— И что же он наделал? — сквозь зубы проговорила она.

— Тебе известно, что он успел перейти на сторону невидимого бога, устроившего нам весь этот погром с сумерками?

— Да.

— А то, чем всё это для него кончилось?

— Не довелось. В Тартаре я спала тяжёлым сном, а не ловила информацию.

— А я вот уснула не сразу. Понимаешь, он ведь отжал у меня Иркаллу и переманил на свою сторону всех моих демонов и даже не соизволил объяснить, чем он их прельстил, когда я его об этом спросила. Просто велел моим же демонам схватить меня под руки и зашвырнуть ещё ниже, чем подземелье, ну, туда же, куда и тебя. Я лежала на дне Тартара, ой, было страшно… Но ко мне прилетали мои старые друзья — души умерших, а я успела их всех выпустить наружу, чтобы они не достались Свету и демонам. Они, невидимые, блуждали по мирам и такое рассказали, такое…

Эрешкигаль сложила ладони и подкатила глаза.

— Не тяни резину, — раздражённо произнесла Нана.

— Не буду. Так вот, дружба Невидимки и Света продлилась недолго. Свет начал требовать себе статус бога, пусть даже второго после Невидимки, но бога. Невидимка никак не соглашался. Ну, характер Света ты отлично знаешь, парень поднял восстание прямо в Верхнем Мире и на его стороне были не только демоны, но он умудрился уболтать третью часть творений Невидимки, ну тех красавчиков с крылышками, чтобы они тоже были за него. Там была изрядная заваруха, но победил Невидимка и всех бунтовщиков сбросили куда бы ты думала? В Иркаллу и в другие подземные миры. И во что все эти миры превратились! Раньше это было такое тихое местечко, а получилось жуткое пекло со стонами и скрежетом зубовных, туда Невидимка начал отправлять неугодные ему души смертных. А как изменился сам Свет! От красоты его не осталось и следа. Рогатое чудовище, не то горгулья, не то ящерица с зубами.

— Я знала, что что-то подобное случится, — пробормотала Нана. — Как это Невидимка не поступил по примеру своего отца Зевса и не зашвырнул таких врагов куда подальше — в Тартар.

— Думаю, не из милосердия, а просто силёнок не хватило. Полчища демонов и падших крылатеньких — это тоже что-то мощное. Еле с Верхнего Мира их спихнули и на том спасибо. А Свет завладел подземельями почти всех вселенных. И, кажется, не оставлял надежды однажды стать полным хозяином этого мира. И ведь знаешь, у него это почти получилось! Вот только в его планы вмешался Калка, а так он был уже у черты.

— Какой ещё Калка?

— Толком не знаю, мне только передали, что он рубил демонов огненным мечом налево и направо, пока не стёр их с лица земли. Плохо спала я в Тартаре… Зато многое слышала… И демоны, и падшие уничтожены, но вот самого Света нельзя было уничтожить. Всё-таки из богов. Что скажешь о проделках твоего сына? Как бы то ни было, а силу он сумел развить великую, кто бы мог подумать!

— Он мне не сын! — снова процедила сквозь зубы Нана.

— Вот как? Своими детьми ты даже смертных называла, а тут — не сын!

— Когда это я называла?

— Ну, когда я отпустила тебя из Иркаллы и потребовала тебе замену. Мне ведь рассказывал Намтар, сопровождавший тебя, как вы зашли в твой храм и Ниншубур засуетилась, чтобы демоны прихватили вместо тебя твоих адептов. А ты упёрлась: «Неееет, мать не отдаёт вместо себя своих детей!» Ну, какие это дети?! Люди — это творения, а не дети!

— Как знать. Когда мы вошли в тот храм, мои адепты стояли на коленях, обливались слезами и кричали: «Мама Нана, ты покинула нас! Мама Нана, вернись!» Они искренне скорбели по мне. Так возможно ли было предать тех, кто вверил тебе свои жизни, как родной матери? После такого предательства невозможно считать себя полноценным божеством.

— Ну, не стану спорить, — ответила Эрешкигаль, выливая в рюмки остатки из бутылки. — Может, ещё заказать коньячку?

— Не возражаю.

Эрешкигаль подозвала официанта и сделала заказ.

— А ведь Свет никогда не называл меня матерью, — задумчиво произнесла Нана. — Я была для него кем угодно, только не мать…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да ничего, пустое.

Бутылка коньяка оказалась на столе и Эрешкигаль откупорила её.

Поверье, что дружба начинается с бутылки как нельзя лучше подошло для определения дальнейшей дружбы Инанны и Эрешкигаль.

Как будто и не было той древней беспощадной вражды между богиней мёртвых и богиней любви.

Нана многое узнала о новом образе Эрешкигаль. Бывшая хозяйка Иркаллы не обзавелась жилищем и обитала под открытым небом. Она просто шлялась по миру в его разных местах, а когда появлялась потребность в сне в любое время суток, она превращалась в кошку или птицу, забиралась на дерево и отдыхала. Такое желание находиться вне стен дома оправдывалось, очевидно, тем, что богиня слишком много времени пробыла безвылазно в своём подземелье, не видя ни неба, ни солнца, ни деревьев, ни прочего и теперь старалась компенсировать всё это совершенно бездомным образом жизни.

Правда, иногда она приходила в гости к Нане, часто даже без ведома той, пройдя сквозь стены.

Нередко, просыпаясь утром, Нана видела спящую на ковре в комнате Эрешкигаль. А иногда, пробродив по городу долгие часы, Нана заставала подругу лежащую на своей кровати и ложилась на ковёр сама и засыпала.

Они любили устраивать пикники, переместившись куда-нибудь на морское побережье, куда не ступала нога человека, материализовывали себе большую бутыль хорошего вина, закуску, пили и вели разговоры, всё больше познавая сущность друг друга. Нередко они увлекались и допивались до белой горячки или до бессознательности. Но обычно знали меру и, захмелев, просто развлекались, например, ныряя в морские глубины, хватая за хвосты акул и для забавы вытаскивали их на песчаный берег или играли медузами, как мечами, или собирали кораллы.

Но ни вино, ни купание в море всё же не могло полностью устранить депрессию богинь.

На Эрешкигаль это отражалось в тяге к глупым шуткам и розыгрышам. Она забавлялась, материализовав гроб на колёсиках, ставила его во дворах, сама ложилась в него и на груди её лежала табличка с просьбой подать денег на похороны. Она нисколько не походила на покойницу с её свежим цветом лица и сочным румянцем, но находились те, кто всё-таки кидали деньги в её гроб. И в конце розыгрыша она на глазах прохожих в вставала с гроба и тащила его за верёвочку в соседний двор.

Иногда она садилась в этот гроб, приказывала колёсикам вращаться и гроб мчал её по всему городу по автостраде с быстротой примерно пятьдесят километров в час, шокируя всех, кто это видел.

Она подбивала и Нану участвовать в этих придурях с гробом, но та отвечала:

— Настанет день и когда-нибудь мы будем лежать в гробах неподвижно. Тебе мало?

Однажды Эрешкигаль решилась разыграть Нану, притворившись заболевшей насморком. И случилось неожиданное: Нана впала в панику.

— Как, уже?! — закричала она. — Наши совершенные тела уже могут страдать от насморка? Мы разрушаемся? Мы гниём? Наш конец уже близок?

Она прижала ладони к щеками и начала визжать, как обезумевшая. Эрешкигаль, валявшаяся до этого на её кровати с носовым платочком, вскочила и пыталась ей объяснить, что пошутила, но Нана металась по комнате и кричала. Затем она задела рукой окно и разбила стекло, которое распороло ей руку и кровь хлынула из вены. Это возбудило Нану ещё сильнее, она распахнула ставни и выпрыгнула наружу, благо этаж был первый. Она носилась между зарослями полыни в рост человека и рыдала, разбрызгивая кровь.

Через несколько минут её рана затянулась и кровь перестала хлыстать. И сама Нана, наконец, опомнилась и прекратила истерику.

На следующий день она пробудилась из-за шума за окном. Выглянув наружу, она увидела огромную толпу людей, созерцавших чудо и бурно обсуждавших его: на сухой жёсткой земле, где могла выжить только сорная трава, проросли пышные кусты алых роз, да ещё необычно крупных и благоухающих чуть ли не на весь квартал. Нана с досадой подумала, что ей не стоило проливать столько крови за домом. Вот теперь у соседей будет повод приставать к ней с общением, чтобы обсудить, что это такое и откуда вдруг возле их обшарпанного бедного пансиона вдруг появились эти дивные розы, достойные королевских садов.