В храмах Парвати, где её почитали как Кали, её изображали женщиной с ожерельем на шеё из человеческих голов и поясом из отрубленных рук. Смертные по-разному толковали это, но только настоящие знатоки божественных символов понимали, что отсечённые головы на самом деле означали ненужные эмоции и, как следствие, порождённые из-за них неправильные мысли. Отрубленные руки же были ни чем иным, как остановленными деяниями, которые могли бы случиться из-за неверных мыслей.

Парвати-Кали обладала способностью влиять на человеческие эмоции, а значит, верховодить желаниями.

— Если бы Кали согласилась оказать нам содействие, наши дела по части вновь заставить смертных поклоняться богам значительно бы продвинулись, — рассуждал Уран-Ану. — Если бы её прельстило вхождение в элиту нашего нового пантеона! Она знала меня прежде, как бога Дьяуса, но не случалось нам иметь общих дел. Мне необходимо поговорить с ней о наших новых планах!

Он отправился в гости к Парвати вместе с Наной и Моханом, вместе с ними была приглашена и Эрешкигаль. Им компанию составил также Гермес, которого интересовали все события, что могли повлиять на становление нового пантеона. А знакомство с Парвати он счёл именно такими событиями.

В доме Парвати Нане было суждено познакомиться и с Ганешей.

Эпоха после сумерек богов не повлияла на внешность этого бога — вечного ребёнка. У него по-прежнему была голова слонёнка и поэтому если он и наведывался в мир смертных, то только в невидимом состоянии.

Когда гости расселись где кому оказалось удобно, Ганеша внезапно появился в комнате для гостей. Он обменялся приветствиями со всеми гостями, пристально оглядел всех и, выделив взглядом Нану, подбежал к ней и бойко уселся к ней на колени. Маленький толстячок оказался довольно увесист.

— Ого, какой ты богатырь! — улыбнулась богиня любви, подменив слово «толстячок» на более лестное «богатырь». — Рада с тобой познакомиться, мой милый!

— Дай мне что-нибудь вкусное, тётя, — попросил божественный слонёнок, чуть гнусавя в гибкий хобот.

Боги, присутствовавшие в комнате для гостей, дружно рассмеялись, с любопытством ожидая, как Нана разрешит эту ситуацию.

— Что же тебя дать, мой дорогой? Чем удивить? Ты, наверно, перепробовал все сладости мира, тебе есть с чем сравнивать. Что же мне тебе предложить? Ах, может это! — на её ладони материализовалась насыщено-розовая помадка в форме сердечка. — Попробуй, милый, может, тебе понравится это скромное угощение.

Хобот Ганеши изогнулся, сгрёб помадку и запихнул её себе в рот. Тут же из его треугольного ротика в два ряда потекли слюни и он спешно вытер их пухлой ручкой.

— Что это, тётя? — удивился он, громко чавкая. — Это очень, очень сладко! Это невероятно сладко!

— Самое сладкое — это любовь, — снова улыбнулась Нана, — и сладости, сотворённые из энергии любви.

— Афродита, может, ты и нас всех угостишь твоими сладостями? — подал голос Гермес. — Что-то раньше мы не получали от тебя таких угощений!

— Это сладости для детей, — ответила богиня любви, — взрослым они не подходят. Даже я их не пробую. Может отразиться на здоровье даже божества, если это взрослое божество, а не бог-дитя. Взрослым иные сладости: сама любовь.

— Дай ещё! — попросил Ганеша, снова вытирая обильно текущие слюни.

Нана материализовала другую помадку.

— Всем хочется сладостей любви ещё и ещё после того, как их попробуют, — проговорила она, обращаясь не то к Ганеше, не то ко всем присутствующим, не то к самой себе. — Прежде я не очень баловала ими и богов, и смертных. Кто знает, может и зря? Вот подсажу на эти сладости весь мир и покорю его, — в голосе её звучала смешливость, как будто она говорила в шутку.

— И будешь им править? — засмеялся Уран-Ану. — Дочка, мы думали, это мы будем править этим миром. Я, твой муж, мой правнук Гермес, другие два Тримурти…

— А я буду тайно править вами, — в голосе Наны звучала всё таже детская шутливость.

Уран-Ану, Мохан и Гермес дружно расхохотались.

— Увы, женщины всегда правят нами! — с притворной грустью приподнял брови домиком Гермес. — Хорошо, если тайно, а не явно. Худо было бы дело, если бы они правили явно!

Три мужских божества снова рассмеялись.

— А вы зря смеётесь! — неожиданно подала голос Эрешкигаль. — Она на самом деле верховодила, во всяком случае, месопотамским пантеоном…

— Ну, нет! — улыбнулся Уран-Ану. — Она всегда была послушной дочерью и признавала главенство меня, своего папы!

Ганеша попросил ещё одну помадку и Нана, погладив его большое серое ухо, которым он время от времени похлопывал, выполнила его просьбу.

— Так ведь власть-то у неё точно была тайная, — не унималась Эрешкигаль. — Если послушать смертных, более-менее интересующихся древней мифологией о нас, о богах, то если заходят разговоры о месопотамском пантеоне, то сразу у них на языках — Инанна-Иштар. И не так уж много тех, кто знает, что были там какие-то Нинмах, Ниншербаргуну, Нисаба или то, что Нинлиль была одной из верховных богинь. Инанна-Иштар пожелала — и затмила всех, подгребла под себя славу всех богинь, сделав их тенями. И разве она не делала то, что хотела — всегда? Разве она не была свободной в отличие от всех нас, других богинь этого пантеона? И разве все её желания не исполнялись хотя бы тобой, отец?

— Это была моя воля, — ответил Уран-Ану. — Моё решение. Но, может, ты, моя другая дочь Эрешкигаль и права. Что делать. Наверно, это закон от самого Сущего, что как выяснилось, выше богов: тайной власти женщин не избежать, — он улыбнулся. — Так пусть уж всем правит послушная женщина, чем тиран. Мало ли таких божеств женского пола, от которых просто спасения нет, до того зловредны?

— Да уж, для нас было огромным и неприятным сюрпризом узнать, что нами всеми, оказывается, тайно правила Майя, — пожал плечами Мохан. — Признаться, мне и самому прежде казалось странным всё, что происходит в нашем пантеоне. Вероятно, это и было причиной того, что меня так часто тянуло надолго погрузиться в нирвану… Но я поставил Брахму в известность о том, что Майя созналась в том, что всю эпоху сценария судьбы являлась его женой и заявила во всеуслышание о том, что, якобы, она управляла пантеоном. Мне, конечно, не хочется верить в это до конца… Но уж пусть Брахма разберётся в этом. Он обязан, как муж!

Ганеша, причмокивая последнюю помадку, обвил руками Нану и, положив большую голову ей на грудь, задремал, звучно посапывая в хобот.

После этого дня Нана очень часто гостила во дворце Парвати. Эта богиня пантеона Тримурти выполнила своё обещание, занявшись тем, что располагала к Нане богов своего пантеона. Почти каждый день она знакомила Нану с каким-нибудь божеством или сразу с несколькими и Нана прилагала все усилия, чтобы вызвать у новых знакомых симпатию к себе или даже желание стать ей другом. Она мобилизовала для этого всю сладость своего характера.

====== Часть 42 ======

Нане также непременно хотелось добиться и дружбы Гаятри. Бывшая жена Брахмы теперь грезила о любви Зевса и Нана стремилась помочь ей в этом во что бы то ни стало. ” — Если Гаятри получит своё и будет счастлива и другие боги Тримурти поймут, что я могу исполнять самые сладкие желания, они наверняка будут ко мне расположены, — рассуждала Нана, — и оценят богиню любви. Правда, у них есть своё собственное божество любви — Кама, но его сила управления энергиями любви далеко не так велика, как моя. Даже взять смертных: не много из них знают о существовании бога любви Камы. Имя же Афродиты звучит на всю планету, хоть мне больше и не поклоняются.»

Она уже пообщалась и с Камой. У неё были опасения, что это божество возревнует, что она более могущественная по части силы любви, но Кама оказался довольно покладистым и не завистливым и у них установились отличные взаимоотношения. Кама даже выражал ей немалое уважение за то, что она сильнее его по части владения энергией любви.

Ей также очень хотелось помириться с Сарасвати, но та всё ещё лелеяла обиду и создавалось впечатление, что это божество наслаждалось этим состоянием — гордой оскорблённости и осознанием того, что у кого-то возникло чувство вины перед ним. ” — Ничего страшного, — успокаивала себя Нана. — Время сглаживает все недоразумения. Меня приняли почти все боги Тримурти, никто не возражает против нашего с Моханом бракосочетания. Что из того, что против меня всего два божества — Майя, да ещё эта не в меру обидчивая Сарасвати-Савитри? Засчитывается только мнение большинства. А двое против всех роли не сыграют. Да, может, и Сарасвати скоро успокоится. Вот если мне удастся помочь Гаятри, может, тогда и Савитри захочется прибегнуть к моей помощи, чтобы устроить личное счастье и она забудет свои обиды.»