Очень нравился обоим Есенин с его волшебным, истинно поэтическим даром. А к концу десятого класса Васька перешел к Маяковскому и по-настоящему увлекся титанической силой его поэзии грандиозных масштабов. На выпускной вечер он явился очень похоже загримированным под Маяковского и во время концерта громовым голосом прочел "Во весь голос". И хорошо прочел. Сергей с удовольствием слушал Маяковского, но полюбил его гораздо позже. Для Сергея проза Лермонтова, весь Тургенев, Толстой, Чехов, Горький по-прежнему остаются любимым чтением. Он всегда увлекался романтикой революции, гражданской войны. Лавренев, Фурманов, рассказы о Дзержинском, Котовском производили самое волнующее впечатление. С увлечением читал современную литературу - Шолохова, Панферова, Соболева и многих других.
В это время пантеон любимых писателей пополняется Стендалем, Мопассаном ("Милый друг" и новеллы), Джеком Лондоном. Хотя он, конечно, и раньше читал их.
С большим интересом знакомится он с Ибсеном, Гауптманом, Метерлинком, Стефаном Цвейгом, Эмилем Верхарном. Читает Бодлера, Меларме, Поля Верлена, Бальмонта, Северянина, Пшибышевского и других декадентов.
Всю эту массу литературы он прочел в основном в течение десятого класса и первого курса университета. В этом огромном потоке русской и мировой литературы не все струи были чистыми, немало было мутного, иногда прямо отвратительного. Однако он из этого потока вышел с ясной головой и не испорченным вкусом.
Решающую роль в этом играла действительность, в которой жил Сергей. Советский народ был занят грандиозным делом построения социализма, осуществлял на практике мечты лучших людей всех времен и всех народов. На этом фоне нормальному, здоровому человеку бредовое в произведениях Бодлера, Пшибышевского и других, подобных так и казалось бредовым, мелкое казалось мелким. И, даже, несмотря на его возраст, характерная для многих французских писателей любовь с вечера до утра и с утра до вечера, с короткими перерывами для отправления естественных надобностей, казалась сексуальной галиматьей и вовсе не любовью. Огромную роль сыграло и то, что он был воспитан с раннего детства на благородных традициях русской классической литературы. Любя Чехова и Горького нельзя любить Бодлеров и Пшибышевских. Все это помогало нормальному здоровому уму Сергея отметать золото от грязи.
Говоря о духовном развитии Сергея необходимо обратить внимание на одну, очень важную черту его характера, которая тоже помогала дать здравую оценку явлениям в жизни и литературе - этой чертой была любовь к смеху, иронии, остроумию. Он с детства воспитывался в атмосфере иронии и шутки. Отец, капитан дальнего плавания, дома очень редко говорил с Сергеем серьезно, большую часть его слов нужно было понимать в переносном смысле. Мать тоже была нрава добродушного и веселого. Когда приезжали братья отца - тоже моряки - квартира наполнялась рассказами, в которых смеха было обычно больше всего. Один из двоюродных братьев отца - дядя Петр - бедовый, видавший виды моряк был изумительным рассказчиком, в совершенстве владевшим тайной комизма. Когда приезжали отдыхать на лето в село, к родственникам матери, то и там попадали в атмосферу народного юмора и сарказма. И сколько наблюдательности, народной мудрости было в этих шутках. Неудивительно поэтому, что сатирическая и юмористическая литература стали предметом его сильнейшего увлечения. Еще в седьмом классе ему попался том Чехова, и с этого времени он становится его любимым автором. С каждым новым шагом своего развития Сергей открывал все новый смысл в его произведениях. В десятом классе попались записки Бруссона об Анатоле Франсе. Он заинтересовался этим писателем. "Харчевня королевы Гуселапы" и "Записки аббата Жерома Куаньяра" привели его в восторг. С этого времени Франс прочно входит в его пантеон писателей. Правда, в это время его больше всего привлекала бытовая сатира; многое в социальной сатире и Чехова и Франса еще ускользало от него. Однако "Ревизор" уже тогда стал любимым шедевром, который он читал и перечитывал. С большим интересом познакомился он с памфлетами Анри Рошфора и его "Фонарем". На первом курсе его восхитил Поль Курье, имя которого он встретил в одной из статей Горького. Понравился ему Лукиан, очень понравились "Похвала глупости" Эразма Роттердамского и "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле.
Таково было направление духовного развития Сергея. К концу десятого класса он твердо решил пойти на гуманитарный факультет университета.
Несколько иначе развивался Васька. С раннего детства его интересовало все: и устройство человеческого организма, и природа звезд, и размеры луны, и наличие разума у животных. Он всегда экспериментировал - над собой, отцом, матерью, соседями, кошками, собаками. Гуманитарные вопросы психологии очень рано стали увлекать его. Уже в пятом классе он со своими дворовыми друзьями брали на руки соседнего годовалого младенца Юрика и больно щипали сзади за мягкое место, весело смеясь ребенку в лицо. Неискушенное в коварстве ближнего дитя оказывалось в сильном недоумении - плакать ему или смеяться.
С годами характер Васькиной любознательности изменился, как и характер его экспериментов, но горячая заинтересованность во всем, что составляет жизнь, только росла. Поэтому он всегда готов был с увлечением беседовать об истории, литературе, кино, театре, музыке. Он много читал об этом, но гуманитарной науки, как специальности для себя не признавал. Ему хотелось видеть конкретные, осязательные результаты своего труда. Сергей доказывал, что историк, филолог, философ имеют объектом работы, исследования самое интересное для человека - самого человека. Однако Васька признавал это "производство языком" только для женщин.
Отец его был инженер, изобретатель, милейшей души человек, к сожалению, слишком привязанный к спиртному. Страсть к изобретательству передалась от отца к сыну. Васька всегда что-нибудь выдумывал, строил, изобретал; летающие модели самолетов, планеры, электромоторы, радио. К дворовому товарищу он провел телефон, сконструировал своей системы радиоприемник. По целым дням, а иногда и ночам, сидел он, выдумывая, прикидывая, что-то сколачивал, прилаживал. В девятом классе прибавилось еще одно увлечение - химия; появились колбы, реторты, пробирки, резиновые трубки, химикалии. Детишки всех окрестных домов души в нем не чаяли. Он охотно допускал их к своим экспериментам. Мамаш серьезно беспокоила опасная привязанность сынишек, так как те часто с восторгом рассказывали о взрывах, фейерверках, молниях, которые устраивал Васька. Руки у него были изъедены кислотой, рубашки прожжены, свет в квартире иногда внезапно потухал; впрочем, он быстро исправлял неполадки в электросети.
Однажды, в десятом классе, Васька сам взорвался на уроке истории. Преподаватель с подъемом что-то рассказывал, в классе была мертвая тишина. Вдруг что-то пыхнуло и парта, где сидел Васька, окуталась сизым дымом. Историк побледнел, и весь класс замер. Когда дым рассеялся, увидели испуганную физиономию Васьки, который хлопал по брюкам, пытаясь их потушить. Оказывается, у него в кармане вспыхнули какие-то химикаты. Когда обнаружили, что Васька отделался только незначительным ожогом, прожженными брюками и легким испугом, весь класс расхохотался, а историк из бледного сделался красным и изгнал смущенного экспериментатора из класса к директору.
