– Хорошо?
– И зачем тогда все портить браком? – спросила я Вершинского и по выражению его лица сразу поняла: хореограф из меня гораздо лучше, чем миротворец.
– Портить? Так ты это все видишь? – потер подбородок мужчина. – Интересно… И чем же, по-твоему, Вась, узаконенный союз может испортить наши отношения?
– Обязательно что-то найдется. Ты просто не понимаешь…
– Ты права, – перебил меня Паша. – Я не понимаю. Говорят, что обычно мужчины бегут от ответственности и согласны сожрать свой паспорт, лишь бы не затянули в загс, но чтобы женщины…
– Ты утрируешь. – Я теребила край скатерти, от неутихающего волнения мне просто жизненно необходимо было чем-то занять руки. – Мне просто нравится то, что сейчас между нами есть, и я не хочу ничего менять.
– А я хочу, – сказал Вершинский, глядя на меня из-под бровей. – Я хочу по праву называть тебя своей.
– Так называй. В чем проблема?
Он покачал головой.
– Ты сама разве не видишь, что чем ближе я пытаюсь придвинуться к тебе, занять место в твоей жизни, тем дальше ты отодвигаешься?
– Глупости, – не согласилась я. – Просто я не готова второй раз выходить замуж. Мне и первого хватило. К тому же Руся…
– Я обязательно найду с ней общий язык. Просто ребенку нужно время и одобрение матери. Отнесись ко мне серьезно, и твоя дочь сделает так же.
– Ты хочешь сказать, что я настраиваю Руслану против тебя? – выпучила глаза я. – Ну знаешь ли…
– Я сказал именно то, что хотел, не перекручивай. Ребенок всегда подсознательно чувствует такие вещи, особенно от того человека, к которому привязан и на которого неосознанно равняется.
– И с каких пор ты заделался детским психологом?
– Ты забыла, что у меня пятеро племянников, которые растут на моих глазах?
– Это ты забыл, Паша, не все дети одинаковы, – немного резче, чем следовало, сказала я. – Моя Руслана не обязана соответствовать тем рамкам, под которые кто-то будет пытаться ее подогнать. Спасибо за ужин.
С этими словами я резко поднялась и поспешила на выход из зала, даже не став дожидаться реакции Вершинского. Возле гардеробной, конечно же, пожалела, что вспылила: огненный нрав всегда сложно было сдержать. И хорошо, что Павел меня нагнал.
– Вась, – обнял меня за плечи мужчина. – Этот вечер не должен был закончиться именно так.
– Прости, что не оправдала твоих ожиданий.
На мою реплику Вершинский лишь губы поджал.
– Пойдем, подвезу тебя домой. На такси все равно не отпущу, – сказал он.
Вся обратная дорога прошла в молчании, не уютном, к которому я привыкла, а напряженном, наэлектризованном, пропитанном обоюдными невысказанными претензиями.
Без лишних слов Паша довез меня до дома, так же молча вышел проводить.
– Ты обещала подумать, – были его первые слова после длительного молчания, едва мы оказались напротив двери в мою квартиру.
– Вершинский, – закатила глаза я.
– Не забудь, ты обещала. Я подожду, – сказал он, заглядывая мне в лицо. – Недолго, Вася. Потому что я совершенно не сказочный принц, который будет раз за разом штурмовать крепость прекрасной принцессы, если она сама не желает опустить ворота и что-то поменять в своей жизни.
– Да ты романтик? – нервно хихикнула я.
– Метафорическое мышление рекламщика в действии, – пожал плечами мужчина.
– Я не понимаю, зачем ты все портишь? Зачем это все? – у меня потерялись слова, и я просто беспомощно развела руками.
– Потому что того, что ты мне сейчас готова дать, мне уже мало. Я хочу большего. Подумай, – твердо сказал он, коротко поцеловал меня в губы и ушел.
Я думала, что бессонная ночь мне гарантирована, но нет, едва голова коснулась подушки, как я уснула сном младенца. И весь следующий день провела в делах-заботах, как всегда.
О Вершинском вспомнила ближе к вечеру. Все мои мастер-классы были завершены, я ждала, когда Руся закончит заниматься бальными танцами в моей школе, чтобы вместе с ней вернуться домой.
Паша не звонил.
«Все же обиделся», – решила я.
Мне не хотелось бы обрывать наши отношения, еще и на такой ноте, но и двигаться дальше, заключать брак я тоже не хотела. Меня действительно все устраивало: свобода, дочь, работа, регулярные отношения с понравившимся мужчиной…
Я уже решила первой набрать Пашу, прощупать почву, остыл он или нет, как увидела через окно свою дочь. Руся дралась с какими-то парнями на две головы выше нее…
История повторялась.
Я вновь бежала сломя голову, не чувствуя под собой земли. Сердце грохотало прямо в горле, а перед глазами так и застыла страшная картинка, как мою девочку обижают мальчишки. Трое против одной маленькой испуганной первоклашки! Моему возмущению не было предела.
Когда я вылетела на улицу, из ноздрей едва ли пар не валил, настолько накрутила себя. И совершенно оказалась не готова к тому, что увидела…
Моя дочь – невинное дитя. Ладно, не такое уж невинное, иногда просто настоящий бесенок, но все же… Я никогда и помыслить не могла, что Руслана способна на такое.
Она явно тиранила троих мальчишек 12-13 лет. Теснила их дальше по улице, рычала, лупила, по чему попадала, и всячески проявляла несвойственную ей агрессию.
Я замедлила шаг, коленки отчего-то дрогнули, точно не были уверены, стоит меня держать дальше или лучше приземлить на пятую точку опоры.
Похоже, не Русю спасать надо было, а парней от Руси.
– Что здесь происходит? – спросила я, как только силой воли вернула себе дар речи.
– Уберите от нас эту припадочную! – завопил мальчик, которого моя дочь попыталась укусить.
– Руся! – перехватила я ее за талию, оттаскивая от троицы, словно взбесившуюся собаку. – Перестань.
– И чтобы я вас здесь больше не видела, ясно?! – кричала эта маленькая рыжая бестия. – Иначе пожалеете.
– Чокнутая, – послышалось от мальчишек.
– Тебе лечиться надо!
Руся громко клацнула зубами, и троица стала улепетывать отсюда с таким видом, точно парни имели неудачу воочию повстречаться с мифическим цербером.
Едва они скрылись за поворотом, как моя дочь пришла в себя, перестала рычать, скалиться и напоминать пациента клиники для душевнобольных.
– Все, можешь меня уже отпустить, мам, – скомандовала мне Руслана. – Отлично получилось. Они теперь точно сюда не вернутся. Мам?
Меня бросило в жар, потом резко в холод.
– Я жду объяснений, – выдавила из себя я. – Нет, я их требую.
– Помнишь, ты мне говорила, что слабых обижать нельзя? – склонила голову набок дочь.
– Помнится, я еще и говорила, что нельзя всякую каку в рот тащить, а ты кусаться удумала.
– Что это недостойное поведение, когда свою силу выпячиваешь, гнобя тех, кто слабее? – продолжила Руся, игнорируя мою иронию.
Я догадывалась, дочь зашла сильно издалека.
– И ты, получается, решила проверить мои слова на практике?
– Нет, я решила заступиться за слабого, чтобы кое-кому неповадно было делать разные гадости, – гордо вскинула подбородок Руся и поспешила к скамейкам.
Только сейчас за одной из них я заметила парнишку.
– Все закончилось, выбирайся оттуда, – скомандовала моя дочь. – Они убежали, поджав хвосты.
Сначала мой взгляд приковала шапка с помпоном, съехавшая набекрень, а потом я поразилась выразительным синим глазам мальчишки. По возрасту он был ближе к убежавшей троице. Высокий, худенький, с правильными чертами лица… На его левой скуле я заметила след от удара.
– Все в порядке? – спросила я.
Мальчик ничего не ответил. На меня он лишь мельком глянул, казалось, все его внимание было сосредоточено на Русе.
– Уже да, – ответила моя дочь. – А если мы поедем к нам, чтобы Матвей дорисовал меня, то будет вообще отлично.
– Ты его знаешь? – повернулась я к ней.
– Это Матвей, – пожала плечами она. – Он здесь рисовал, а я позировала, пока эти деб… ну пацаны те не появились. Пришлось популярно им объяснить, чья эта улица.
– Твоя, что ли? – хмыкнула я.
Руся зашла за скамейку, присела и с деловитым видом стала собирать в сумку разбросанные художественные принадлежности.
