— Но в таком случае не честнее ли было бы развестись, а не искать утешения в других мужчинах?

— Я должна была отомстить, — глаза Наны сделались холодными. — Он использовал мою красоту, чтобы потешить свои амбиции, что он, отвергнутый и некрасивый, взял себе в жёны самую красивую, добыл, как трофей. А я хотела любви, а не служить утешительным призом за его ущербность. Он меня разочаровал, а меня нельзя разочаровывать! — Нана сжала пальцы в кулак и стукнула по столу. — Я не прощаю разочарований. Он в прах развеял того Гефеста, придуманного мной Гефеста, которого я была готова любить. Со мной шутки плохи и он должен был это понять. Поэтому я и унизила его изменой, а не просто развелась.

— Разве ты решилась бы так мстить, если бы тебе в мужья достался не этот миролюбивый кузнец, а грозный муж? Решилась бы ты так мстить грозному мужу?

— Я сама могу быть грозной.

— Даааа, твоя внешность на самом деле очень, очень обманчива! Ты кажешься слабой и беззащитной.

— Вот именно. Меня не так просто было бы запеленать в сеть и сбросить в Тартар. Я же не Гера, которую Зевс в наказание мог подвесить за руки между небом и землёй, привязав к ногам наковальни и драть её хлыстом наотмашь.

Глаза Эрешкигаль округлились от удивления и негодования.

— Как? — пробормотала она. — Это просто немыслимо! Что за пантеон у вас, что допускается так жестоко и страшно поступить с женщиной! Бог подвесил богиню за руки, привязал к ногам наковальни и принялся бить хлыстом?.. Ваши боги просто дикари!

— Да ладно, можно подумать, что твой Нергал никогда не рукоприкладствовал с тобой, кроме того раза, когда он за волосы стащил тебя с трона и едва не отрубил тебе голову! — с досадой отмахнулась Нана. — Поколачивал он тебя, демоны трубили об этом даже до Верхнего Мира.

— Ещё не легче… Месопотамский пантеон так же дик, как олимпийский…

— И это рассуждает та, кто недавно только предполагала, что меня можно завернуть в сеть и швырнуть в Тартар! — ехидно прищурилась Нана.

— Ну это же из ревности…

====== Часть 14 ======

- И что с того? Опять ты, Кигаль, как мужик рассуждаешь. Хотя сама колочена. Не могла ты справиться с Нергалом, признай. А я другое дело. Вот Гефест, привыкший иметь дело с огнём, даже не подозревал тогда, что я опаснее огня. Если он хотел жену вроде красивой статуэтки в доме, то он ошибся в выборе. Но он настолько выдавал желаемое за действительное, что не видел очевидного. Я ещё была его женой, когда родила от Ареса сыновей-близнецов, которые были копией Ареса внешне, да и тянуло их к играм в войну, а не в кузницу. Я надеялась, что Гефест обо всём догадается и тогда я выскажу ему, что он сам меня до этого довёл. А он настолько был погружён в дела, что не замечал и этого, а когда ему намекали, отвечал, что Арес его брат и племянники вполне могут смахивать на дядю. И, признаться, это ранило меня ещё сильнее.

- Хорошо, я принимаю то, что ты могла обидеться на мужа за его невнимание и противление любви. Но почему после того, как вы расстались с Гефестом, ты не нашла себе другого мужа, одного, постоянного, на века, чтобы быть верной ему одному?

Нана вздохнула и, поставив локоть на стол, положила щеку на ладонь:

- Я именно и пыталась это сделать. Но знаешь… Считается, что моему могуществу любви не подвластны только три женщины: Афина, Артемида и Гестия. Они недоступны для любви. На самом деле есть ещё одна женщина, над сердцем которой я не властна. Это я сама. Я не могу приказывать своему сердцу. Я пыталась искать свою любовь, найти того мужчину, которого я бы сделала своим вечным спутником, с которым разделила бы судьбу, он был бы моим единственным. Да, да, я хотела быть верна только одному мужчине, я хотела любить без всяких сомнений, чтобы даже глаза мои не искали других мужчин. Но, видимо, это не входило в сценарий судьбы. Я использовала Ареса для мести, он был неплох в постели до тех пор, пока не раскрывал рот, не начинал пересказывать подробности какой-нибудь кровавой бойни, где он успел поучаствовать или не начинал веселиться и грохотать таким смехом, что закладывало уши. Гермес… Мне нравилось его мальчишеское озорство, жаль, этого озорства было слишком много. Иногда надо быть серьёзнее. Всему должна быть мера. С Дионисом никогда не было скучно, многих очаровывала его напористость и смелость в ухаживании за женщинами, да и жизнь с ним была сплошным праздником. Жаль, в нём было комплексов не меньше, чем в Гефесте, хоть и других. Его ранили успехи женщин-богинь, которые превосходили его собственные успехи. Он никогда бы не простил женщине божественный статус, которой превышал бы статус его, мужчины. А у меня было именно так. Дионис даже выбрал себе жену из смертных, чтобы у неё был слишком маленький шанс превзойти его в могуществе. У нас не могло бы ничего получиться. Посейдон восхищал меня своей грозностью, грозный муж, как ты, Кигаль, сказала, – Нана засмеялась, – но не мне бояться грозных мужей. Жаль, в нём также не было ничего интересного, кроме грозности. К тому же, я бы не смогла так поступить с его женой Амфитритой – лишить её мужа и статуса морской царицы.

- Я вижу, ты можешь мыслить и благородно…

- Да, иногда могу.

- А что же ваш царь, Зевс? Не заслужил твоего внимания?

- Нет. Ни любви, ни внимания, ни даже уважения. Я, как все, отдавала ему почести, как царю, но как мужчину даже не уважала. Тебя шокировало, Кигаль, то, как он мог наказывать свою жену. Кроме того, никто так не изменял своей жене, как он. Вся ещё жизнь до сумерек богов была сплошным страданием, гневом, муками ревности и преследованием других женщин, с которыми он ей изменял. Можно ли уважать мужчину, одержимого бесконечной похотью?

- А разве эта похоть его не твоих рук дело, богиня любви?

Нана снисходительно улыбнулась:

- Вся похоть Зевса была частью его натуры. Он вожделел то титанид, то смертных женщин и быстро забывал их, мало заботясь о их судьбе. Он забывал их всех, загораясь снова и снова. Я не вмешивалась в это. Но если бы вмешалась, то будь уверена, Кигаль, на олимпийский престол могла бы воссесть и смертная женщина, ставшая богиней, потому что Зевс не мыслил бы дальнейшей жизни без неё под вилянием моей силы. Иногда меня так и подмывало сделать это из-за поступков Геры… Только, видно, это не входило в сценарий судьбы. А мне самой Зевс был не нужен.

- Как так? Всё-таки престижно было бы стать женой царя богов, воссесть с ним на престол.

- Меня интересовало не это. Я богиня любви. И мне нужна была любовь. Я ждала, когда я полюблю. Для меня было не важно, то это будет. Пусть бы это был простой смертный. Если бы я полюбила смертного, я бы сделала его бессмертным и добилась бы для него вечной молодости. Зевс согласился бы на это, какой он ни есть, но врагом любви он не был никогда. Правда, это было бы нелегко. Зевс не раздавал бессмертие направо и налево кому попало, а только тем, кто выдерживал испытание любовью. Вот, например, когда богиня Эос полюбила смертного, Зевс согласился дать ему бессмертие, но не вечную юность. И Эос не выдержала испытание любовью. Когда её муж превратился в бессмертного старика, вечно кашляющего и кряхтящего, она не могла на него смотреть. И беднягу превратили тогда в светлячка… А я хотела бы выдержать такое испытание. Я бы хотела так полюбить, что даже старость возлюбленного не оттолкнула меня от него! Или вот тот же Дионис. Ему понравилась одна девушка из смертных. И он попросил меня вызвать у него к ней настоящую сильную любовь и чтобы девушка тоже полюбила его. ” – Но ты же понимаешь, сколько проблем создаст эта любовь, – сказала я тогда ему. – Что если она умрёт?” – “Как богиня любви, ты лучше всех знаешь, что тот, кто не любил, тот не жил и не дышал, – ответил Дионис. – Пусть будут тяжёлые испытания, только бы мне испытать это чувство.” Я выполнила его просьбу. И что же? Через некоторое время Ариадна на самом деле умерла, в расцвете лет, от болезни. Я предложила Дионису избавить его от чувств к умершей девушке, но он отказался. Как знал, что проходит испытание любви. Он так изменился! Он перестал смеяться и пить вино, он стал невероятно печальным, как сама печаль, как будто не был Дионисом. И ни в какую не желал избавляться от изнурявшего его любви к умершей. Тогда Зевс понял, что его сын достоин любви. Ариадну воскресили и сделали богиней. А я тогда думала: вот бы и мне и жить, и дышать, вот так сильно полюбив и выдержав любое испытание! Пусть страдание, пусть мучения, только бы жить и дышать.