Но надо было как-то выбираться. На сердце появился холодок: она вспомнила события, предшествовавшие её падению. Что если там, наверху её снова встретит сын-насильник? Как она с ним справится?

Однако, это не означало, что не следовало пытаться выбраться из Тартара. Ведь это вполне возможно, если бездна не охраняется.

Она села. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз. Жизнь продолжалась. И пугала своим продолжением. Если сумерки окончены, то почему рассвет такой тёмный и страшный?

Надо лететь. Собраться с силами и лететь.

Она подняла лицо. Где-то очень высоко над её головой белела точка звездой надежды. Это был выход из Тартара. Края бездны. Если только никто не караулит, ах, если только никто не караулит…

Она поднялась на ноги. Внутри всё затрепетало, больно заныло под ложечкой.

Затем воля сменила уныние. На войне, как на войне. Или победить или пропасть. Она не останется на дне Тартара. Она будет бороться. Она — дикая буйволица и она разметает всё в пух и прах, что встанет на пути к её цели.

Раскинув руки в стороны для максимального высвобождения энергии, она поднялась в воздух и полетела ввысь, к белой звезде там, над собой.

Лететь оказалось труднее, чем падать. Белая звезда долго оставалась маленькой точкой, никак не желая расти, а когда начала, то это происходило очень медленно. Что поделать, Тартар — самая глубокая бездна во всех вселенных.

Порою летящую богиню охватывал страх, что у неё не хватит энергии добраться до краёв Тартара. Но сдаваться было неприемлемо. Стать постоянной обитательницей дна бездны? Или ждать помощи, которая, возможно, не появится века? Никогда. Следует бороться до последних сил.

У неё всё получилось. Когда она, наконец, уселась на край Тартара, свесив ноги в гнетущую черноту, силы почти покинули её, но их всё же хватило. Теперь можно было отдохнуть, хотя отдых на краю бездны не являлся одним из лучших.

— Что же дальше? — вслух произнесла она. — Где мне искать пристанище? В Верхний Мир идти опасно. Это ловушка, без сомнения. А что если сын Метиды с моим сынком обнаружат моё отсутствие в Тартаре и начнут на меня охоту? Где бы я могла укрыться? В подземных мирах? Мои друзья Аид, Персефона и Геката не отказали бы мне в убежище, но боюсь, что и царство мёртвых уже не принадлежит им. Что же остаётся? Прятаться среди смертных? Как же мне страшно!

— Не бойся, — услышала она за спиной голос. Он был мягким и спокойным и принадлежал, кажется, женщине, но она так испугалась, что закричала и едва снова не свалилась в Тартар, но чьи-то руки удержали её за плечи и оттащили от края бездны.

— Да не бойся же! — повторил голос.

Она повернула бледное от ужаса лицо, чтобы увидеть говорящую. Это была девушка юных лет, редкой красоты, в ярких одеждах, с ласковым и добрым выражение лица. Существа с такими лицами обычно вызывали у Инанны-Афродиты расположение к себе. Но после пережитого не хотелось верить никому.

— Кто ты? — осторожно спросила Инанна-Афродита. — Ты богиня?

— Да, — ответила незнакомка.

— Ты друг или враг мне?

— Не враг.

— Прости, незнакомая богиня, не припомню я твоего лица. Может, ты из нимф или океанид? Но для низших богинь ты слишком красива и величественна. Наверно, ты кто-то из новых богов?

— Я не из олимпийского пантеона. Я из Высшего Мира.

— Из Верхнего Мира? Разве он не во власти сына Метиды?

— Не из Верхнего, а из Высшего.

— Ты хочешь сказать, что ты из другого пантеона, о котором я ещё ничего не знаю?

— Можно сказать и так, Инанна-Афродита. Меня ты можешь звать Диля.

— Вот как, Диля? И чему же ты покровительствуешь, как богиня?

— Много чему. Об этом долго рассказывать. На данный момент моя миссия — беседы с богами, пережившими сумерки и разъяснение всего, что ждёт их после того, как не стало трёх мойр и судьба перестала властвовать на ними, то есть, и над тобой тоже.

— Не стало мойр? Мы свободны от судьбы? Уж и не знаю, радоваться этой новости или нет.

— Вы свободны от судьбы, а значит, несёте полую ответственность за себя и за свои поступки. Свобода предусматривает и ответственность. Вас заставили действовать по определённому сценарию и понести наказание за поступки, которые вам же навязали. Но больше этого не будет.

— Кто мог навязать это всё нам — богам? Кто сильнее и выше нас?

— Никто.

— То есть, нет никого выше и сильнее нас?

— Есть. И это — Никто. Его можно звать ещё Сущее или Закон, или Природа. Он безличностен и лишён эмоций, так, как будто его не существует, на самом деле это бесстрастный разум, он сам и есть законы и Хаос, из котрого всё появилось и будет ещё появляться. С ним нельзя договориться и он никогда не пойдёт на компромисс. Существуют правила Сущего и кто нарушает их, пожнёт последствия, как преступник.

— И это он навязал нам сценарий судьбы? Но зачем и для чего? Это бессмыслица, чтобы помучить нас? Дать всё и отобрать?

— У Сущего не бывает бессмыслицы. Оно заставило вас быть богами и одновременно рабами судьбы для того, чтобы вы поняли разницу между бессилием перед судьбой и собственной волей и ответственностью.

— Я уже начинаю бояться, потому что всё это мне не очень понятно, — пробормотала Инанна-Афродита. — Я считала, что нет никого, кто выше нас и никто не знает больше, чем мы. А вот, оказывается, есть боги какого-то Высшего Мира, которым известно что-то, о чём не осведомлены мы. Ты хочешь сказать, что вы могущественнее нас?

— Намного могущественнее. И наш мир наиболее совершенен. Он наполнен любовью и в нём нет никого, кто не был бы любим и не любил. Он надёжно защищён от зла, в отличие от земных пантеонов, таких, как, к примеру, олимпийский или месопотамский. Мы не ссоримся друг с другом всерьёз, не причиняем друг другу вреда, не плетём друг против друга интриг. Мы все как единое целое, мы всегда во всём согласны и действуем, как единый разум.

— Вы как муравьи? — дрогнувшим голосом проговорила Инанна-Афродита и робко поёжилась.

— Мы боги. Мы боги, которые поистине бессмертны, нам уже не суждено познавать смерть — мы живы навечно.

— Мы тоже бессмертны.

— Нет.

— Нет? Мы можем умереть? Это ты хочешь сказать?

— Ты же прекрасно знаешь причину вашего бессмертия. Да, у вас совершенные тела, но их вечное существование вы поддерживали употреблением амброзии. А теперь источники амброзии иссякли. Их не существует. Нигде.

— Не может быть…

— Можешь проверить: побывай в тех местах, где прежде добывалась амброзия и ничего не обнаружишь там.

— И что? Мы все умрём? У меня смерть не укладывается в голове. И как это будет выглядеть? Я просто перестану быть?

— Не перестанешь. Я расскажу тебе, как всё это будет. Ты и другие боги ещё проживёте какой-то срок, у вас будут ещё совершенные тела и сверхспособности. Но со временем в Хаосе будут просыпаться фибры — их будет восемь. Каждая фибра может прожить отдельную жизнь, но жизнь смертного. Потом все эти фибры объединятся с твоей сущностью и тогда ты перестанешь быть богиней. Ты и фибры станете единой душой и этой душе придётся вернуться в Хаос вместе с тобой и раствориться в нём. Но не бойся. Ты сможешь выйти, когда пожелаешь и постараешься для этого. Но в теле смертной…

— Смертной? В несовершенном теле? Моё тело не будет перерабатывать всю съеденную пищу и воду в энергию и я буду мочиться и испражняться?! Моё тело будет выделять едкий пот и я буду дурно пахнуть? Я буду каждый месяц страдать от истечений? Я буду болеть и, возможно, тяжело? Я постарею и стану уродливой старухой? И моё тело похоронят? О, ужас!

— Ты сможешь снова стать богиней и в низших мирах, которые зовутся Формой и Подформой, но это стоит жертв и даже в божественном состоянии у тебя не будет такой свободы, как раньше, такого могущества. Слишком много условностей, ограничений, выполнений неприятного долга. Я бы сказала, это совсем неинтересно на мой взгляд.

— Но хоть не буду умирать?

— Многим богам надоедает эта божественность в низшем мире и они отказываются от неё. Скучно и трудно. Даже смертным быть интересней.