о всех планах Лира — Галон взахлёб рассказывал ей о них. Марионила внимательно и вежливо выслушала Галона, но не разделила его восторга и радости от предвкушения грандиозной карьеры на службе правителя мира. Если Галон и лелеял какие-то надежды, что если бы женой Лира стала эта девушка, то он мог бы манипулировать ею, чтобы через неё внушать Лиру какие-то свои идеи, выгодные ему, то это были всего лишь надежды. Он плохо знал Марионилу. Эта хрупкая и создававшая впечатление безвольного и слабого создания девушка на самом деле имела своё собственное мнение, которое было так прочно, что его сложно было бы изменить даже под пытками.
Марионила была влюблена в Лира, но даже любовь не могла заставить её ослепнуть и изменить своим идеалам. А идеалы она имела и ими являлся старый мир, принадлежавший богам. Он виделся ей не то, чтобы совершенным, но правильным и не нуждающимся ни в каких переменах. Да, в мире Великой Тыквы на материке Гобо человечество почти повсеместно зависело от земли, урожаев и капризов погоды и нередко из-за этого терпело голодные годы. И при этом не стремилось к научно-техническому прогрессу, чтобы уменьшить эту зависимость. Но это ещё не являлось злом, потому что голодные годы можно потерпеть, а научно-технический прогресс мог бы испортить духовно и без того многих испорченных людей. Куда надёжнее старые добрые терпение и труд.
На материке Гобо местами существовало рабство, но и в этом нет ничего страшного, потому что всегда находятся люди, которые боятся взять на себя ответственность и предпочитают ей несвободу. Что плохого в том, чтобы о чём-то не заботиться самому и жить на всём готовом, предоставленном заботливым хозяином? Правда, хозяин может наказать физически, и, возможно, не всегда справедливо. Но тут снова поможет терпение и умение прощать. Рабство — это выбор свободного человека.
И даже в тех местах, где не существовало плантационного полного рабства, оно всё-таки было. Весь материк Гобо пребывал в полурабстве. Ибо жители города или деревни являлись негласной собственностью своего князя, который мог даже продать кого-то из своих подданных в полное рабство. Или по своей прихоти лишить имущества или убить. Но и здесь спасение в терпении и ещё в скромности. Надо просто не искушать князя, чтобы он убил или ограбил. Уподобиться тени — так безопаснее и спокойнее. И не хвастаться здоровьем, чтобы тебя не захотели купить для работ на плантации или не заставили работать сверх сил на того же князя. Так где здесь зло, если ко всему возможно приспособиться?
Таким создали мир Великой Тыквы боги, а чего добивается Лир? Марионила спросила его напрямую, когда он, решив отдохнуть от созидания армии каменных быков, опустился на плоскость глыбы. Девушка тут же забралась к нему наверх и присела рядом, прямо на камень, не боясь охлаждения тела.
