— Прометей, я твоя мать и знаю тебя хорошо, каким ты был. Это ты завидовал всем подряд, чужие таланты не давали тебе покоя. Любое яркое выдающееся божество, у котрого проявлялись способности, становилось причиной твоей неприязни и враждебности. Зависть настолько разъедала тебя, что ты ступил на путь безумия и страданий…

В треугольных глазах Прометея загорелся огонь гнева.

— Неправда! — прокричал он, сжимая кулаки. — Мне нет причины завидовать никому, потому что я всегда был выше на голову всех богов, во всех смыслах выше! И сила моего духа тому свидетельство или вы все этого не поняли за те века, что я был прикован к скале?!

Он поднял руку, на запястье которой было металлическое кольцо с куском скального камня:

— Вот, эта память не о моих страданиях, а о моей победе над всеми вами! Уже тогда я победил. Но, как победитель, я не собираюсь вас миловать. Теперь суд будет над вами, за все ваши несправедливые и жестокие деяния!

— Ты считаешь себя богом над богами?

Глаза Прометея зловеще сощурились:

— Нет, я не желаю быть богом! Я не один из вас! Я — Человек, такое имя я взял себе и считаю, что у меня сущность человека. Не жалкого смертного, нет. Я — образец того человека, которым однажды станут все те, кого вы зовёте смертными. Ваша сила в избранности, а наша, человеческая сила будет в разуме.

— Ты же знаешь, что и боги тоже умрут.

— Но ведь не навсегда. Я знаю, о чём все вы грезите: снова вернуть себе власть над миром, заставить людей питать вас молитвами, набраться как можно больше сил за счёт них, уйти в Хаос и вернуться и снова стать богами. Но я вам не позволю. Вам не будет молиться никто!

— Ты хочешь отомстить?

— Я хочу всех вас судить. И заставить выполнить свой долг. Люди веками работали на вас, как рабы, питая вас молитвами и жертвоприношениями, а в благодарность получали от вас лишь беды и унижения. Пришла пора богам поработать на людей.

— Что ж, если учесть, что ты сумел взять под своё начало Власти, Силы и Крылатых, то у тебя есть такая возможность — превратить богов в рабов. Но ведь и у богов осталась их колоссальная сила. Неужели ты считаешь, что боги просто так сдадутся, покорятся?

— Нет, я слишком хорошо знаю вашу злобность и упрямство. Я тоже думал над этим. Если повторить сценарий сына Метиды, то есть, сковать цепями всех богов и швырнуть в Тартар, а потом достать только тех, кто может служить поставщиком ресурсов для смертных и взять с них клятвы, что они будут служить людям и не восстанут против нового порядка, то тут может быть много неувязок. Тех, кого оставят в Тартаре, могут снова освободить Молящиеся Сами Себе, если уж сделали это однажды. Или те, кого выпустят, хоть и дадут клятвы смириться, а всё-таки придумают, как клятвы обойти и перехитрят моё войско, чтобы выпустить заточённых в Тартаре. И, к тому же, небесное войско больше нет возможности питать амброзией, не знаешь, когда придёт конец им, а значит, и силе. Нет, нельзя рассчитывать на одну только силу. Но ты не зря дала мне имя Прозорливец. Поэтому я решил внедрить всем богам чувство вины, которое и сделает их рабами людей. И ты мне в этом поможешь.

— Ты уверен?

— Да, потому что я начну с тебя. Ты богиня правосудия и обязана быть справедливой. Ты станешь судить богов, которых я буду приводить к тебе на суд. И это ты вынесешь им приговор — отдать то, что должны людям.

— Если бы боги были в чём-то виновны, я настояла бы на суде уже давно.

Прометей склонился над ней. Лицо его сделалось невероятно бледным, а в глазах появилось бешеное негодование.

— Боги не виновны? — сдавленным от ярости проговорил он. — Если даже отставить в сторону потопы, которые устраивали боги, чтобы удовлетворять свой гнев и мстительность, губя множество жизней, даже если взять отдельные случаи жестокости и беспощадности, то надо не иметь сердца, чтобы назвать богов невиновными! Вспомни-ка случай, как Аполлон и Артемида расстреляли из луков четырнадцать ни в чём неповинных детей Ниобы только за то, что она что-то там сказала о их матери, что им не понравилось! За слова! Только за слова!

— Слова словам рознь, — жёстко проговорила Фемида. — Смертные обязаны следить за тем, что говорят о богах, быть осторожны в речах. Таков порядок. Смертным об этом известно. Кроме того, оскорбления богини Латоны были сказаны царицей, а не какой-то там слабоумной рабыней, женщиной, имеющей вес в обществе, к словам которой прислушиваются, на неё равняются женщины низшего положения. И произнесла она скверну не в кругу семьи шёпотом, а публично и были те, кого её слова не возмутили. Аполлон и Артемида имели право наказать кощунницу!

— Тогда наказали бы лично её, за что же было убивать детей?

— Боги имеют право выбирать кару провинившимся. Таков закон. Дети Латоны не нарушили закона.

— Жестокость при Зевсе была законом…

— Но ведь дети Ниобы приняли мгновенную смерть, без мучений. Если их души были невинны, их ждал Элизиум и новое рождений. Было недопустимо, чтобы они и дальше росли с матерью-богохульницей, научились подражать ей оскорблять богов, этим бы они осквернили себя и понесли бы наказание и при жизни и после смерти. Так было бы лучше?

— Если закон богов допускал, что человек должен умереть всего лишь за острый язык и мнение о богах, которое, в общем-то, зачастую не являлось таким уж неправильным, то пусть бы умерла сама Ниоба, чтобы, как ты говоришь, не подавать детям плохой пример, хотя я не вижу ничего плохого в том, что человек говорит, что думает.

— Смерть от Ниобы никуда бы не делась, она была обязана быть сломленной страданиями ещё при жизни. А после отправиться на муки в Аид. Это тоже ты считаешь жестоким? Жестокостью было бы со стороны Аполлона и Артемиды, допустим, только ради забавы устроить охоту на невинных смертных детей, гнать их, как затравленных зверей, а потом лишить жизни. Вот это была бы жестокость, если бы кто-то из богов вздумал мучить смертных ради забавы, тогда я потребовала бы судить злобное божество. Но кто из богов убивал ради забавы, не только ради справедливого отмщения? Кто? Скорее на это способны твои любимые смертные! Вспомни, сколько зла совершили они друг другу просто так, по злобе! Сколько рабовладельцы истязали зависимых от них людей потому что получали удовольствия от страдания ему подобного! Сколько узников страдало в плену, в концлагерях, в лабораториях, где подопытными были люди, сколько голода и болезней было создано искусственно! Скажешь, боги в этом виноваты? И у людей нет своей воли и разума? Ведь они творили это не с какими-то враждебными ненавистными существами — с подобными себе!

Фемида говорила горячо и страстно, но у Прометея был пустой невменяемый взгляд, как будто он настолько не желал слушать аргументы матери, что отключил разум на время произношения её речей. В это время он напоминал осла, впавшего в ступор, когда это животное невозможно сдвинуть с места никакими побоями или лакомствами. Уран-Ану, наблюдая эту картину, сжал кулаки и по его прекрасному лицу заходили желваки.

Фемида также поняла, что слова её не дошли до разума сына.

— Я не буду судить богов, — проговорила она. — Не стану помогать тебе навязывать им чувство вины. Хоть пытай. Пытай свою мать. Никакие пытки не помогут мне отступить от моих принципов, от того, что мне дороже всего — закона!

Взгляд Прометея ожил и в нём заблестели злобные искры:

— Но ты ведь никогда раньше не знала пыток… Ты не знаешь, что это такое…

— Я знала мучения в Тартаре. Темнота, цепи, долгая неподвижность, тяжёлые сны. Если бы мне пришлось снова всё это пережить, я бы пошла даже на это ради моих принципов.

— Да, ради своих принципов ты пойдёшь на что угодно! Ведь это ты тогда приговорила меня к тому, чтобы к скале приковали меня!

— Ты предал богов и заслужил наказание! Но если бы ты тогда покаялся, а не был слишком горд, ты получил бы прощение быстро, тебя бы не опустили, прикованного в Тартар, если бы ты не разгневал Зевса, заявив, что знаешь, кто лишит его власти, но не скажешь об этом! Ты сам добавил себе страданий и мне тоже — за тебя! Я не умоляла тебя раскаяться? Вспомни, сколько твоих родных просили тебя не упрямиться, но кто же в силах сломить твоё упрямство!