— Вероятно, она больше не испытывает враждебный чувств по отношению к Урану-Ану.
— Может, она пытается замолить грехи? Да её вина перед ним и всеми нами так велика, что ей нет и не может быть прощения!
— Там, в царстве Океана ты говорила другое. Ты твердила, что сочувствовала ей, как женщине из-за того, как поступил с ней Зевс. Ты, вроде бы, даже подумывала о том, как наказать его за это.
— Да, это так, но тогда я жалела её, как жертву обстоятельств, я сочувствовала ей, оплакивала её горькую судьбу, но кто бы мог подумать, что она не стоила сочувствия, что она станет сильнее нас и всех погубит!
— Тогда это было лицемерие, а не сочувствие. Ведь это нетрудно: пожалеть пострадавшего, когда это ничего не стоит. А тут вдруг страдалец набирает силу и мстит обидчикам, поди тогда его пожалей! Но скажи, Нана, по совести, разве Метида не имела право на месть? Зевс совершил преступление, а вы промолчали. Разве вы не были соучастниками, зная и ничего не делая во имя справедливости?
— Олимпийцы — да. А за что пострадали месопотамские боги? И боги ещё некоторых пантеонов, которых Невидимка и Метида спихнули в Тартар?
— Тут уже было на войне, как на войне. Олимпийцы могли попросить помощи у месопотамского пантеона, который возглавлял их прародитель. Бог Уран-Ану мог прийти на помощь Зевсу. А значит, надо было устранять и месопотамский пантеон одновременно с олимпийским, застав всех врасплох, предварительно переманив на свою сторону их небесное войско. Тут можно понять военный ход Метиды и её сына.
— Допустим. Допустим, Метида имела на это право: всех нас наказать. Зевс её предал, мы промолчали. Но почему я должна ей верить, что она и сейчас не помышляет о продолжении мести и быть спокойной, зная, что отец на её территории?
— Даже если и помышляет, она бессильна. Ни Власти, ни Силы уже не подчиняются ей. Так сказал Уран-Ану. Он — хозяин неба и знает, что происходит в его сфере. Метида потеряла всё и хочет помириться хоть с кем-нибудь, на кого не в такой обиде, как на Зевса. Почему бы не воспользоваться услугами бывшего врага? Ты-то знаешь, что бывший враг может стать другом, вспомни своё примирение с твоей подземной сестрой.
— Ну, не знаю, — выражение лица Наны сделалось кислым, — мне нужно время, чтобы хоть как-то переварить эту информацию. Тут всё посложнее, чем с Кигаль!
Она поставила локти на резную перегородку вимана и опустила лицо вниз, чтобы посмотреть на океанские волны и с удивлением увидела, что летит уже не над водой, а над пожухлыми бороздами полей, припорошённых снегом.
— Ого! — усмехнулась она. — Ты опять принял решение, которое для меня совершенный сюрприз.
— Сюрпризы исчезнут, моя милочка, когда ты хорошо узнаешь меня и начнёшь мыслить со мной в унисон, — Мохан обнял её за талию.
— Тебе настолько надоел вид океана, что ты решил поменять его на это… Так скажем, это не очень романтично.
— Да, я уже говорил, что за всю эпоху сценария судьбы океан примелькался мне, но то, что я передвинул виман на пяток километров от него, имеет другую причину. Я подумал, что упрямец Океан наверняка-таки выберется из своего уютного укрытия на поверхность, начнёт кликать Прометея, чтобы научить его своим понятиям о правильных поступках, не исключено, что тот явится на зов и не один. А мы ещё не готовы к встрече с Прометеем и его подчинёнными, правда, любимая?
— Согласна. Но этот вид сверху…
— Что тебя не устраивает? Недавно ты с таким удовольствием рассматривала небоскрёбы и рассуждала, сколько адептов можно было бы поселить в них, набив их туда, как сельдь в бочку. А теперь посмотри на эти поля, подумай, сколько с них собрано злаковых и картофеля и как этим всем можно было бы накормить наших адептов, от которых мы будем ждать обогащения нас энергией. Правда, приятно об этом думать?
— О том, как смертные будут уписывать картошку и изделия из злаков? — засмеялась Нана.
— О том, что сытый адепт будет иметь сил для служения богам.
— Пока собранным урожаем пользуются дармоеды.
— Но мы и не думаем с этим смиряться.
— Мохан, ты убедил меня. Мне уже приятно смотреть на эту рыжую землю, покрытую снежком. Но мы же не будем слишком уж баловать адептов деликатесами? Иначе они обожрут нас, на них не напасёшься! Простой пищи вполне достаточно для утоления голода. А то балованным адептам будут мешать бить нам поклоны их толстые животы!
Нана и Мохан громко рассмеялись и губы их сомкнулись в жарком поцелуе.
Затем они снова засмотрелись на пейзаж внизу, который уже сменился лиственным лесом — преимущественно, это были голые берёзы.
— А ты заметил, как прекрасен Океан? — проговорила Нана. — Смертные считают его стариком, потому что кто-то из них видел его только издалека и по седым волосам определил, что у него облик старца. Но если бы видели вблизи его молодого, с совершенными чертами лица!
— Нана, ты опять хвалишь другого мужчину в присутствии мужа! И что же теперь делать: отшлёпать тебя или мне также похвалить красоту другой женщины?
— Ну, что ты, красота Океана — моё творения. Я же говорила, что это я работала над его внешностью. Почему я не могу хвалить собственную работу?
— Кое-кто в свои творения даже влюблялся. Не в вашей ли вселенной это было, когда некий скульптор влюбился в статую, что вытесал сам и не Афродита ли оживила её ради своего преданного адепта?
— Да, такое было, но я сама никогда не влюблялась в тех, кому дарила красоту!
— И тем не менее, ты восхитилась внешностью мужчины в моём присутствии. Так что мне теперь делать?
— Нуууу… Можешь похвалить красоту Эриды. Она даже очень хорошенькая, иногда, когда не корчит рожи.
— Ну нет, я сам выберу, кого мне хвалить! Например, Тефида, супруг Океана. У неё такой славный носик!
— Угу… А ещё точёный подбородок, большие зелёные глаза, а ресницы! Это просто крылья бабочки! — Нана хитро улыбнулась. — И всё это тоже сотворила я, когда во время войны с титанами Тефида вместе с мужем Океаном перешла на сторону Зевса. Хвали, пожалуйста: её красота — моё умение, всегда приятно, когда умение ценят.
— И Эрида плод твоего умения?
— Нет, поскольку Эрида родилась не от Геи, ей красота дана от рождения. А кто разглядит эту красоту, если она сама её портит своими манерами и кривляниями? Ведь красота — это не только маленький хорошенький носик, атласная кожа и губки, как лепестки роз. Главная красота находится в сущности каждого. Она как бы светится сквозь черты лица — красота внутреннего мира, его свойства.
— И какие же свойства внутреннего мира являются его красотой по-твоему?
— Скромность, кротость, нежность. Эти качества есть у Гаятри. Вот поэтому именно к ней я тогда тебя и приревновала. Но, по счастью, ты тогда сказал, что Гаятри не в твоём вкусе.
Глаза Мохана сделались лукаво-весёлыми.
— Скромность и нежность это ещё не всё, — промолвил он. — Ещё женщину украшает такое качество, как ум. Надо сказать, у этой вашей богини Афины такие большие голубые умные глаза…
— Стой, стой! — закричала Нана, закрывая Мохану рот ладонью. — Всё, довольно, ты меня уже отшлёпал. Подумаешь, умные глаза! А сама она как мужчина, в ней нет ничего женственного!
— Я бы этого не сказал, — произнёс Мохан, отстраняя её ладонь и едва сдерживая смех.
— Да нет же, у неё слишком тяжёлый подбородок для девушки!
— В самом деле?
— Да, подбородок у неё слишком волевой! И хватит её расхваливать, Мохан. Я же не восхищаюсь другими богами-мужчинами твоего пантеона.
— Ну, хватит, любимая, не сердись, лучше поцелуй меня, — Мохан обнял Нану, притянул к себе и снова поцеловал.
Лесной массив снова сменился долгими полосами полей. На небе засияло солнце и его лучи заставили искриться скудный снег, лежащий на бороздах.
Виман остановился где-то на высоте пятидесяти метров над полем и бог с богиней, взявшись за руки, поднялись в воздух и плавно спустились на борозды почвы.
====== Часть 58 ======
Мохан огляделся кругом и Нана, чтобы пошутить, воспользовалась его замешательством и в считанные секунды превратилась в полёвку, затем запрыгнула на носок его туфли. Он обернулся туда, где несколько секунд назад стояла она и с тревогой выкрикнул её имя.
