Править значит не властвовать, а исполнять

обязанность. Посидоний¹

В книге использовались письма Марка Аврелия, Луция Вера, Корнелия Фронтона, а также личные записи Марка Аврелия «Медитации».

Часть первая. СОМНЕНИЯ СЕРДЦА

Дуумвират ²

Через три недели после кончины императора, ранним утром, Корнелий Фронтон возвратился в Рим из Цитры, где встречался с близкими родственниками. Африканский город Цитра существовал как конгломерат разных народов, благополучно живших бок о бок со времен завоевания Нумидии Сципионом Африканским. Здесь обитали римские купцы, греческие ремесленники, потомки финикийцев и, конечно, чернокожие, как ночь, африканцы.

Фронтон любил свою родину: эти городские стены и крыши домов, побелевшие от соли и солнца, ее влажный приморский климат, иногда разбавленный сухим воздухом, долетающим из глубины раскаленной пустыни. Он любил тенистые сады, дающие отдых и прохладу в жаркий полдень. К тому же Фронтон основал здесь школу риторики и время от времени наведывался, чтобы проверить, как идет обучение. Порядки в школе ему понравились, придраться было не к чему.

Весть о внезапной смерти Антонина застала его врасплох. Август, хотя и находился в преклонном возрасте, но выглядел еще достаточно крепким, бодрым, правда, периодически подвергался приступам слабости. Однако рядом с ним был Марк, готовый в любую минуту поддержать отца, а за спиной Марка маячил и второй сын цезаря – Луций, здоровый и сильный малый.

Оба они являлись учениками риторики у Фронтона и испытывали к нему неподдельное уважение. Как известно, покойник не очень жаловал философию и еще меньше философов, но с риторами имел дело. Только поэтому Фронтон оказался вхож в императорский дом и его отношениям с семьей Антонина, полудружеским, полуофициальным, достаточно близким, исполнилось почти двадцать лет.

Воды утекло много! Фронтон успел побывать в роли наставника Марка и даже состоял с ним в довольно близких отношениях, о чем никогда не распространялся. Благодаря покровительству Антонина, он получил назначение консулом, что было весьма почетно, ибо возводило его в ранг консуляров. Фронтон, наконец, едва не стал наместником Азии, если бы не досадные болезни, периодически одолевавшие его.

Связь с семьей Антонина казалась странной, мистической, будто предначертанной самими богами. На разных поворотах судьбы Фронтон непременно сталкивался с членами императорской фамилии и почти всегда получал от них помощь. К примеру, и Антонин, и Марк не раз его выручали в жестоких спорах, вызванных неприкрытым соперничеством с другим популярным ритором греком Геродом Аттиком. Они же закрыли глаза на принятие им наследства от богача Негрина, оказавшегося критиком императора, хотя и неявным. Фронтон состоял в доверительной переписке с матерью Марка Домицией Луциллой, оставивший этот мир несколько лет назад. Его хорошо знала жена наследника Фаустина. Ей он тоже писал и получал от нее благосклонные, хотя и немного суховатые письма.

Сейчас наступало новое время: дуумвират императоров Марка Антонина и Луция Вера. Каким оно будет, кем станут дуумвиры для него, Фронтона?

Отдохнув с дороги, он первым делом отправился во дворец поздравить обоих цезарей. Фронтон написал отпущеннику Луция Вера Хариле письмо с просьбой испросить аудиенцию у государей, и разрешение было получено. Однако прибыв во дворец, Фронтон с огорчением узнал, что разминулся с Луцием, который незадолго перед тем отправился на Форум послушать нового оратора из Афин.

«Ах, какая незадача! – посетовал Фронтон, увидав Марка. – Я хотел бы поздравить и Вера». «Тебе еще представится такая возможность», – доброжелательно ответил Марк, тем не менее, не пожелав возвратить Луция с дороги.

Старый учитель нашел императора утомленным и встревоженным. Еще бы, организация погребальной церемонии, куда входили пышные похороны и обязательная раздача денег войскам и населению, гладиаторские бои, другие мелкие, но не менее значимые дела, вроде выпуска монет с изображением обоих властителей Рима – все это могло утомить любого. Но, что более важно, за общей усталостью и озабоченностью, Фронтон прочитал в глазах своего любимого ученика глубоко скрытое беспокойство.

На его плечи легло огромное государство, обновленная республика, как называл Рим Октавиан Август. Вместе с другими людьми, близкими к семье Анниев, Фронтон давно слышал рассказ о пророческом сне Марка, в котором тот почувствовал на себе плечи из слоновой кости. Как говорится, сон оказался в руку. О нем Фронтону рассказала Домиция со светящимся от гордости лицом, с полной убежденностью, что боги ниспослали ее сыну верный знак императорства. Как же сейчас пригодятся Марку эти костяные плечи, поскольку неуверенность читается у него на лице, сквозит в каждом движении и взгляде. И это несмотря на то, что, будучи наследником он прошел блестящую школу государственного управления под дланью опытного Антонина Пия.

– Меня многие спрашивают, зачем я взял в соправители Луция, – принялся объясняться Марк, невольно подтвердив мысли Фронтона о своей внутренней неустойчивости. – Власть императора не консульская, где управляют два человека, она подразумевает единоличные решения. К тому же, в нашей истории дуумвираты редкость. Признаюсь, Луций мне нужен, как надежный помощник. Здоровье мое временами оставляет желать лучшего, но ты, мой учитель, и так это знаешь из нашей переписки. Луций же сильный и крепкий, ему предстоит долгая жизнь.

– Я уверен, что меж вами нет противоречий и спорных вопросов, – заметил Фронтон. Он ласково улыбался и все же говоря такие слова, исподволь бросал пробный камень рассчитывая услышать правду об истинных отношениях между приемными братьями.

Однако Марк предпочел не отвечать, а лишь подошел ближе к ритору, заговорил о другом: – В твое отсутствие я объявил о помолвке моей старшей дочери Луциллы и Луция. Мне хотелось бы укрепить семью, тем самым исполнив желание нашего отца Антонина.

– Это… мудрое решение, – смешался Фронтон, не ожидая такого поворота. – Я слышал, что божественный Антонин не разрешал Луцию жениться, чтобы не отдать Рим в чужие руки, поэтому он в тридцать один год еще холост. Однако Луцилле всего одиннадцать, ему придется ждать три года.

– Это не страшно, подождет! К тому же, если говорить о запрете: ему никто и ничего не запрещал. Луция всего лишь попросили, а он, ты же знаешь нашего веселого Вера, и рад стараться, не пожелал обременять себя семейными узами раньше установленного срока. А еще… фамилия Цейониев очень влиятельна. Мне бы не хотелось, чтобы у них сохранились мысли о пурпурной тоге для других членов семьи, уж если к ней был так близок старший Коммод, обласканный Адрианом³. Пусть эту тогу получит только мой младший брат, он потешит их самолюбие.

«Надо встретиться с Луцием, – подумал Фронтон. – Марк теперь будет сильно занят и не стоит ему докучать разными просьбами, а Луций меня всегда слушал. К тому же, попасть к нему намного проще, ведь Марк не станет загружать его работой, раз привык все брать на себя».

Но встретиться в ближайшее время со вторым императором Фронтону не довелось. Оказывается, Луций Вер, несмотря на свою подкупающую доброту и природную незлобивость, на самом деле, мог обижаться. Он написал Фронтону: «Хочу на тебя пожаловаться, учитель. Меня постигло жестокое разочарование, когда я узнал, что после нескольких месяцев разлуки, во время которой я не мог ни обнимать тебя, ни беседовать с тобою, ты пришел к моему брату, едва я покинул дворец. Спешу уверить: я уже отругал его за то, что он не соизволил меня позвать обратно и Марк признал свою вину. А ведь мне легко было вернуться. Теперь не знаю, когда мы сможем увидеться, поскольку я обременен великими государственными заботами. Прощай, мой учитель! Твой Вер, самый дорогой и самый добрый»⁴.