— Метида! — закричал Гефест. — Это из-за неё наступили сумерки богов и мы оказались в Тартаре!

— То, что демоны и фаги могут сделать с ослабевшими дэвами, может оказаться намного страшнее даже Тартара.

— Не могут же они отправить нас в огненную геенну? Страшнее Тартара, где просто темно и скучно — пекло! Не можем же мы ощущать боль от огня, даже если окажемся ослаблены?! — перебивая друг друга, заволновались боги.

Но взгляд Альби говорил: это возможно.

— Это страшнее того, что сделали с нами Метида и её сын! Но всё-таки почему мы должны её прощать? — не унимался Гефест.

— Чтобы действовать с ней заодно, — произнесла Ясан, чеканя каждое слово.

— Как это? Она что, может помочь нашим планам, как набраться сил, чтобы в дальнейшем демоны и прочая дрянь не наполнила наше существование ужасами?

— Подумай сам, Гефест, — продолжала Ясан. — Метида — очень могущественная богиня. Мудрость и знание — это одно из сильнейших оружий Высшего Мира, да и для низшего это тоже мощнейшая сила.

— Хотел бы я знать, какие такие знания она может дать и как сильно помочь, чтобы мы нашли в себе силы простить её!

— А что должны сделать мы, чтобы она простила нас? — вдруг промолвила Нана. — Давайте будем честны: это мы предали её прежде, чем она наказала нас. Да! Я предлагаю называть вещи своими именами. Все века эпохи, что мы теперь называем «до сумерек» я пыталась найти себе оправдание, почему я ничего не предпринимаю для того, чтобы как-то помочь Метиде. Ведь мы дружили с ней с детства, у нас были общие игры с её сёстрами-океанидами, мы вместе резвились в море, бегали по тёплому песку… Мы были счастливы! Когда справляли её свадьбу с Зевсом, я сидела ближе всех к невесте и мы весело перешёптывались во время пира. И мы дружили тот короткий период, когда она была царицей Олимпа. Так почему же, когда Зевс так поступил с ней, я не предприняла ничего? Ведь много раз приходило в голову, вот так и подмывало возбудить в Зевсе небывалую любовную тоску по Метиде, а вдруг бы он исторг её из своих кишок? Почему я это не сделала? Я боялась Зевса? Нисколько и никогда. Ни его боевых молний, ни того, что тогда Власти и Силы подчинялись ему. Я слишком могущественное божество, чтобы бояться пусть даже самого Зевса! Если бы даже он поступил со мной, как с Прометеем, я выпустила бы из себя всю божественную энергию и перевернула бы всю олимпийскую вселенную с ног на голову. Но ведь и до этого бы не дошло! Я просто наказала бы Зевса и могла бы уйти к отцу в месопотамскую вселенную, под защиту богов Урана-Ану. Так почему я не попыталась спасти Метиду? Да потому что я тогда как в воду глядела, что все любезные богам устои рухнут и ничего не останется от наших вселенных, от всего, что мы любили и власть этого нового бога, сына богини мудрости, станет гораздо отвратительней власти Кроноса… И ведь сбылись дурные предчувствия! Но это всё равно не отменяет того, что мы предали Метиду.

— Что же, Зевс не должен был ничего предпринять после того, как мойры предсказали, что сын Метиды свергнет его и других богов?!

— Мойры, — услышали боги высокий женский голос, — предсказали, что сын Метиды от Зевса будет сильнее своего отца, а не то, что он всех свергнет.

Из воздуха соткался статный силуэт высокой красивой женщины, в облике которой Нана, Гефест и Уран-Ану опознали Метиду.

— Зевс, услышав о том, что в этом мире должен появиться кто-то, кто станет сильнее его, поспешил с выводами, что это враг, который непременно поступит с ним так, как он сам поступил со своим отцом, — Метида усмехнулась.

Гефест развёл в стороны огромные руки:

— Но мы же не знали… Нам так сказал отец! Мы же не могли не поверить Зевсу!.. Он сказал: сын Метиды мог всех нас погубить, потому что стал бы сильнее его, Зевса!.. Что, что мы могли поделать?..

— Так у ж у нас, народа дэвов: каждый за себя, — Нана горько улыбнулась, — и с этим ничего нельзя поделать. Природа, она, вроде, даже сильнее богов, как мы поняли в последнее время? Вот демоны агрессивные и подвержены гордыне, а мы — каждый за свою шкуру. Это и не наша вина, разве не так?

— Природа даёт каждому живому существу выбор, — ответила Диля, — и дурные наклонности даются, чтобы их носители осознали, что всё нечистое лишает счастья и ведёт к поражению. Даже некоторые демоны понимают это. Это немногие из них, что не хотят преследовать ослабших дэвов и из-за этого поселились среди гуманоидов. Эти демоны борются со своей склонностью к агрессии. Они почти не едят мяса и много работают на земле, потому что земледелие даёт умиротворение и мудрость. Вот и дэвы могут преодолеть в себе порок, зазываемый «каждый сам за себя».

— Неужели и фаги могут противостоять пороку, называемому «богохульство»? — спросил Уран-Ану. — Неужели и тут бывшие смертные превзошли нас, богов?

— Могут. Не все фаги до единого после ухода в Хаоса выбираются из него именно в пространство фагов. Есть такие исключения, которые тоже скрываются среди гуманоидов. Правда, они не могут поклоняться богам в чужих мирах, но, по крайней мере, они и не занимаются преследованием ослабевших дэвов. Правда, таких фагов ещё меньше, чем демонов, что отступились от преследования дэвов.

— Уже легче! — шумно выдохнула Нана. — А то меня терзали мысли: ведь у нас, у богов, были любимцы, а кое у кого были и смертные дети, которых боги обожали. Как же, думалось мне, эти бывшие смертные станут фагами и будут травить тех богов, что дарили им покровительство или даже были их родителями? Мне бы не хотелось, чтобы Орфей, сочинявший чудесные гимны богам и восхитивших меня своей преданностью возлюбленной, вдруг стал фагом. Это то, что нельзя простить. Или боги, родители смертных. Я-то добилась бессмертия для всех своих детей, а как же другие богини? Например, Ахиллес, сын Фетиды, которого его мать оплакивает по сей день? Что если он станет фагом и врагом своей матери? Вот бы миновала Фетиду эта участь!

— В низшем мире нельзя оградиться ни от какой участи.

— Значит, для дэвов настоящее спасение только в Высшем Мире?

— Да. Если в низшем мире дэвы склонны к разрозненности, то в Высшем они становятся полной противоположностью этому — они делаются единым целым, ничуть не принуждая себя к этому. Это происходит как бы самом собой.

— И никто не теряет свою уникальность и индивидуальность из-за этого?

— Наоборот, усиливает их.

— Не могу поверить…

— Поверь, богиня. Ведь сейчас вы верите нам и готовы поступить так, как советуем мы?

— Мы готовы, хотя бы ради того, чтобы наказать своих врагов, — ответил Гефест.

— И накажете. Поверьте, это будет мощнейший удар по вражеским народам. Если согласитесь действовать в точности по нашим советам, то лишите демонов и фагов около ста миллиардов единиц, что могли бы пополнить их ряды. Это будут ощутимые потери для них. Опять же, страдания врагов — ваши успехи. А главное, тут есть возможность в очередной раз столкнуть лбами двух заклятых врагов дэвов, поставить ещё одну преграду, мешающую им дружить против нашего народа. Если бы так случалось как можно чаще, если бы боги на других планетах были сговорчивее, то со временем, возможно, фаги и демоны стали бы ненавидеть друг друга сильнее, чем дэвов.

— Ты так убедительно говоришь… — тихо промолвил Уран-Ану.

— А смогу я убедить вас простить? — горячо произнёс Альби. — Найдёте ли вы в себе силы простить Метиду и сумеет ли Метида простить вас? Не понять — просто простить? Только потому, что существуют враги, гораздо более опасные и для неё и для вас? Общие враги? Которые могут — могут! победить всех вас?

— Я уже простила, — почти шёпотом выдавила из себя Нана.

— И я, — добавил Уран-Ану и бросил красноречивый взгляд на Гефеста. Тот поймал взгляд и ответил:

— Что ж… Да… Мы тоже виноваты перед Метидой… Но даже если бы не было нашей вины… Да… Не время дэвам сражаться друг с другом… Время сплотиться… Я простил Метиду… Простишь ли ты нас, богиня мудрости?

Метида грустно улыбнулась: