====== Глава 1. Сожгите это! ======

— Сожгите это! Слышите, сожгите! — визгливо кричала невысокая женщина, стоявшая на крыльце в одной лишь забрызганной кровью сорочке и сжимая в руке нечто бесформенное, окровавленное, отчаянно верещавшее.

Толпа, окружившая крыльцо, безмолвствовала, зрители в ужасе прижимались друг к другу, не сводя округлившихся глаз с жуткого зрелища.  — Дрова, несите дрова! — продолжала требовательно кричать женщина в сорочке. И швырнула то, что держала в руке прямо перед собой в снежный сугроб. Толпа разом выдохнула, охнув и отпрянула назад на несколько шагов. Оно лежало на снегу: нечто, отдалённо напоминающее новорожденного младенца наличием конечностей и головы, но отличавшееся от естественного человеческого ребёнка тем, что эта самая голова была у него бесформенной, с неестественно выступавшей вперёд челюстью и двумя буграми на макушке, а ручки и ножки были слишком длинны и оканчивались странными пятками и фалангами, напоминавшими куриные лапы. Живот у него был слишком тощий и впалый, в отличие от нормальных карапузых младенцев, но от него отходила длинная пуповина, тянущаяся по снегу.  — Шутка ли такое дело — сжечь дитя самого Свири, Демона Огня! — переговаривались в толпе. — Да он за это спалит всё наше селение, бревенчатые дома вспыхнут сами собой! Разве Малентина не знает этого, что требует от нас? Женщина на крыльце обвела присутствующих безумными расширенными глазами, горевшими яростными, как у рыси, зелёными огнями.  — Так мне никто не поможет? — зло прорычала она. Староста селения, коренастый мужчина, усатый, в длинной серой зимней рубашке, вязаной из шерсти и округлой вязаной же шапке, осмелился выступить вперёд.  — Опомнись, ты требуешь от нас невозможного! — проговорил он. — Лучше не веди себя так. Подумай сама: ты единственная женщина, которую Свири не уничтожил после соединения с ней, значит, он избрал тебя, он пожелал от тебя ребёнка. Неужели ты поступишь так, что осмелишься вызвать его гнев?  — А с каких это пор мы подчиняемся воле демонов? — насмешливо проговорила Малентина, скрестив руки на груди. — Да если бы я знала, что вынашиваю демонское отродье, а не дитя моего мужа, я бы живот себе разодрала, да вытащила это оттуда! Разве мы поклоняемся демонам? Разве мы не ищем защиты у нашей богини Акимины? Разве мы не признаём только чистое, а нечистое не сжигаем на огне?  — Как бы нас самих не сжёг огонь Свири! — промолвил староста. — Но дело на самом деле весьма деликатное. Думаю, здесь нам не обойтись без совета жрецов. Эй, позвать сюда жреца Полока! — крикнул он. От толпы отделилось сразу несколько человек и они побежали по глубокому снегу в сторону черневшего на пригорке бревенчатого храма.  — Ах, вот как вы решили? — возмутилась Малентина. — Нет уж, я сама решу! Она развернулась, распахнула тяжёлую дощатую дверь своего дома и исчезла в тёмном проходе. Через пару минут она появилась снова на крыльце сжимая в руках тяжёлый топор мужа и баклагу с горючим маслом. Она бодрым шагом сошла со ступеней. Казалось, она была полна сил, несмотря на то, что только что разрешилась от бремени, родив на свет непонятное существо. Кровь сочилась по её ногам из-под покрытой багряными пятнами сорочки, но она даже не придавала этому значения. Она двинулась к ближайшей сосне, перебираясь через сугробы, оставляя на девственном снегу красные следы. Сосна была молодая, это было деревце-подросток, едва перешедшее стадию саженца. Нещадный металл с размаху вонзился в него, губя его молодую, едва начавшуюся жизнь. Малентина была физически сильной женщиной, могучие руки её были способны валить и более мощные деревья, нередко она помогала своего мужу рубить стволы сосен в лесу. Эта женщина могла работать наравне с мужчинами в их селении лесорубов.  — Для чего она это делает? — переговаривались в толпе.  — Кажется, она сама хочет развести костёр! — догадался кто-то.  — Если так, то должны мы ей помешать или нет? — тревожно поинтересовался кто-то.  — Это трудно сказать! — рассудительно вставил кое-кто. — Пусть жрец решит, если, конечно, успеет сделать это до того, как Маленитна приготовит дрова. А долговязая фигура жреца в длинном чёрном хитоне уже спускалась с заснеженного холма. За ним семенил его слуга — толстячок средних лет, кривоногий, в потёртом зимнем плаще из тёмной шерсти, без головного убора, плешивый, тяжело дышащий. Малентина, орудовавшая топором, даже не взглянула в их сторону, когда они приблизились к толпе, окружившей сугроб, на котором корчилось посиневшее до черноты крошечное тельце новорожденного монстра.

Толпа почтительно расступилась, давая проход священнослужителю и его человеку. Жрец Полок приблизился к сугробу, в котором утопало крошечное чудовище, замёрзшее настолько, что уже не имело сил кричать и склонился над ним.

 — Рассуди нас, святой отец, — попросил староста. — Женщина, родившая ЭТО, хочет его собственноручно сжечь. А мы не можем понять, верное это решение или нет. Пойми, мы боимся гнева Свири. Пожалуйста, прими решение за всех! Полок повернулся лицом к своему приземистому толстяку-слуге.  — Возьми это, — отрывисто и повелительно бросил он. Слуга поспешил повиноваться, не замешкавшись ни минуту. Он поднял новорожденное существо на руки. В это время вдалеке послышался грохот: рухнула молодая сосна, срубленная Малентиной. Женщина даже не заметила присутствие жреца, полностью погрузившись в дело. Склонившись над поваленным деревом, она принялась стучать по его стволу, отсекать ветки. Её целеустремлённость зашкаливала. Жрец, ничего не объясняя переговаривающейся толпе, вновь двинулся к храму и его слуга со своей ношей — за ним.  — Что-то ещё решится в храме! — рассуждали между собой селяне. Жрец Полок уже знал своё решение. Он шагал не к храму, а в соседнее бревенчатое строение, служившее ему жилищем. Распахнув двери, он вошёл в сумеречное помещение, освещаемое только огнём в очаге посреди комнаты и дневным светом в крошечное слюдяное окошко.  — Джамн, — обратился он к слуге. — Положи это на лавку. Нагрей воды, омой, почисть солью, обрежь пуповину. Словом, сделай всё, что не было сделано, как положено. Когда новорожденный, уже молчавший, утомлённый от собственного крика, был уложен на лавку, длинная фигура жреца выросла над ним.  — Эта безумная толпа не знает, какой страшный источник силы таится в нём! — проговорил он. — Всё идёт так, как нужно, это невероятная удача! Да, теперь я обрету власть над городом, который когда-то меня вынудили покинуть. Тёплая вода была готова, деревянное корыто было установлено на лавку рядом с пылающим очагом и Джамн погрузил в воду новорожденного.  — Хозяин, а это девочка! — сообщил он.  — Не имеет значения, — Полок опустился в кресло поодаль. — Джамн, теперь ты полностью отвечаешь за это существо. Дадим ему имя… Ну, допустим, Джанка. Можно его так называть. Джамн, пои его козьим молоком и днём и ночью, меняй ему пелёнки, купай. Ну, ты ведь и в этом тоже разбираешься, как и во многом другом, за что я тебя и ценю, — он чуть улыбнулся. — А главное, не выпускай его наружу, когда оно научится ходить. Никогда. Ни за что.  — Слушаюсь, хозяин. Однако, почему ты называешь её «оно»? Это же девочка.  — Тем хуже для неё. Уж лучше ей привыкать к «оно», потому что это не её судьба — стать со временем полноценной женщиной. Она — моё орудие, а значит «оно».  — Несчастная судьба!  — Перестань, Дажмн, когда ты, наконец, избавишься от своей глупой жалостливости! Я что, никогда не отучу тебя от этого? Слуга ничего не ответил, старательно омывая монстра-младенца, вновь принявшегося пищать мерзким голосом, разъедающим слух. Но для Полока, упоенного своими собственными грандиозными планами, эти звуки были слаще самой нежной мелодии. Ребёнок был омыт, пуповина обрезана, его запеленали в кусок ткани и уложили в ящик с посланной на дно соломой. Спустя некоторое время его напоили козьим молоком из рожка. Где-то вдали раздавался стук топора — Малентина всё ещё орудовала над срубленным деревом, разрубая его на чурки и ветки. А затем сложила костёр, наваливая крест-накрест чурки и ветки друг на друга, после полив всё горючим маслом. И когда всё было готово, она, наконец, оглянулась и поняла, что толпа разошлась и куда-то исчез незадачливый плод её чрева, который она самолично собралась изжарить на огне.  — Ааааа, вязка собачья! — выругалась Малентина, швырнув на снег топор. — Всё-таки решили за меня! Вот уж этого я не люблю. Кто же мог это сделать? Они звали жреца? Неужели жрец унёс это? Ничего, завтра я разберусь с этим. Не сейчас. На следующий день она на самом деле отправилась к дому Полока и, войдя в сени, услышала за дверью из прочных досок звуки, чем-то напоминавшие детский плач, но какой-то невероятно резкий и громкий. “ — Ну, точно, это оно, это чудовище!» — догадалась она. Полок даже не удостоил Малентину объяснениями своего решения.  — Ты выбросила, я забрал, — только и ответил он. — Ты свободна от этого существа, чего тебе ещё?  — Я не хочу, чтобы оно жило. Ты не понимаешь! Это воплощение демона! Малентина целых девять месяцев с содроганием вспоминала день, когда впервые перед ней предстал настоящий демон. Это случилось потому, что она разводила огонь в очаге, высекая искры из огнива на сухую траву, не произнося заветной молитвы: ” Всё нечистое из огня прочь! Чистое пламя, явись! Не губи, чистое пламя, служи!» Эту молитву знал каждый и щепетильно читал её перед разжиганием любого костра — хоть в домашнем очаге, хоть на природе, чтобы из пламени не выскочил свирепый демон Свири и не причинил зла. Демон Свири являлся людям леса уже несколько раз, тем беспечным и бездумным мужчинам и женщинам, что пренебрегали короткими молитвами и заклинаниями. Мужчину он обычно изжаривал одним дуновением своего огненного дыхания и съедал, как шашлык без приправ. Женщинами овладевал, грубо, как животное, самец, при этом обжигая те части их тел, к которым прикасался, заставлял их влагалища шипеть и клокотать, а самих насилуемых женщин сходить с ума от боли и умирать в страшнейших мучениях. Малентина высекала искры из огнива и когда вспыхнули языки пламени, он выскочил из них — бесформенный, состоящий из сплошных всполохов огня, с множеством глаз — пустых, тёмных, холодных, как будто, будучи демоном пламени, он таил в себе безграничный холод. Он повалил Малентину на пол и оказался сверху на ней и она потеряла сознание от невыносимого ужаса. И очнулась. Живая. Не в загробном мире Вечных Болото, а в собственной избе и её приводила в сознание золовка, поливая ей лицо водой. Малентина не молчала, она рассказала о происшедшем сначала семье мужа, затем своей семье, а после об этом узнал весь посёлок. И об этом долго говорили, удивляясь чуду, что женщина, изнасилованная Свири, осталась жива, только на животе её и внутренней стороне бёдер оказалось несколько сильных ожогов. Но Малентина не чувствовала благодарности по отношению с Свири за оставленную ей жизнь. Она была ярости, что нечистое прикоснулось к ней. У всех, кому она рассказывала о своей беде, она как одержимая, спрашивала:  — Как отомстить? Как мне отомстить за моё бесчестие? Посоветуйте, ведь это невыносимо быть обесчещенной и не отомщённой? От неё шарахались, как от умалишённой, боясь, что её неблагоразумные слова услышит сам Свири и накажет за них не только Малентину, но и всё селение. Она докучала мужу, требуя, чтобы он рассчитался за неё с демоном, найдя способ для возмездия. Но муж её, скромный лесоруб Атеп только робко ёжился и говорил:  — Может, не стоит так уж сердиться на Свири? В конце концов, он высшее существо и в какой-то степени оказал тебе честь своим прикосновением, при этом не убив тебя. Стоит ли тебе быть такой гордой и оскорбляться, как будто тебя отпежил какой-то чистильщик нужников, а не дух огня? Малентина злилась и плакала. А вскоре и поняла, что беременна. И ужас удвоился сомнениями, от кого именно у неё эта беременность: от мужа или напавшего на неё демона. И страхи её оправдались в тот день, когда из неё вышел странный неестественно безобразный ребёнок. Дитя демона. И теперь она стояла в сенях дома жреца, сжимая от ярости кулаки и зубы.  — Ты плохо меня знаешь! — сквозь стиснутые челюсти процедила она. — Я от своих намерений не отступлюсь!