В одно из таких занятий с литературой я не выдержал.

— Дядько Весемир, а когда меня драться на мечах учить-то будете, а то одни стойки да упражнения, надоело.

— Тут многое от тебя зависит, слаб ты еще телом, да ничего вырастешь. Вот скоро потеплеет, мы тренажер починим, и как ты освоишься на нем, так и начнем потихоньку, но не раньше начала осени. Не спеши, какие твои годы, — во взгляде Весемира, отражалась отеческая любовь.

Я обрадовался, наконец-то хоть что-то серьезное, а не книжки с картинками. Однако находившийся здесь Гнед, похоже радости не разделял и как-то с жалостью на меня посмотрел. Я немного поумерил свой пыл, надо бы разузнать, что там за тренажер такой?

В один из вечеров я все-таки решил задержаться и послушать разговоры старших. Соскучился по простому человеческому общению, одни уроки да тренировки, поболтать некогда. Как ни странно, разговор зашел о литературе. Никогда бы не подумал, что ведьмаки подобное обсуждают, да еще с таким пылом.

— Тоже мне, великий знаток изящной словесности, — раздавался негодующий голос Ламберта. — Как там этого стихоплета зовут?

— Rara Bestia из Нижних Вазюков написал эту поэму, — ответил Крий, вертевший в руках тонкий томик в потрепанной обложке.

— Вот это имечко! — влез любознательный Гнед. — А что оно значит-то?

— Ну, вроде со старшей речи «Сиятельное Солнце» переводиться, — почесал в затылке Ламберт и зал наполнился громогласным смехом.

— Сиятельное Солнце из Нижних Вазюков! — прорыдал сквозь смех Крий.

— Ему бы скорее другое имечко подошло, исходя из его «высокой поэзии», — Ламберт на мгновение задумался, — например «Старый Хрен». А что? Какая поэзия, такое и имя. Стихи — сплошная погань, то о сиськах, то о письках.

— Как по мне, — Крий раскрыл книжицу и дурашливо перевернул ее вверх ногами. — Чего-то ему явно не хватает. Ага, понял. Рифмы! Ему не хватает рифмы! Вот, щас зачитаю начало, смотрите сами: — «В прекрасных глаз тону пучине, не быть так холодна к мущине», оцените слог! «Губ нежных жар родит пожар», шедеврально же!

— Все, все! Прекрати! — скривился Ламберт. — А то мне сейчас плохо станет.

— Крий, ну какого черта ты эту погань притащил-то? — нахмурился Весемир, видимо, решивший разогнать посиделки. А ведь минуту назад хохотал вместе со всеми.

— Ладно что-нибудь стоящее было бы, а то дерьмо одно. Тьфу!

— Знакомый корчмарь посоветовал, — беззаботно улыбнулся Крий. — Мол, есть в этом памятнике высокой поэзии стихи про Ведьмаков. Вот я и купил, дай думаю изучу, каковы последние веяния «искуйства»? Может, нас вовсю прославляют, а мы и не знаем. Купил да позабыл, а сегодня вспомнил и решил ознакомиться.

— И как, ознакомился? Давай, зачитывай. Очень уж нам интересно, — выразил Гаро общее мнение.

— Ну, как скажете, сами захотели, — пожал плечами Крий.

В зале наступила тишина, и каждый думал о своем, хотя мне кажется мысли были схожи. И тут раздался задумчивый голос Ламберта:

— Хороший стих, хороший, ничего не скажешь. Сиятельное Солнце из Нижних Вазюков говоришь, да? Надо будет отблагодарить его, да так, чтобы не забыл. Пусть считает, что есть у него один горячий поклонник. Встретимся еще на узкой дорожке.

Не успел Ламберт договорить, как все загалдели разом. Зал наполнился гомоном, в котором с трудом можно было что-то разобрать. Но даже не вслушиваясь в детали, я отлично понимал, что ведьмаки твердят об одном. Как встретят этого Rara Bestia и будут благодарить все вместе и каждый по отдельности. М-да, ребята нашли себе козла отпущения, думаю, здесь еще памфлет свою роль сыграл, он-то был без авторства, а этот стихоплет еще и сам нарывается.

Самый безобидный вариант без сильного членовредительства предложил Гаро: искупать сиятельного поэта сначала в дерьме, в которое он макнул их, а уж после по этим Вазюкам и погонять, что б на всю жизнь, пес смердящий, запомнил.

Постояв еще немного, я решил, что больше ничего интересного не услышу, кроме особо изощренных вариантов проявления благодарности незадачливому поэту и потихоньку отправился спать.

Весна пришла, снег начал таять и постепенно все перебрались во двор, на свежий воздух.

Появилось ласковое солнце, и ручейки с горных вершин потекли вниз, наполняя близлежащую речку. Забравшись на стену, я наслаждался весенним теплом, видел, как стадо лосей вышло из леса на водопой, забавно и интересно было за ними наблюдать, только недолго продлилась эта идиллия. Злой демон, именующийся Крием, погнал меня на тренировку, эх, нет мне покоя.

На стене начали что-то ремонтировать, меня туда не пускали, хоть любопытство и мучило. Несколько раз я просился посмотреть одним глазком, но старшие прогоняли и грозились отстегать по спине вожжами, если буду под ногами крутиться. Было обидно, что не дают увидеть ничего нового, хотя мне и так хватало занятий.

В одно утро еще до завтрака я решил выйти подышать. Было еще совсем рано и во дворе никого не оказалась, так что я решил удовлетворить свое любопытство. Грех было бы не воспользоваться ситуацией.

Стоило мне забраться на стену, как моему взору предстал странный аппарат, непонятный механизм, состоящий из небольших столбиков различной высоты, над которыми были укреплены здоровенные мешки, подвешенные на толстых металлических цепях. Как это все должно было работать, я представлял крайне смутно, но странное чувство беспокойства посетило меня.

Пока я разглядывал эту штуку, позади раздались шаги. Похоже, я слишком увлекся, и теперь прятаться было поздно. Сейчас прилетит мне от старших за неуемное любопытство. Обернувшись и вжимая голову в плечи в ожидании ругани, я взглянул на подошедшего и расслабился, это был Гнед.

— Сочувствую тебе, Рин, — протянул он, — отремонтировали-таки. Еще от Крия слышал, что скоро мучильню оборудуют, так что считай тренировки, которых ты хотел, начались.

В голосе Гнеда звучала такая неподдельная забота и жалость, что меня передернуло. Кажется, тренировки ведьмаков не слишком приятное время препровождение. Сбылась мечта идиота.

Спустя несколько дней после памятного разговора, было продемонстрировано чудо инженерной мысли, проще именуемое «маятником». Смысл приспособления даже до меня тупенького дошел из названия. Необходимо ходить по столбикам и уворачиваться от мешков, дабы они меня не скинули. Конструкция представляла собой путь длинной с десяток метров и на каждые два шага приходился свой мешок-маятник.

Смущало то, что размещался «маятник» на краю стены, а свалиться вниз никак не хотелось. Хотя Весемир и предупредил, что бояться особо нечего, за стеной располагалась скала и падать недалече, возможно, даже выживу и не стану калекой. При начале занятия на этом, как бы помягче сказать… аппарате. В общем, Весемир даже лекцию мне задвинул.

— Нет такого понятия, как честный бой. В бою используют любое преимущество и любую возможность. Отступая, ты позволяешь врагу вложить в удар большую силу.

Я внимал его речи без особого интереса, размышляя над тем как бы не свернуть себе шею при падении. Этот вопрос интересовал меня куда больше, чем преимущество в бою с противником, которого нет.

— Расстояния между маятниками задуманы так, чтобы создать неритмичное движение, — продолжал Весемир. Кажется, я задумался слишком сильно и пропустил что-то важное. А может, он просто для острастки повысил голос. — Это бой, Рин, не балет! В бою нельзя двигаться ритмично. Ты должен движением сбивать противника, обманывать его, мешать ему. Будешь учиться двигаться и обманывать противника.