-- Открывай! -- толкнул Рона Невилл. -- Сейчас вспыхнет!
Рон протянул к конверту дрожащую руку, вынул его из клюва совы и распечатал. Невилл заткнул пальцами уши. И в тот же миг я понял почему. Сначала мне показалось, что письмо взорвалось: громадный зал наполнился грохотом, от которого с потолка посыпалась пыль. Но скоро он различил в грохоте слова:
"...украсть автомобиль, -- гремело письмо. -- Я не удивлюсь, если тебя исключат из школы. Погоди, я до тебя доберусь. Думаю, ты понимаешь, что мы пережили, не найдя машины на месте..."
Миссис Уизли кричала в сто раз громче, чем обычно; ложки и тарелки подпрыгивали на столах от ее голоса, который еще усиливало эхо, отраженное каменными стенами. Сидевшие за столами вертелись на стульях, ища глазами несчастного, получившего это послание. Рон от стыда почти сполз со стула, так что был виден только его пунцовый лоб. А письмо продолжало:
"...вечером... письмо от Дамблдора. Я думала, отец от огорчения умрет. Мы растили тебя совсем в других правилах. Вы ведь с Гарри могли оба погибнуть!"
Я все ждал, когда же прогремит его имя. И делал вид, что не слушает говорящее письмо, звуки которого раздирали барабанные перепонки.
"...абсолютно чудовищно. Отца на работе ждет разбирательство, и виноват в этом ты. Если ты совершишь еще хоть один подобный проступок, мы немедленно заберем тебя из школы".
На этом письмо кончилось, и в зале воцарилась звенящая тишина. Красный конверт, выпавший из рук Рона, вспыхнул, и от него осталась горстка пепла. Я с Роном сидели, вытаращив глаза и отдуваясь, как будто нас только что окатило волной прибоя. Многие смеялись, но скоро за столами опять возобновилась непринужденная болтовня.
Гермиона захлопнула книгу и вперилась в Рона.
-- Не знаю, что ты ожидал, Рон. Но ты...
-- Не говори мне, что я это заслужил, -- выпалил Рон.
Я отодвинул миску с кашей. У меня горели уши. Мистеру Уизли грозит служебное расследование! И это после всего, что мистер и миссис Уизли сделали для меня этим летом...
Но углубляться в эти печальные мысли не было времени. Вдоль стола шла профессор МакГонагалл и давала каждому в руки расписание. Я в своем листке прочитал, что у нашего класса два первых урока -- травология вместе с халфпафцами.
Я и Рон с Гермионой вышли из замка, миновали огороды и поспешили к теплицам, где росли волшебные цветы и травы. Громовещательное письмо сделало, по крайней мере, одно доброе дело: Гермиона сочла, что мы с лихвой наказаны, и стала опять, как всегда, милой и приветливой.
Подойдя к оранжерее, мы увидели у дверей весь наш класс, дожидавшийся профессора Спраут. В ту же минуту появилась и сама профессор; вместе с Гилдеройом Локхартом они шли по газону со стороны Гремучей ивы. В руках у профессора Стебль были бинты и гипсовые повязки. Гарри перевел взгляд на иву, несколько ее ветвей украшали гипсовые лотки. И я опять испытал угрызения совести.
Профессор Спраут была маленькая, кругленькая ведунья в чиненой-перечиненой шляпе на растрепанных волосах; платье у нее вечно было в земле, а при виде ее ногтей тетя Петунья упала бы в обморок. Гилдерой Локхарт, напротив, был, как всегда, безупречен, его бирюзовый плащ развевался, золотистые локоны переливались под идеально сидевшей шляпой того же цвета, отделанной золотой каймой.
-- Всем привет! -- с сияющей улыбкой приветствовал он учеников еще издали. -- Я показывал профессору Спраут, как вылечить Гремучую иву! Но, пожалуйста, не подумайте, что профессор меньше меня разбирается в травологии! Просто мне доводилось иметь дело с экзотическими растениями во время моих странствий...
-- Дети, теплица номер три! -- распорядилась профессор Спраут, явно расстроенная. В ней сегодня не было и следа обычного, живого и приветливого, расположения духа.
Ребята довольно зашумели. В прошлом году мы занимались только в теплице номер один. В теплице номер три растения были куда более интересные, даже опасные. Профессор вынула из-за пояса большой ключ и отперла дверь теплицы. Оттуда на меня повеяло теплом, запахом сырой земли, удобрений, тяжелым ароматом гигантских, размером с зонт, цветов, свешивающихся с потолка. Я шагнул было внутрь вслед за Роном и Гермионой, но меня остановила рука Локхарта.
-- Гарри! Ты мне нужен на пару слов. Вы не возражаете, профессор, если Гарри опоздает минуты на три?
Судя по недовольному лицу, Спраут возражала.
-- Вот и отлично, -- заявил Локхарт и захлопнул дверь перед носом профессора травологии.
-- Гарри! -- воскликнул Локхарт. -- Гарри! Гарри! Гарри! -- Локхарт покачал головой, и на его крупных, ослепительно белых зубах ярко заиграли солнечные лучи.
Ничего не понимая, я огорошенно взирал на Локхарта.
-- Когда я узнал об этом, я сразу понял: во всем, что произошло, виноват я. Я готов был себя убить!
Я понятия не имел, о чем это он, и хотел прямо спросить. Но Локхарт продолжал:
-- Никогда в жизни я не был столь сильно ошеломлен! Прилететь в Хогвартс на машине! Но меня тут же осенило, почему ты совершил этот поступок. За милю видно! Гарри! Гарри! Гарри!
Замечательным в Локхарте было то, что, даже когда он молчал, он умудрялся выставлять напоказ свои зубы-жемчужины.
-- Я пробудил в тебе тщеславие! Что, не так? Я заразил тебя этой бациллой. Ты вместе со мной попал на первую полосу газеты. И ты просто не мог ждать, когда это опять случится!
-- Нет, профессор, видите ли...
-- Гарри! Гарри! Гарри! -- Локхарт крепко схватил меня за плечо. -- Я понимаю. Раз подвергшись этому искушению, начинаешь прямо-таки жаждать славы. Я очень виноват перед тобой. Этот хмель должен был ударить тебе в голову. Но пойми: чтобы тебя заметили, нельзя начинать с полетов на фордике. Пожалуйста, веди себя осмотрительнее, идет? Вот станешь старше, у тебя будет столько времени и возможностей. Да, да, я знаю, о чем ты сейчас думаешь! "Хорошо ему говорить. Он всемирно известный волшебник!" Но когда мне было двенадцать лет, я был тоже еще никем и ничем, как ты сейчас. Даже больше, чем ты. Ты уже в какой-то мере человек известный, так ведь? Я говорю об этой истории с Тем-Кого-Нельзя-Называть! -- Он выразительно посмотрел на шрам в виде молнии на лбу Гарри. -- Знаю, знаю, -- продолжал он, -- это совсем не то что пять раз подряд получить приз газеты "Магический еженедельник" за самую очаровательную улыбку. Но для начала и это хорошо, Гарри, очень хорошо!
