Позже оказалось, что художник был мастером по татуировкам и Майя пожелала обучиться у него этому искусству.

И вот тогда со мной произошла беда. Это случилось так внезапно, что я никак не мог предвидеть. Я просто сел ужинать с Майей за один стол и вдруг меня охватило сильнейшее желание уснуть. Я потерял сознание, а когда очнулся, то ощутил сильный неприятный запах овощей и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Надо мной появилось лицо Майи и художника.

— Вот на нём я и буду учиться искусству татуажа, — произнесла она.

Через несколько минут я понял, что нахожусь в подвале, в сарае для хранения овощей и крепко привязан к лавке за руки и ноги и был абсолютно без одежды. Я начал задавать вопросы, что всё это значит, но Майя только улыбалась змеиной улыбкой.

Это был сущий кошмар. Она просидела несколько часов надо мной, под руководством своего учителя исколов мне всю кожу, пробуя свои силы в искусстве татуажа. Я проклинал её, угрожал, мне казалось, что от бешенства у меня выступила пена в уголках рта. Но чем больше я кричал и негодовал, тем сильнее Майю это тешило. Она без конца как-то странно улыбалась, как будто испытывала от моей злости наслаждение.

Затем она отправила художника из подвала и осталась со мной наедине.

— А знаешь, — сказала она мне, — оказывается, когда тебя ненавидят, это даёт даже большее возбуждение и удовольствие, чем когда любят! Я просто пылала огнём, когда ты начал меня проклинать! И что-то подобное случилось со мной ещё раньше, тогда, когда ты мне начал угрожать, что убьёшь меня.

— Ты сумасшедшая, — голос мой охрип. — Немедленно развяжи меня, проклятая, иначе тебе несдобровать! Ведь когда-нибудь ты развяжешь меня, я клянусь, разорву тебя на кусочки!

Она слушала и снова улыбалась. И не думала освободить меня. Более того, она решила заняться со мной любовью. Она пыталась сесть сверху, но я был так зол, что моё естество не желало подчиниться ей, как она ни старалась.

И тогда она изнасиловала меня с помощью шнурка и это было невыносимо… Я возненавидел её так, как не ненавидел никого на свете! Я думал каждую минуту, каждую секунду: «Только бы она развязала меня! Только бы развязала!» Но, очевидно, ведьма была не так глупа и не делала этого, опасаясь за свою шкуру.

Она не развязала меня на ночь, и на другой день, и на третий и дальше не освобождала меня. И каждый день она издевалась надо мной, делая на моём теле татуировки. Вот! — с этими словами Криг вскочил с табуретки и рывком сорвал с себя холщовую рубашку. Галон поразился увиденным: тело незадачливого княжича-полотёра оказалось сплошь покрыто татуировками, от ключиц до пупка, причём татуировки были некрасивы и далеки от совершенства, ощущалось, что на коже бедолаги Крига на самом деле пробовал свои силы новичок, а не мастер. Там были изображены какие-то птицы, пауки, змеи, плетения, львиные головы, бабочки и ещё множество всякой чепухи.

— Видишь, как она изуродовала меня? — слёзы выступили на глазах Крига.

— А как же ты освободился? — поинтересовался Галон.

— А я и не смог сам освободиться! — Криг не выдержал и зарыдал по-настоящему от жалости к себе. — Она держала меня привязанным к лавке много дней, я даже сбился со счёта… Её служанка, такая же подлая баба, как и она, приходила ко мне, кормила меня и поила, я мочился и гадил под себя, она омывала мои нечистоты… Я молил её отпустить меня, а она только усмехалась также гадко, как и её хозяйка… Уууу, отродья демонов! Будьте вы прокляты! А Майя приходила ко мне каждый день, уродовала моё тело татуировками, насиловала меня и чем больше я проклинал её, желал ей зла, угрожал, тем больше она наслаждалась и, кажется, испытывала сладострастие… И только когда она исколола моё тело так, что на нём не осталось живого места и я ослабел так, что уже не мог не то, что выражать свои чувства, но даже шевелить губами, она развязала меня и выгнала прочь, сказав на прощанье:

— Ты, конечно, понимаешь, что никаким своим мужем и князем я тебя не сделаю. Ты мне надоел и я тебя не люблю. Убирайся вон, куда хочешь и радуйся, что ушёл живым. Сунешься сюда ко мне снова — получишь своё. Ты же видишь, меня и мой дом охраняют сильные мужчины, я прикажу им — и они переломают тебе все кости. Ты не только не отомстишь, но и себе добавишь беды. Всё, прощай.

Она вышвырнула меня за ворота, но я не был в силах идти, я упал на булыжную мостовую, отойдя от княжеской усадьбы шагов на десять. Не уверен, что я выжил бы, если бы тогда меня не приютила одна женщина из прядильщиц. Она поступила со мной по-доброму: оставила в своём доме на несколько дней, кормила, жалела, а потом ещё и уговорила одного своего родственника довезти меня на телеге с сеном до княжества моего брата Ашрока.

Брат был явно не рад моему возвращению, он даже не посочувствовал мне, когда я рассказал ему о происшедшей со мной беде и показал ему, как изуродовано моё тело.

— Да, у этой Майи придури в голове больше, чем снега на вершинах Уш! — лениво прокомментировал он.

— Но она убила твою сестру. Сестру по матери и по отцу! Родную, не сводную! И ты не отомстишь за неё?

Но Ашроку явно было неохота связывать себя обязательствами мести и он предпочёл мне не поверить.

Он позволил мне пожить у него пару месяцев, чтобы я восстановил свои силы и изрядно подорванное здоровье, а там пообещал подумать, как пристроить меня. За это время до меня дошли кое-какие новости о Майе. Она прислала Ашроку один из своих портретов, видимо, желая похвастаться перед его женой, дочерьми и внучками своей красотой, чтобы вызвать у них завистливое раздражение, что у неё получилось. Будучи сама ничтожной и злобной, она жаждала вызвать те же чувства и у других. А затем я узнал, что она вышла замуж и выбрала себе в в мужья полное ничтожество. Его звали Усит, он был княжеского происхождения, но род его давно потерял своё княжество и сам он кое-как влачил жалкое существование писаришкой при складах в посаде Майи и при нём была его мамаша, женщина сорока с лишним лет, но говорили, что выглядит она на все семьдесят. Я когда-то мельком видел этого Усита. Он не отличался ни красотой, ни умом, ни храбростью, это был лягушонок, трусоватый, лопоухий, раболепный. Я даже догадываюсь, почему она оказала этому слизняку такую честь: чтобы иметь раба вместо мужа и дать волю своим порочным наклонностям и злобе. Что ж, поделом этому мозгляку!

Ашрок вскоре выяснил, что, оказывается, дальним родственником его жены являлся сам хозяин острова Алмазов Аевел, он написал ему письмо с просьбой приютить меня, потому что я ему, Ашроку, в тягость как нахлебник, потому что у него куча собственного потомства. И добродушный владелец алмазов согласился взять меня к себе — что ему стоило с его богатством? Он ценил славу о своей доброте и милости, гремевшую на весь материк.

Отправляясь на восточное побережье, я выпросил у Ашрока портрет Майи и он запросто отдал его мне: из-за него его женщины не знали покоя. Мне же этот портрет был нужен не за тем, чтобы не забывать красоту Майи, а за тем, чтобы помнить то зло, что она мне причинила и выполнить клятву, которую я дал: отомстить ей. Вот я и отомстил. Демон пленился ею и теперь будет преследовать её, пока она не покорится ему. А когда она надоест ему, она плохо кончит. Да будет ей это возмездие за её зло!

— Дааа, сурово же ты отомстил ей, — заметил Галон.

— Не спорю. Зря она считала себя недоступной для ужаса и горя…

Галон махнул рукой:

— Ну, довольно. Ступай-ка, домой свою часть коридора.

Криг, выгнув спину колесом, уныло побрёл прочь.

========== Глава 6. Княжество в горах Уш ==========

Сын коровы вновь сменил демона в непростой душе Лира. Он поместил портрет красавицы в своей спальной и то и дело возвращался туда, чтобы полюбоваться им. Он изменился и в поведении и пытался слишком часто шутить и острословить, что раньше не замечалось за ним никогда — вечно суровым и угрюмым.