Тут она заметила внимательный взгляд мужа на себе, замолчала. Гневно сдвинула брови:
– Не начинай! Знаю я это выражение! Нет! Я хочу от памперсов и грудного вскармливания хоть немного отойти!
– Да конечно! – Коля повернулся ко мне, – она тут вышла на пару месяцев работать, и знаешь что? Тут же какой-то удод прицепился! А ведь в курсе был, что она – замужем!
– Ты своей ревностью меня добьешь когда-нибудь, – вздохнула Вера, – представляешь, Лен, он не смог забрать меня с работы, и мне наш учитель физкультуры помог донести сумки, так такой скандал был! И в глаза прямо стыдно людям смотреть! Поработала! А через две недели после скандала – на тебе. Две полоски опять…
– А потому что нехер всяким придуркам позволять себя провожать, при живом МНЕ! – рявкнул Коля.
Я улыбнулась, переключаясь на Максюшку, уже запихавшему мне в тоннель карандаш. Коля и Вера продолжали препираться, но видно было, что это не серьезно. А так, на лайте.
Давно не виделись, вот, общаемся. Тепло, по-родственному. И мне у них тепло. Может, зря не согласилась пожить? Но куда у них? Четырехкомнатная квартира, которую Коля купил, продав свою двушку и однушку Веры, была, конечно, просторной, и в новом доме, но все равно… Стеснять людей… У них свой уклад, у них малявки…
Нет уж.
И мне неловко, и им.
Я с восемнадцати одна живу, привыкла только на себя полагаться и ни перед кем не отчитываться. А, зная Колю, запросто можно предположить, что он бы заставил. Отчитываться.
Просто удивительно даже, что такой бабник, оказался настолько ревнивым собственником. А ведь наверняка, бабы вешаются. Мужик в самом соку. Чуть за сорок, при должности, выглядит – зашибись просто…
Мои подружки в Мюнхене, когда фотки наши случайно увидели совместные, прямо слюни пускали. И все не верили, что он – мой дядя родной. Думали, я любовница русского мафиозо. Там вообще тема русской мафии развита сильно.
А, учитывая, что в деньгах у меня ограничения не было, то… Хоть я и не шиковала, все равно видно же.
И на фотке сидящий на байке позади меня, семнадцатилетней, дядя Коля, обнимающий меня своими ручищами и лихо лыбящийся в камеру выглядел кем угодно, но не моим дядей и не сотрудником полиции. А вот на мафиозо тянул.
Сейчас, три года спустя, он еще поднабрал веса и брутальности.
И удивительно просто, что настолько верный оказался. Судя по его взглядами и словам… Это он все усилия прикладывал, чтоб Вера на сторону не смотрела.
Создавал для этого условия, ага.
Стало смешно, я улыбнулась, и Максюшка дернул за кольцо в носу.
– Он меня даже на вечер встреч выпускников не пускает, представляешь? – пожаловалась Вера, – говорит, нечего тебе там делать…
– Так реально нечего. Ты уже семь лет не работаешь в школе, на кой тебя все еще приглашают? – тут же включил опять ревнивую подозрительность дядя Коля.
– А что? Вечер встреч?
– Да, завтра. Сходи, ребята про тебя спрашивали…
Кольнуло немного, очень хотелось спросить, кто именно спрашивал…
Но не стала. Три года назад я тоже не спрашивала ничего. Не хотела знать. Ворошить все.
А теперь-то – тем более.
– Ну, мне там тоже там делать нечего. Меня уже и не помнит никто.
Вера открыла рот, хотела что-то сказать, но перехватила предупреждающий взгляд Коли и не стала.
Я эту переглядку заметила, нахмурилась.
Ну уж нет.
Не хочу.
И выяснять ничего не хочу.
Настроение слегка подпортилось, и я засобиралась домой.
Пошла пешком, потому что… Да. Все близко, черт!
Захотелось кофе, зашла в Мак.
И вот кто мог представить, что именно тут встречу кого-то знакомого!
Маленький все же город. Всё рядом.
Все рядом.
Глава 4
Старые знакомые
– Лена??? Митрошкина???
На фамилии я повернулась. Ко мне, значит… И офигела. Конечно, люди после школы сильно меняются. И, бывает, даже в течение года меняются… Но, сука, чтоб так???
Это что нужно делать? И что нужно жрать??? Хотя, учитывая, где мы встретились…
Короче говоря, за спиной стояла моя бывшая одноклассница, Марина. Фамилии я ее категорически не помнила, да и саму Марину никогда в жизни не узнала бы, если б она сама не побеспокоилась обратиться.
И теперь разглядывала, с трудом скрывая удивление. А потом уже и не скрывая.
В тринадцать лет она была оторвой.
Знаете, как бывает, когда в конце года уходит на каникулы милая девочка, а уже осенью возвращается другой человек.
И вот и гадаешь, что с ней случилось? Кто ее покусал за лето? Майли Сайрус? Призрак Бритни Спирс образца двухтысячного?
Потому что это было нечто.
Белые пережженные волосы, дикий мейк, вызывающая одежда. Учителя попадали в обморок, мальчишки были в восторге. А, учитывая, что все остальные прелести, вроде курения, вызывающего поведения и прочего, тоже присутствовали…
Понятно, кто был главной звездой восьмого класса?
Марине завидовали всякие тихони, вроде меня, конечно же. Хотя… Не особо я и завидовала. Других проблем хватало.
А вот она меня цепляла.
И сильно.
Чем-то я ей не по душе была, даже странно. Я всегда тихая-тихая была. Незаметная. Старалась учиться хорошо, чтоб от матери не огребать.
Все хотела, чтоб она меня хвалила. И замечала. Дура малолетняя.
А Марина даже травила меня одно время. Вместе с подружками. Всякие школьные приколы вроде воровства сменки, смешков за спиной, приклеивания всякой пакости на спину и косы.
Хотя, это быстро прекратилось. Я так и не поняла, почему. Да и не до того потом стало.
Мама уехала… И понеслось.
Все это я вспоминала, пока медленно оглядывала Марину.
Пухлую, в неопрятной одежде, с небрежной гулькой из волос странного цвета… Да… Изменения, конечно, кардинальные…
И как она меня узнала, интересно?
Я-то тоже не выгляжу одуванчиком теперь…
– Привет, Марин!
– Ой, а я думаю, ты – не ты… Волосы отрезала. А потом смотрю – нос длинный! Ну точно, Митрошкина! – жизнерадостно опускать типа между делом Марина еще тогда в совершенстве умела, в восьмом.
– Да ты тоже, я смотрю, поменялась… Живот такой… Беременная?
С некоторых пор я не торможу со словами. Смысла нет.
Марина немного поникла, натянула пониже футболку:
– Неее, это я так… После фитнеса…
– Ну да… Сразу в Мак. Понимаю, калории надо пополнять, – серьезно кивнула я.
– Ага… Ну ладно! Ты где сейчас? У нас говорили, уехала в другой город? За границу?
– Типа того…
Я не рассказывала никому про изменения в личной жизни матери, но слухами земля полнилась. В классе не знали про то, кто у меня дядя, кто отец – тем более. Но что-то где-то, может, преподаватели говорили… Администрация школы была в курсе, куда я уехала в восьмом классе.
Город маленький…
– И давно ты в городе? Надолго?
– Не знаю…
– А то давай, приходи на вечер встреч! У нас три года с выпуска. Многие тебя помнят.
– Да ладно… Кому я нужна…
А сердце-то чего застучало?
Лена, хватит.
– Нуууу… Павлова помнишь? Ну, у него еще отец сеть магазинов одежды открыл как раз тогда…
Павлов… Не помню. Да и слышать про него не хочу. Про другое хочу. Но спрашивать не буду.
– Он придет, прикинь? И еще Леванова, и еще Сомов, и, наверно, Тонков… Приходи!
– Не знаю…
– Конечно, жаль, что после восьмого многие поуходили… Самсонов…. Помнишь его? Да конечно помнишь! У вас же любовь была, да? Он же тебя там спас от бандитов каких-то…
И вот тут мне захотелось резко развернуться и уйти. Просто чтоб не слышать его имя. И не знать, куда он делся или не делся после восьмого.
Но Марина не замечала моего состояния, трещала и трещала:
– Он же в колонию загремел… Да, не доучился…
– Кто?
Я понадеялась, что вопрос прозвучал нормально. Спокойно. Потому что никакого спокойствия и в помине не было. Сердце рухнуло куда-то к пяткам. И заледенело там.