— Да, во мне больше строгости, чем сюсюканья. Мужчины разные, и подход к ним нужен разный. Но если сюсюкать не умеешь, лучше и не пытаться, только хуже будет. Я старалась быть нежной с Вишну, как могла… Но, видимо, разминание ступней это не совсем то, что ему было нужно, если он то и дело убегал от меня в нирвану.
— А Гефест от меня — в кузницу. Очевидно, прятался от моего сюсюканья…
Богини рассмеялись.
— Признаться, я пыталась воспитывать Вишну и наставлять его на ум, ведь он вёл себя, порою, как мальчишка.
— А меня Гефест частенько упрекал, что я несерьёзная, как девчонка, хоть и старше его и наставлял на ум меня.
— Как часто меня одолевали мысли уйти, уйти от него, а вместо этого я шла вместе с ним в человеческие аватары, жила в теле смертных женщин, потому что одолевала тревога: он пропадёт без моего присмотра… Если ему расшибут голову, то некому будет её сложить. Вот такое неотвязное чувство одолевало меня.
— Ты была в силах проживать жизни в смертной плоти?! А на меня не хватало даже на то, чтобы почаще бывать в кузнице Гефеста, что его сильно обижало.
— А по мне, лучше уж кузница, чем муж, который то ускользает от тебя, то без умолку говорит о чём-то отдалённом, не о нас…
— Совершенно согласна с тобой.
— Так Вишну не ведёт с тобой бесед о высших истинах?
— Может, и ведёт, но он не говорил мне, что это высшие истины!
Богини снова засмеялись.
— А по мне лучше высшие истины, чем бесконечные разговоры про шестерёнки и кнопки, — улыбнулась Нана.
— А мне ближе разговоры о том, что созидает материальные блага — хоть для богов, хоть для смертных.
Обе богини снова замолчали, одновременно погрустнев.
— Мне очень страшно, — наконец, произнесла Нана. — Страшнее смерти может быть только то, когда смертные становятся сильнее богов. Однажды меня посмел ранить один смертный. В руку. Больно. Но это была, скорее, моральная боль. Я была в бешенстве от его дерзости. Правда, дерзким он стал не без наущения Афины, внушившей ему вседозволенность. Он поверил, что останется безнаказанным и это сделало его как пьяным или безумным. Смертные всегда становятся такими, когда думают, что всё им сойдёт с рук. Наверно, для них нет ничего слаще, чем глумление над богом! Именно это и является причиной того, что фаги преследуют ослабевших богов. Они подобны гиенам, храбрых только с умирающим львом!
— Хороша же эта ваша Афина! Натравить смертного на такую же богиню, как сама, могущественную богиню! Верно ведь, что плохо у нас, богов, с солидарностью, не умеем мы быть сплочёнными, как эти фаги. Да даже демоны, кажется, дружат между собой сильнее, чем мы.
Внезапно беседу двух богинь прервал истошный вопль Гефеста:
— Как?! Мы в обители этой негодяйки? Куда привёл ты нас, Уран, бог неба? Я поверил тебе и явился сюда, как в твой дом, а это дом моего злейшего врага!
Бог-кузнец вскочил с кресла и сжал огромные кулаки.
— Я найду её и разорву на клочки! Никогда ещё я не был так зол!
Нана и Лакшми вскочили со своих седалищ и поспешили к мужчинам.
— Из-за неё я был закован с собственные цепи! Из-за неё я провалялся на дне Тартара, как преступник! И теперь эта гадина шныряет где-то рядом и наверняка смеётся надо мной!
— Это что ты вдруг так разбушевался? — услышал он громкий и властный голос своей жены. Лакшми, скрестив руки на груди, приближалась к нему.
— Дорогая, ты подумай, они заманили нас в логово моего злейшего врага! — развёл в стороны огромные руки Гефест.
— Так ли уж — врага? Не похоже это на западню. Или ты не доверяешь богу неба?
— Но как он мог позвать нас в логово Метиды, а до этого затащить сюда наших жён?
— Значит, Метида не такой уж враг нам.
— Тебе хорошо рассуждать. Твой пантеона её сынок не тронул! А что он сделал с нами, олимпийцами?!
— А что сделали вы с ней? Мне рассказывали олимпийские богини, как ваш Зевс предал её. Ни одна женщина такого бы не простила!
— Ну, отомстила бы самому Зевсу лично. Зачем же так с нами со всеми?..
— Но ведь вы-то все были на стороне Зевса. Попробуй она отомстить только ему, вы бы встали за него горой. Не так ли?
Гефест промолчал, напряжённо сопя.
— Конечно, встали бы, — продолжала Лакшми, — да ты и сам понимаешь, что у неё не было другого выхода, как повязать всех богов, что могли бы помочь Зевсу, даже богов соседних вселенных. Я уверена, это была даже не месть, а самозащита. Узнай вы, что она не внутри Зевса, а где-то прячется, вы бы, небось, обшарили все вселенные, а нашли бы её и её сына и поступили бы с ними жестоко. Ну, не так я говорю?
Гефест продолжал сопеть, не отвечая ни слова.
— Так разве не было у неё права защищаться? И разве нападение — не лучшая защита?
— Это верно, — вдруг услышали боги весьма приятный бархатный мужской голос, — нападение — это лучшая защита!
====== Часть 64 ======
Все пятеро богов разом повернули головы в сторону, откуда доносился этот голос и увидели юношу, который был прекрасней, казалось, даже их самих. Рядом с ним находились уже знакомая Нане Диля и ещё одна девушка дивной красоты.
— Молящиеся Самим Себе, — произнес Гефест, — вот эта прекрасная девушка уже являлась ко мне и сказала, что имя её Ясан! — он указал на незнакомку.
— Ты хорошо сделал, Альби, что явился к нам сейчас, — произнёс Уран-Ану, обращаясь к юноше. — Я поведал четырём богам то, что уже вместе с Метидой слышал от тебя и нас всех одолел страх, а что касается меня, то страх меня и не покидал. Побеседуй, пожалуйста, с нами, развей наши тревоги, если это возможно.
— Для этого я и явился, — юноша улыбнулся лучезарной улыбкой и материализовал ещё три кресла для себя и своих спутниц.
От улыбки этого незнакомца Нане внезапно полегчало. Эта улыбка напоминала улыбку Мохана. Но теперь сам Мохан сидел в кресле угрюмый и озабоченный, очевидно, потрясённый тем, что услышал от Урана-Ану — новость о фагах.
— Если вами овладела тревога, — бодро произнёс Альби, — то поначалу я вам тревоги добавлю, а после, возможно, успокою.
— Можно сказать, ты уже добавил нам тревоги, Молящийся Сам Себе, — промолвила Нана. — Может, теперь перейдёшь уже к тому, что нас успокоит?
Альби широко улыбнулся белоснежным зубами:
— Я вижу, у тебя есть силы шутить, Афродита! Это радует. А если есть силы, то вы сумеете принять всё, что я вам скажу. Вы готовы слушать меня, боги?
— Уже слушаем, Молящийся.
Нана и Лакшми устроились на широких валиках кресел своих мужей и превратились в слух.
Лицо Альби сделалось серьёзным и в нём даже появилась какая-то суровинка.
— Итак, вы все теперь знаете, кем становятся смертные после того, как боги уходят в Хаос, окончив своё бессмертие. Они становятся врагами богов. А как вы считаете, что станет с демонами, другими врагами богов?
— Я никогда не враждовал с демонами, — ответил Гефест. — Поэтому не считаю их врагами.
— Я убил всех демонов огненным мечом и отправил их души в Хаос, — ответил Мохан. — Если бы они выбрались из Хаоса в этот мир, я бы снова их убил. Не думаю, что они выберутся сюда, пока я здесь.
— Они пробудут в Хаосе какое-то время, а после выберутся в некое пространство, которое они именуют Аша. В этом пространстве очень, очень много демонов. Ведь и прежде, задолго до появления в космосе Земли существовали другие планеты, там были не только другие пантеоны богов и люди, там были и демоны. Демоны смертны, в отличие от богов. Они могут жить веками, но убить демона возможно, в отличие от бога. Когда демон умирает и оказывается в Хаосе, он может выбраться из Хаоса и обычно каждый демон решает выйти из Хаоса в Ашу, к своим.
— И что? Демоны также владеют приборами, способными вредить нам, богам, когда мы окажемся в Хаосе?
— Не приборами. Они обычно возвращают себе все сверхспособности, которыми владели до ухода в Хаос. Но ведь богам должно быть известно, что у демонов, как и у богов существует иерархия: одни демоны более могущественны и сильны, другие слабее. Но даже слабый демон — это зло для богов. И фаги со своей техникой, и демоны, с их способностями имеют возможность вредить богам не только в Хаосе. Они в силах повлиять и на жизни и судьбы фибр богов, что также богов ослабляет.
