- Дерьмо, дерьмо, – продолжала приговаривать баба, стоявшая рядом. – Я покупаю только экологически чистые продукты, специально и езжу за ними к знакомому фермеру. Дорого, конечно, но здоровье дороже. Себя надо любить и уважать. Мы – это то, что мы едим.
Инанна-Афродита повернула к ней разъярённое лицо.
- Да как ты смеешь! – сдавленным голосом проговорила она. – Думай, что говоришь, безумная. Мы – то что мы едим, а то, что ем я дерьмом ты назвала. Ты посмела оскорбить меня?
Баба нагло хихикнула.
- Правда не нравится? А я вот всегда говорю, что думаю. Дерьмо дерьмом называю. И нечего тут обижаться. Обидчивая?
- Смотри, не пришлось бы поплатиться за глупость.
Баба приподняла тонкие жидкие брови:
- А кто меня платить заставит? Уж не ты ли?
Инанна-Афродита сняла очки и пристально посмотрела на бабу холодными голубыми глазами. У той вмиг округлились собственные глаза от страха, отвисла челюсть и вокруг её сандалий образовалась тёмная лужица.
- Я, – промолвила богиня. – У тебя поганый язык. Пусть же он распухнет у тебя. Посмотрим, так ли удобно будет тебе поглощать то, что ты у своего фермера втридорога покупаешь или всё-таки через соломинку всякое месиво пить придётся, чтоб не умереть. Но уж гадостей тебе не произносить больше никогда! Никогда больше никого не оскорбишь!
Баба слушала её с открытым ртом и с ужасом ощущала, как её ротовая полость чем-то стремительно наполняется. А потом она попыталась закрыть рот – и не смогла. Язык, ставший размером с небольшое яблоко, мешал ей сделать это.
А Инанна-Афродита, тут же забыв о ней, отправилась дальше бродить по городу.
====== Часть 11 ======
А Инанна-Афродита, тут же забыв о ней, отправилась дальше бродить по городу.
Она жила в мире смертных и смертные время от времени вторгались в её собственный мир, который она никак не могла замкнуть от них.
Однажды она, как всегда, двигалась по городу привычным быстрым шагом, погружённая в работу над соединением заказанных Молящимися сердец, как вдруг мимо неё кто-то промчался на мотоцикле и сорвал у неё с плеча большую плетённую сумку, в которой лежала куча денег, вырученных за кольцо с алмазом. Она рассвирепела, остановилась, вытянула руку вперёд, наведя ладонь на мотоцикл и сидящего на нём паренька в джинсовой курточке. Тело парня начало стремительно уменьшаться, руки и ноги становились короче и короче, одежда посыпалась с него клубами пыли, сквозь кожу начала пробиваться серая шерсть, из кобчика потянулся мерзкий голый хвост. И нашлось немало свидетелей того, как с седла мотоцикла соскочила большая серая крыса, а мотоцикл, оставшись без управления, завалился на бок и проехал по тротуару более ста метров.
Инанна-Афродита прошлась до места происшествия, отыскала свою плетёную сумку, повесила её на плечо и, вновь погрузившись в себя, отправилась в дальнейшее путешествие пешком по городу. Надо было бы что-то сделать с памятью смертных, видевших превращение мотоциклиста в крысу и шокированных этим зрелищем, но было неохота возиться. И Инанна-Афродита рассудила, что смертным лучше помнить это — пусть это будет для них знамением, что боги пробудились и вернулись в этот мир, хоть даже не навсегда.
А ещё через несколько дней после этого события испытала шок она сама. Это случилось в небольшом летнем кафе под зонтиками, куда она время от времени приходила, чтобы поесть мороженого.
Она уже была готова занять один из столиков, как вдруг ощутила спиной чей-то пристальный и сильный взгляд.
Она оглянулась и увидела под зонтиком девушку примерно двадцати лет с курильной трубкой в руке, то потягивающую коктейль через соломинку, то подносящую трубку к губам и выпуская сизый дымок. Девица была сочна, полнотела и очень красива, для воображения читателя можно было бы сравнить её с кустодиевской красавицей. На голове её была розовая бандана в цветочек, из-под которой ниспадали густые прямые волосы цвета платины. Она была одета в широкое пёстрое платье с длинными рукавами, оно обнажало её левое плечо — округлое, кожа сверкала, как атлас. Незнакомка пристально смотрела на неё жёлтыми, как у тигрицы глазами и слегка усмехалась.
Инанне-Афродите показалось что-то знакомое в облике этой красавицы. Она внимательно вгляделась в него и на сердце стало холодно.
Эрешкигаль. Давний и опасный враг. Надо же, выбраться из Тартара и встретить именно эту ведьму, умудрившуюся тогда умертвить её!
Нет, разумеется, бессмертная богиня не могла умереть совсем, но ни живой и не мёртвой Эрешкигаль и свора её демонов умудрились тогда сделать Инанну. Инанна не забудет никогда, насколько это омерзительно — быть живым трупом. Не владеть своим телом, не иметь желаний, слышать голоса, как за глухой стеной, да ещё и кожа обрела отвратительный чернильный цвет… Нет, ей не было больно, когда демоны по приказу Эрешкигаль продели крюк через её рёбра, она совершенно ничего не чувствовала, но висеть на шесте было и унизительно, и гадко, к тому же, то и дело перед ней появлялась наглая физиономия подземной богини, не устававшей говорить ей гадости и издеваться.
Инанна-Афродита напряглась, дико озираясь. Ей показалось, что неспроста подземная ведьма выбралась наружу из своего подземелья. Наверняка здесь неподалёку шныряют её демоны. И без сомнения, собираются напасть.
А затем появилась злость и негодование. Она ещё будет бояться эту Эрешкигаль?! Сейчас не те обстоятельства, не в пользу врага. Тогда она, Инанна, находилась на территории Эрешкигаль, поэтому и проиграла. А здесь, в мире смертных ещё неизвестно, кто кого!
Сделав несколько решительных шагов, она приблизилась к столику, за которым сидела Эрешкигаль и, глядя ей прямо в глаза, проговорила:
— Ты опять не даёшь мне покоя? Или ты забыла, как я, даже мёртвая, вздыбливала твой живот и ты, корчась от боли, рожала чудовищ ни от кого? Ты снова бросаешь мне вызов? Ты хочешь войны? Или ты надеешься, что я буду спасаться бегством? Этого не будет. Давай удалимся в укромное место и там посмотрим, чья энергия сильнее, если, конечно, ты способна на честный поединок, не призывая себе в подмогу своих демонов!
— А ты сядь, — неожиданно спокойно предложила Эрешкигаль, указывая ей чубуком трубки на место напротив.
Инанна, не сводя с неё напряжённого взгляда, опустилась на стул:
— Что ты задумала? Что тебе от меня надо? Думаешь, ты сможешь причинить мне вред? А что если это я сейчас нападу на тебя и окажусь сильнее? Что если я отомщу тебе за ту мою смерть и за те условия освобождения, которые ты поставила мне тогда? Что если ты сейчас окажешься у меня в плену?
Эрешкигаль вздохнула и потянула в себя дым из трубки, выпустив его через ноздри:
— Мы, боги, пережили такую катастрофу, перед которой все наши прежние распри стали подобны незначительным детским ссорам из-за тряпочки для куклы. Разве не так, а? У нас, богов, прежде враждовавших между собой, появилось теперь что-то общее: одна непоправимая беда на всех. Да, непоправимая. Потому что всё можно поправить, кроме смерти. Поверь мне, богине мёртвых. А мы все рано или поздно станем мёртвыми. Нас всех ждёт страшная цепь смертей и рождений, это после бессмертия-то! Так что мы можем не поделить сейчас, когда впереди — потеря жизни?
— Так ты не собираешься нападать на меня? — наивно спросила Инанна, всё ещё не в силах оправиться от волнения.
Эрешкигаль снова затянулась дымком:
— Вот подумай. Когда наступает глобальная катастрофа, когда трясётся земля, когда морские волны поднимаются выше прибрежных скал, когда извергается вулкан или горят леса, есть ли в мыслях у зверей нападать друг на друга? Соперничают ли самцы тигров за территорию, рвут ли шкуры, рыча? Или львы охотятся ли на серн или оленей? Нет, все бегут безумной толпой, рядом и лев и олень, и не видят друг друга даже, все думают лишь спастись от одного общего ужаса, который важнее давней вражды. Вот и мы сейчас как эти звери. Ты уже общалась с Молящимися Самим Себе?
— Приходилось.
