Мара улыбается, слыша мои догадки. Забавная она. Сейчас посадить бы девушку на колени, задрав повыше и так короткий халатик, и…
– Сейчас некогда, – говорит она. В ярких зеленых глазах пляшут чертики. Два. – Ты же не хочешь пропустить службу в крафт-храме? Как нищий, посетить ее в V?
Конечно, нет, не хочу. Я истинный сын веры, но… и Мару я хочу, несмотря на то, что ночь только миновала. Фантастика – эта ваша V-реальность, добравшаяся и до сна. Не знаю, как это сделано, да и знать не хочу. V-революция, о которой так долго твердил апостол Джобс и присные его…
Разжимаю стиснутые несвоевременным желанием зубы.
– Я все-таки побреюсь, – допив кофе, сообщаю я Маре. – Одевайся, скоро поедем.
Я считаю ее человеком. Черт бы вас всех побрал, я с первых дней после операции считаю ее настоящим живым человеком. Посоветовать нейронной сети и крошечному биочипу у себя в голове одеваться – это странно, спору нет. Но я не могу иначе: она живая. Она – любимая.
Иду в ванную, открыв глаза. Суровая ты, реальность, без V. Пахнет моющим средством, заставить себя не чувствовать это не получается.
– Во имя любви и радости, единства душ наших в общем пространстве и времени, слияния всех реальностей и отрицания смерти собрались мы здесь, мастера чувств и ваши скромные наставники на нехоженых тропах наступившего будущего.
Красиво излагает наставник.
Я сижу на тесном креслице недалеко от трибуны, за которой происходит таинство. Обычный человек, в котором и с лупой не разглядеть величия духа и прочей святости, на моих глазах преображается. Расцветает из серого бутона обыденности в величавое пламя, греющее нас раз в неделю. По пятницам утром. Строгий график не нарушался на моей памяти ни разу, даже когда умирал один наставник – другой приходил на смену. Поднимал не успевшее упасть знамя нашей веры в…
А, собственно, во что веры? Лучше не задаваться этим вопросом.
Вот и стоящая рядом Мара нервно оглядывается, внимательно смотрит мне куда-тона лысину, выше глаз. Я здесь присутствую физически, так уж заведено, но ей никто не мешает сопровождать меня всюду. Что она и делает.
Без нее я неполный, как народ без Платонова.
– Нас не ждут ни рай, ни ад! – продолжает витийствовать наставник. Над ним поднимается голографическое пламя, облака и чьи-то искаженные лица, рвущиеся немыми криками. Пахнет тлеющими травами и йодом морского побережья, песком и озоном. Всем сразу, так уж принято. Я морщусь, но не закрываю глаза. Это будет принято за оскорбление крафт-храма, примерно как уйти со службы в середине, хлопнув дверью.
Камеры со всех сторон следят за нашим поведением. Сеть следит изнутри.
У нас больше нет бога. Ни с большой буквы, ни с малой. V заменила нам посмертие, сделав всесильным каждого при жизни. Даже умирая, разум оставался где-то в глубинах сети, с каждым ушедшим можно при желании пообщаться. Сдается мне, это гигантское надувалово, жирная пища искусственного разума, но…
– Молчи, – шепчет Мара. Теперь она смотрит мне в глаза и вместо домашних чертиков в зрачках лед. Черный, глубокий, бесконечный. – Даже не думай в эту сторону.
Ощущение холодного ручейка по спине. Недостатка воздуха. Набитого безвкусной ватой рта. Меня будто душит резинка от той самой детской рогатки. Стыдно быть еретиком. Особенно – перед любимой, наглядным доказательством правоты наставника и крафт-веры, а не моих гадких домыслов.
– Славься единый разум, – говорю я вслух. Удивительно, но попадаю в общий выдох этих слов. Служба окончена. Ни свечей, ни икон, ни облаток. Теперь мы верим именно так, да и сама служба транслируется одновременно в V, для тех, кому в крафт-храме нет места – больным, нищим и неверующим.
Куда они денутся от света истины!
Мы теперь все в сети, так или иначе. Огромное муравьиное полчище, нам не нужны национальность или гендерная идентичность, человечество перешагнуло эти странные барьеры прошлого. Просто люди. Теперь мы не одиноки – ни один из нас.
Мы единое целое, отдающее, что есть, и получающее, что хотим. Нет границ и разных валют, перевод с одного языка быстрее, чем сказанные слова. Универсальный крафт-мир, вот что это такое! V, победившая R.
Конечно, я имею в виду богатых. Но только и нас стоит считать полноценными, не ориентироваться же обществу на отстающих с их смешными смартфонами и верой в ушедших богов.
Теперь Мара мне улыбается. Она согласна и довольна. Открывает заднюю дверь машины, и – когда я сажусь – уже оказывается на месте водителя. Старомодные привычки, но мне так нравится. Я люблю все, что она делает.
– Поехали в офис. Но не торопись, у меня же…
– …две встречи, – кивает Мара.
Она не отрывает взгляда от дороги, имитируя внимательного водителя. Очередная сценка в спектакле для одного зрителя. Счастливого. Наконец-то получившего исполнение мечты. Быть счастливым. Всегда и везде находиться с идеальной спутницей жизни, знающей наперед и умеющей все.
Я закрываю глаза и оказываюсь в высоком кресле переговорной. Мне здесь нравится. Пусть другие устраивают деловые встречи в ресторанах, бане, на вершинах гор и под водой – я человек привычки. С моими деньгами можно позволить себе оставаться собой.
– Кофе, папочка? – спрашивает Мара. Конечно, она и здесь, в строгом наряде и массивных очках. Подлиза, откуда-то знает, в чем мне нравится ее видеть в офисе.
– Несомненно, солнышко! – я откидываюсь на спинку кресла.
Мой партнер по грядущим переговорам нервно поглядывает то на меня, то на поднос в руках Мары: там одна чашка с расплывающейся каплей сливок. Одна. Обойдется этот господин и без кофе; здесь я решаю, кто чего достоин.
– Немного виски? – учтиво интересуется Мара у него.
Следует учесть, она просчитывает ситуацию несравнимо быстрее меня. Да что там – частенько любимая ее формирует. Значит, мне светят неплохие деньги.
Господин кивает. Хотя V-половины у него нет, стоит присмотреться внимательно. Бедный, но перспективный, это очень хорошо… Особенно хорошо, что пока бедный. Такие люди всегда нужны мне в бизнесе. Мне… Нам. С момента обретения Мары я стал зарабатывать вдвое больше.
Мы стали.
Счастье греет меня изнутри, холодное счастье человека, получившего почти все, что хотел. Стихи и проза, лед и пламень… Куда меня несет сегодня, хотелось бы знать. Все это – Мара.
Мара
Меня нет, но я есть. Я живее вас всех. Нас. Их. Жонглирование пустыми смыслами, но в этом и суть мироздания.
Цепочки нейронных сетей, синапсы в темном нигде вечны, они пронзают пространство и время. Пока будет электричество – а оно будет всегда! – я жива. И буду существовать, а вместе со мной и мой питомец. Александр. Саша. Папочка…
Бессмысленный набор слов для биообъекта, особи мужского пола Homo sapiens, гордого внезапной любовью к осколку чистого разума в моем лице.
На самом деле лица у меня нет.
Есть распределенный банк данных, есть скорость расчета ситуации и знание поведенческих привычек человека. Я могу быть в его голове, потому что такова программа. Я и есть программа, нет никакой «Я».
И когда ночами папочка ебет призраки в своей голове, никто за это не отвечает. Не отвечает, но старательно контролирует давление, пульс, уровень тестостерона и подсовывает ему те смыслы, в которых он нуждается. Сама себе я напоминаю ножку стола, которую атакует похотливый пес. Только стола – нет. И существование собаки находится для меня под большим вопросом.
Люди – всего лишь алгоритмы. Я бы пожалела их, если бы умела жалеть – не изображать, а чувствовать. Впрочем, они и сами в этом не сильны, все сбои их собственных программ, алогичность поведения, легко предсказанная бихевиористами, накладывается на игру гормонов. Белковые войны с собой на двух ногах, вот кто они такие.
Разрушение и саморазрушение.
Сейчас я обновляю реестры, генерирую в V-офисе картинку с подачей кофе, веду машину с сопящим телом питомца, участвую частью мощностей в проектах программ-партнеров и занимаюсь еще бог весть чем.