Папа взял ручку и подписал документы. Полицейский посмотрел на папу, потом на меня, и его взгляд нахмурился.

– Вы на машине?

– Нет, я пешком. Я сегодня выпил один стаканчик вина и уже не могу сесть за руль.

Полицейский удовлетворился ответом папы и откинулся на спинку стула.

– Вроде везде поставил подпись, – папа протянул документы полицейскому. – Мы можем идти?

Полицейский посмотрел на документы и кивнул.

– Да, вы свободны.

Папа взял меня за руку, и мы направились к выходу. Полицейский тоже встал и пошел, как я думал, проводить нас. Мы все втроем вышли на улицу, полицейский остался на крыльце и закурил сигарету. Я увидел нашу машину и потянулся в ее сторону, но папа отдернул меня и сказал, что мы пойдем пешком. Мы зашли за угол и остановились.

– Пап, почему мы остановились? Мы кого-то ждем?

– Сейчас подождем, когда дядя полицейский докурит и уйдет с крыльца, и сразу же пойдем дальше.

Мы постояли недолго. Наверное, не прошло даже и минуты, как папа потянул меня за руку, и мы пошли обратно к зданию полиции. Наверное, папа забыл сказать полицейскому спасибо за то, что они помогли найти меня. Но, подойдя к зданию, папа еще раз посмотрел на крыльцо и быстрыми шагами направился в сторону нашей машины. Я держал папу за руку и практически бежал за ним. Папа усадил меня на переднее сиденье и, когда закрывал мою дверь, прищемил свой палец. Дверь снова открылась, и я услышал, как папа ругнулся теми словами, что мне нельзя повторять.

Я сидел молча, так как знал, что папу в таком состоянии лучше не трогать, и просто смотрел, что он делает. Папа завел машину, и она тронулась с пробуксовкой. Взглянув на папин большой палец левой руки, я заметил, что с нее сильно льется кровь, и сказал об это папе. Папа тоже посмотрел на палец, потом на панель приборов.

– Андрей, подай мне тряпку из бардачка.

Я поспешно открыл бардачок и начал искать тряпку. Мне казалось, что в бардачке было все, кроме тряпки. Сердце стало биться еще сильнее, но отчего? Я же ничего не сделал, чтобы бояться! Но почему-то я чувствовал, что я в чем-то виноват.

– Папа, тут нет тряпки, я все обыскал.

– Посмотри сзади или под сиденьем.

Я засунул руку под сиденье. Было неудобно, так как папа ехал очень быстро и резкими движениями обгонял идущие впереди машины. Мне пришлось отстегнуть ремень безопасности, чтобы рука смогла пролезть глубже под сиденье. Резкий поворот – и я ударился правым ухом о дверь. Я потрогал ухо и почувствовал на руке влажность. Наверное, эта была кровь, но боли я не чувствовал, только пульсирующий стук в висках и груди. Как же бешено бьется мое сердце, подумал я в этот момент.

Тряпки под сиденьем не было. Я начал лезть на заднее сиденье, стараясь делать все быстро, но на такой скорости и когда тебя болтает во все стороны по машине, сложно быть быстрым. Перелезая между пассажирскими сиденьями, я снова ударился, но уже плечом. С большим усилием я все-таки перелез. Я начал шарить по карманам сиденья. Тут нет тряпки, и тут нет.

Я вспомнил, что утром папа дал мне тряпку, когда у меня пошла кровь носом. Я засунул руку в карман, там лежала тряпка. Я закричал:

– Нашел! Папа, держи, вот тряпка!

Папа взял тряпку и замотал раненый палец. Я захотел перелезть на переднее сиденье, но папа сказал, чтобы я остался на заднем сиденье. Папа резко затормозил, и я услышал скрежет тормозов. Сильный удар мне в грудь, потом в спину, и все потемнело.

Объявили название остановки, и Глория вышла из автобуса. Она быстро посмотрела по сторонам и убедилась, что Вадима и Андрея там нет. Посмотрела на другую сторону дороги, надеясь, что они могут стоять на остановке по направлению домой – знакомых лиц не было. Глория произнесла вслух себе под нос: «Они же на машине!»

Глория вспомнила про батут и направилась к нему. Подойдя к батуту, она стала всматриваться в каждое детское лицо, надеясь увидеть в нем Андрея. Ритм сердца начал замедляться, и в нем родилась надежда, что все хорошо и с сыном все в порядке, но это ощущение длилось недолго. Увидев, что лица начали повторяться и что дети пошли по второму кругу спускаться с батута, она поняла, что Андрея тут нет.

Ее будто окатили ледяной водой. Тело отказывалось двигаться, вокруг все начало кружиться – крики детей, лица детей, батут, карусель, снова лица детей, батут и карусель. Глория взяла себя за голову и, упав на колени, прокричала: «Господи, да где же они?»

К Глории подошел молодой человек и спросил, все ли с ней в порядке. Он был одет как работник парка. Глория подняла на него взгляд, не понимая, что он говорит. Молодой человек повторил.

– Извините, с вами все хорошо, вам нужна помощь?

– Нет, то есть да. Вы тут работаете?

– Да. Так вам нужна моя помощь или нет?

– Да, да. Вы не видели тут мальчика вот такого роста? – Глория показала рукой примерный рост Андрея. – Он был с отцом, и у мальчика была белая рубашка, то есть белая футболка и синяя курточка.

Глория не могла вспомнить, во что был одет ее сын, не из-за того, что она плохая мать, а из-за того, что Андрей всегда стремился быть самостоятельным и сам выбирал, что надеть. Сегодня она не обратила внимания, в чем он ушел.

– Хм-м. Я не обращаю внимания, во что одеты дети. Да и, если честно, они все на одно лицо.

Глория сначала посмотрела на этого парня с выражением: «Чем вы тут вообще занимаетесь? Это ваша работа – следить за детьми». Но потом она сменила взгляд на безразличие к этому парню. Глория понимала, что он ни в чем не виноват.

Глория еще раз обошла батут со всех сторон, и снова никого. Потом она увидела тележку с сахарной ватой и вспомнила, что они обещали купить Андрею сахарную вату. Может, продавец их запомнил? Глория не сомневалась, что они тут были и что их должны были запомнить. Она подошла к продавцу и спросила, не видел ли он ее сына, и снова начала давать описание, во что был одет Андрей. Продавец сказал, что он тут с самого утра и что к нему мужчина и ребенок согласно описанию не подходили. Глория посмотрела на продавца. Она засомневалась, говорит он правду или нет, но ничего в его глазах она прочесть не смогла.

Парк развлечений был небольшой, и Глории потребовалось немного времени, чтобы обойти его полностью и вернуться на прежнее место. Результаты поиска по-прежнему неутешительные, их тут нет.

– Где же вы? – вслух произнесла Глория с надежной, что ей кто-то ответит на ее вопрос.

Телефон был отключен, и Глория не могла снова позвонить Вадиму. Она стояла у батута и думала: может, они уже дома и празднуют, а из-за того, что у меня разрядился телефон, они не могут до меня дозвониться?

Глория решила вернуться домой. По крайней мере, там она сможет зарядить телефон и снова попытается позвонить Вадиму. Глория пошла в сторону автобусной остановки. В голову лезли разные мысли о том, что могло произойти, из-за чего Вадим и Андрей не смогли приехать домой к назначенному времени. И вообще, может, они до сих пор еще не приехали.

Слезы текли без остановки. Глория старалась меньше плакать, но сейчас она ничего не могла с собой поделать. Сев в автобус и облокотившись головой об окно, она стала смотреть, как деревья сменяют друг друга. Маленькие магазинчики не успевали появляться в поле ее зрения, как уже исчезали. Глория не знала, что ей делать дальше. Оставалось только надеяться, что они уже дома и что все хорошо.

В окне появилась родная остановка. Глория проживала в этом районе с самого детства и знала тут всех жильцов и работников магазинов. Родители Глории переехали в этот район, когда она еще была маленькой. Они арендовали двухкомнатную квартиру. Собственница квартиры жила за границей и приезжала редко, а последние семь лет так и вовсе не появлялась, максимум – звонок по телефону.

Семь лет назад родители Глории погибли в автокатастрофе. Какой-то мужик вылетел на встречную полосу и врезался в них. Потом выяснилось, что этот мужчина был трезв и у него случился сердечный приступ. Никто в аварии не виноват. Глории тогда было шестнадцать лет. Поначалу она винила во всем Бога, но потом смирилась с тем, что, возможно, и вправду никто не виноват. Жена того мужчины узнала, что у Глории больше никого не осталось, и помогала ей деньгами. Она полностью платила за аренду квартиры и давала денег на еду и одежду. Глория не держала зла на женщину и даже подружилась с ней.