В возрасте между двумя и тремя годами у неё разбух кобчик и опухоль причиняла ей невыносимую боль, от которой она плакала днём и ночью около двух месяцев, а затем всё прошло и у неё на месте копчика появился небольшой отросток, превратившийся в хвостик. Полок ежедневно занимался воспитанием демонёнка, которое было, по своей сути, дрессировкой. Он отдавал Джанке команды и она была обязана их мгновенно выполнять, если же у неё возникали сомнения, подчиняться или нет, её хозяин развевал их крепкой поркой, которая обычно кончалась потерей сознания наказуемой. Полок мог отдать любой приказ: выплюнуть изо рта уже пережёванную пищу или начать поедать несъедобное — землю, траву, ветки, стоять на одной ножке, прыгать на месте до перехватывания дыхания, ползать по полу, приседать и множество других команд. И эта муштра могла длиться часами, ежедневно. Когда Джанка была безупречно послушна, он поощрял её лакомством, которое она обожала, поскольку не знала других: это была муравьиная кислота. Муштра Джанки оказалась настолько успешна, что в четыре года она превратилась в полную марионетку своего хозяина и само тело уже автоматически выполняло его приказы. — Так, я уверен, что полностью подчинил твоё тело, — рассуждал Полок. — Но этого мало. Мне необходимо владеть твоей душой, пока это ещё возможно. Для этого твоя душа должна стать мягкой, как воск, а значит, ей не нужны так называемые духовные кости, твоя волевая ось здесь совершенно излишня. Лучше всё это сломать, пока оно не обрело нерушимую твердь. Джамн получил новый приказ: — Оно должно видеть людей. Других людей. И понять, насколько отличается от них. Полок и Джамн впервые вывели за предел частокола четырёхлетнего демонёнка, чтобы спрятать его в храме за плотной портьерой, находившейся слева от исполинского каменного изваяния богини Акимины. Портьера эта закрывала небольшую сцену, на которой обычно в дни священных праздников разыгрывались спектакли духовного содержания. — Ты должна смотреть в эту щель между портьерами, но не выходить наружу, — объяснил Полок Джанке. — Просто стой здесь и замри, как будто ты окаменела, и смотри. Смотри на людей, что появятся в этом зале. Ты всё поняла? — Да, хозяин. Через несколько минут зал храма начал наполняться людьми и жрец Полок занял своё место на возвышении у алтаря богини. И начал свою проповедь. Джанке не трудно было выполнить приказ своего хозяина — окаменеть, потому что ею и без того овладело оцепенение из-за того, что она увидела. До сих пор она видела лишь двух человек подле себя и не могла представить, что людей может быть на самом деле так много. И все они были не похожи друг на друга, хотя одежда у них была примерно одинакова: холщовые рубашки сероватого цвета, широкие штаны у мужчин и у женщин тоже, но поверх шаровар у женщин были понёвы, расшитые синими, жёлтыми, красными и зелёными нитями. И те и другие были длинноволосы и заплетали волосы в несколько кос. Между ними находились и маленькие существа — их дети. Джанка с любопытством всмотрелась в их лица — грубоватые, простодушные, даже немного глуповатые. И удивлялась, насколько этот мир не прост, не догадываясь, что он гораздо сложнее. И не подозревала, какое серьёзное испытание готовил ей её хозяин. Когда после проповеди она вернулась из храма в дом Полока, он принялся расспрашивать её, какое впечатление произвело на неё увиденное. Она не умела особо выражать словами чувства и ответила только: — Их так много. Но по её глазам Полок понял, что она эмоционально возбуждена и открытие новой грани жизни поразило её. И теперь ей предстояло поразиться ещё больше.
Жрец приблизился к большому сундуку в углу и, приподняв его тяжёлую, грубо сколоченную крышку, вытащил зеркало в металлической оправе — не большое и не маленькое, а примерно такого размера, чтобы в близи от лица Джанки в нём могла отразиться вся её голова вместе с рогами.
— Взгляни сюда, — предложил он, поднося зеркало к демонёнку. Джанка скосила глаза на своё отражение, в них отразился нестерпимый ужас и она с истошным криком отпрянула, попятилась и забилась в угол, трясясь всем телом. Прежде она никогда не видела зеркал и себя в них. — Там кто-то очень страшный, — процедила она сквозь зубы. — Это ты и есть, — спокойно ответил Полок. Джанка замотала головой с окрепшими отяжелевшими рогами: — Нет! — Я ведь тебе никогда не врал. Вот взгляни, — он выставил ладонь перед зеркалом, — видишь, здесь отражается моя рука. А вот в нём отражается стол, табуретка, кресло. На всё, на что я его навожу — всё отражается в нём, — он приблизился к Джанке, присел перед ней на корточки и снова выставил зеркало перед её лицом. — А это ты. Она зажмурилась, прижала ладони к лицу и из-под них заструились слёзы. — Я не хочу! — процедила она сдавленным голосом. — Не хочу! — У тебя нет выбора, — жёстко ответил Полок. — Ты всё ещё не веришь мне? Но ведь ты не раз нащупывала руками свои рога и огромные зубы. Вот они, отражены здесь. Посмотри на свои руки, — он резко оторвал ладони от её лица, — вот они, вот они, здесь в зеркале, это ты, ты! Джанка закричала что есть сил, так, что у Полока и Джамна заложило уши, на столе зазвенела посуда и задрожали слюдяные стёкла в окнах. Крик её был долгим и пронзительным, страшным, как сирена. Она вопила и вопила и было трудно понять, как четырёхлетний ребёнок может быть способен издавать такие мощные звуки. Объяснялось это только тем, что это было дитя демона. В голосе её звучала не детская душевная боль и сильнейший страх. Она легла на спину и принялась корчиться от мучительных судорог, извиваться всем телом, бить кулаками и ногами по стенами и полу, кататься, продолжая кричать. Полок вновь поднялся во весь рост, он просто стоял и смотрел на её припадок. Истерика Джанки переросла в самую настоящую горячку, в жар и бред, и она прометалась в таком состоянии несколько дней. Джамн ухаживал за ней днём и ночью, пытаясь остудить её тело, покрывшееся волдырями, холодными примочками, а Полок изрядно перетрусил, что демонёнок умрёт и все планы его полетят в тартарары. Когда горячка миновала, Джанка сильно изменилась. В глазах её, прежде наполненных нормальным детским любопытством и простотой, теперь появилась старушечья пустота. Она по целым дням лежала на кровати в своём закутке, отведённом для неё в избе её хозяина и смотрела в одну точку, отказываясь от еды и почти не разговаривая. — Так, хорошо, её становая ось затрещала, но ещё не сломлена, — рассуждал Полок. — Я продолжу её воспитание, но, чтобы не добить её сразу, её необходимо вернуть к жизни. Немного мелких удовольствий не испортят её. Он разрешил Джамну впервые накормить его воспитанницу сладкой пищей — вишнёвым сиропом. Затем самолично принёс ей первую в её жизни игрушку — расписного небольшого коня, который вызвал у демонёнка восхищение, как будто это было дорогостоящее бриллиантовое украшение. Эти небольшие уступки сделали своё дело и Джанка начала постепенно возвращаться к жизни. Ей больше не показывали её отражения в зеркале и она начала забывать о том, что ужасна настолько, что испугалась сама себя. К ней вернулся аппетит, она снова с удовольствием выходила гулять по двору, слушала незатейливые сказки, которые ей рассказывал Джамн и даже смеялась, когда он говорил смешное. А Полок, поняв, что демонёнок полностью оправился от душевного недуга, едва не стоившего ему жизни, уже готовил для него другой подарок.
====== Глава 3. Страдания продолжаются ======
Однажды Полок уехал верхом на коне в большой город за лесом и вернулся оттуда через несколько дней с покупками.
Отдохнув немного, он приказал Джанке сесть за широкий дощатый стол и разложил перед ней яркие праздничные открытки с изображением невероятно красивых детей женского пола — ровесниц Джанки и чуть постарше. Пока демонёнок рассматривал картинки, Полок внимательно следил за выражением его лица, глаз. В глазах Джанки отразилось восхищение, она явно признала, что девочки на открытках хороши. — Тебе нравится это? — спросил Полок. — Ты считаешь их красивыми? — Да, — ответила Джанка, продолжая жадно рассматривать картинки. — А ты помнишь, как ты выглядишь сама? Или тебе напомнить? Достать зеркало? — Я помню, — едва слышно промолвил демонёнок, низко наклонив голову. — Не надо зеркала. — Видишь, Джанка, какие на свете бывают красивые существа. Как повезло им и не повезло тебе! Тебе не повезло даже ещё больше, чем ты думаешь. Полок заставил её рассматривать другие картинки, с изображением карликов, уродцев с родимыми пятнами на лице и другими дефектами. — А эти, по-твоему, страшны, Джанка? — Да. — Так, я вижу тебе дано разбираться и в красоте, и в уродстве. Так знай же, что ты ужаснее любого из этих уродцев! Потому что они могут жить среди людей, а вот с тобой не согласиться жить никто, кроме меня и Джамна. Джанка повесила голову ещё ниже, плечи её сильно ссутулились. Полок продолжал дрессировку демонёнка. Время от времени он заставлял Джанку смотреть на себя в зеркало. Она приходила в сильный ужас, у неё начинались припадки, истерики, но горячки больше не было. Так длилось почти год и шло привыкание, Джанка всё меньше пугалась и плакала, но глаза её становились всё несчастнее, в них как будто отражалась печать душевной боли, выжженной на самой душе слишком частыми страданиями. Глаза её теперь были такими всегда, даже когда ей давался небольшой отдых от дрессировок, даже во время поглощения вишнёвого сиропа или яблок, печёных с сахаром и мёдом. Вероятно, сладкое ей давали, чтобы она не сошла с ума от нестерпимых моральных пыток. Однажды, в день своего пятилетия она получила от Полока подарок — небольшую фарфоровую куклу с льняными волосами и розовом платье с кринолином. Кукла была смазлива, вроде девочек с праздничных открыток, но Джанке она показалась верхом совершенства. Вручая подарок, Полок внимательно следил за реакцией девочки-демонёнка. Он ожидал злости, ревности, зависти, возможно, такого поступка, что Джанка разобьёт куклу, но демонёнок прижал игрушку к груди и в печальных глазах блеснули живые искры. — Это как будто буду я, — проговорила она. Полок ухмыльнулся уголком рта. Воображение заменяло демону реальную жизнь. Неплохо, значит, вряд ли Джанка когда-либо захочет что-то от настоящей жизни и будет за это бороться и проявлять свою волю. Мечтатели обычно податливы, как воск, ими несложно манипулировать. Значит, плоды его стараний по части дрессировки демона увенчались успехом. Но не стоит останавливаться на достигнутом. К лету Джанка получила от своего дрессировщика ещё один подарок: платье. Это была не просто холщовая мешковатая роба, какие носили в тёплое время года все женщины и дети женского пола в селе, это было настоящее приталенное платье из лёгкого материала, пёстрое, покрытое яркими цветами. Джанка пришла в восторг от него и у неё появилась иллюзия, что, возможно, этот наряд скроет её ужасающее безобразие. Но когда Джамн помог ей облачиться в это платье, ей не было позволено взглянуть на себя в зеркало и девочка-демон сама домыслила себе новый облик, ощущая себя чуть ли не такой же смазливенькой, как её фарфоровая куколка, которую она почти никогда не выпускала из рук, считая частью себя. — А теперь ты пойдёшь со мной, — сказал Полок, взяв её за руку. Он вывел её за ворота и двинулся по покатому спуску с холма. Джанка ковыляла рядом с ним на своих птичьих ногах с обрезанными когтями и удивлённо озиралась вокруг на огромный мир, который снова был для неё новым. Она впервые увидела лес, окружавший село плотным кольцом, суровые тёмные ели, мрачность которых понравилась Джанке, потому что они отражали её бесконечно депрессивное настроение. Ещё её поражало, что пространство жизни может быть таким огромным, что на свете так много зелёной травы и растущих на неё цветов и всё это под солнцем, что прекраснее всех и вся… Спустившись к подножию холма, Полок неожиданно свернул влево и потащил за собой Джанку. Они двигались теперь вдоль полосы елей, находившихся в такой близости от демонёнка, что она, протянув руку, могла коснуться колючих лап самых низеньких из них. Она так и делала всю дорогу: повернув голову в сторону, тянулась к елям и пыталась трогать их. Это увлекло её настолько, что она не заметила, как закончилась еловая роща и открылось пространство луга вокруг озера, на котором играло множество детей от двух до десяти лет. Луг возле озера был излюбленным местом для развлечений сельских ребятишек. Зимой здесь строили ледяные горки и катались на санях и коньках по ледяной глади застывшего озера, а уж летом не было предела всяким забавам. Полок указал Джанке на них: — Видишь этих детей? Подойди к ним и попробуй с ними поиграть. От любопытства у Джанки отвисла тяжёлая челюсть с частоколом крокодильих зубов. Без всякой задней мысли она заковыляла к играющим детям, нисколько не сомневаясь в своём праве присоединиться к их забавам. Кто-то из детей случайно повернул голову в её сторону и глаза дитяти округлились и полезли из орбит. Ребёнок закричал так, как будто ему сломали кость. Детвора разом прервала свои игры и все, как один, устремили взоры туда, куда указывал орущих перепуганный мальчик. И все разом завопли и бросились наутёк, побросав свои игрушки. Джанка повернулась лицом к Полоку: — Почему? — А ты ещё и не догадываешься? — усмехнулся тот. — Нет. — Они испугались тебя, ведь ты очень страшная. Вспомни, как ты испугалась сама себя, может, поймёшь их. Джанка низко повесила голову: она поняла. После этого дня Полок зачастую отводил её в еловую рощу и, спрятав в тени еловых лапок, заставлял подолгу созерцать игры детей, затем подробно выспрашивал её, какие чувства испытывала она от этого. Чувства Джанки были самые обыкновенные человеческие: она завидовала чужой радости, веселью, смеху, беззаботности, которые были недосягаемы для неё за то, что она слишком отличалась от других. — Видишь, — твердил жрец, — ты никому не нужна! Никому, кроме меня! Я единственный в целом мире, кто есть у тебя. И даже Джамн не в счёт. Он пестует тебя только потому, что я приказал ему, только поэтому. Я — всё для тебя, пойми, я и только я — всё для тебя! Джанка слушала и верила. Конечно, Полок всё для неё и ещё её кукла с фарфоровой красивой головой и тряпичным телом в затёртом розовом платьишке, которой было дано имя Анна. Потому что Анна не убегает от неё за то, что она так ужасна. Анна умеет слушать и не перебивать. Джанка иногда мысленно вселялась в неё и испытывала от этого некоторое наслаждение, что позволяло Джанке дышать в мучительном мире страданий. И страдания явно не собирались завершаться. Однажды Полок сказал своей подопечной: — Сегодня ты отправишься в село. Одна. Без меня и Джамна.
