Занятые этими парусными делами, мы и не заметили, как судно на вёслах, маневрируя между островами которых здесь хватает, добралось до Висбадена, стоящего недалеко от Майнца, но на правом берегу. «Ундина» встала к причалу, часть раненых матросов из тех, что получили более серьёзные раны, сошла на берег, лечиться дома, Дитер отправился нанимать им замену. Мы, воспользовались предложением Гилле и решили сходить к нему домой, отнести вещи в стирку и починку. Висбаден — город немаленький по нынешним временам, достаточно старинный и богатый. Тут даже каменные церкви есть, и дворец франкских королей, построенный не то при Карле Великом, не то при его наследниках. Имеются здесь также целебные горячие источники, известные и в XXI веке. Правда, нас мало заинтересовали местные достопримечательности, хотелось быстрее закончить с делами и двигаться в путь.
Семья сицилийца проживала в деревянном доме. Не богатом, но неплохом. Видно было что люди здесь не шикуют, но и не бедствуют. Как обычно для уроженцев Италии в это время, семья была большая, под одной крышей жили три поколения, всего два десятка человек. Отец Гилле, за пятьдесят, такой же чернявый, но с сильной проседью, был резчиком по кости. И очень неплохим резчиком, судя по увиденным мною образцам продукции в лавке. Роланд не удержался и купил себе рог из рога лесного быка — тура, которые пока и не думают исчезать, а через несколько десятилетий даже попадут в «Слово о полку Игореве» («Буй-тур Всеволод…»). Я тоже купил костяную фигурку медведя. Чем-то она мне глянулась. Думаю, подарю Беатрис, если вернусь из похода живым-невредимым. С родителем работали и четыре старших сына, его молодые копии, жившие здесь же с жёнами и детьми. Тут же проживали мать Гилле, женщина сильно за сорок, но как говорится с многочисленными следами былой красоты, куда светлее мужа (Гилле не без гордости сообщил что в ней течёт норманнская кровь), и две незамужние дочери лет пятнадцати-шестнадцати, такие же светло-рыжеватые. Пользуясь случаем, мы вчетвером изрядно закупились печеньем с мёдом, тёртыми орехами, сушёными ягодами и разными приправами, которое готовила на продажу женская часть семьи. Печеньки оказались на удивление вкусными, прямо хоть ставь в пример Нуланд, или переходи на Тёмную Сторону, хе-хе.
Гилле в доме встретили с радостью, которая, однако, сменилась печалью, когда он сообщил родителям о гибели зятя. Его вдова, красивая брюнетка с огромными чёрными глазами, лет двадцати двух на вид, которая как раз была в гостях в родительском доме, не смогла удержаться от рыданий, женщины увели её в дом успокаивать. Мы с Роландом тем временем закупались в лавке, а когда всё более-менее успокоилось, договорились с хозяйкой дома о стирке и починке наших вещей, причём по просьбе сына добрая синьора (или теперь всё же фрау?) сделала нам неплохую скидку. После этого Гилле отвёл нас в лавку оружейника, покупать новый щит, взамен того, что расколошматили пираты. Щит я выбрал очень недурной, рубить его будет трудно, натуральный дуб, со стальной оковкой по краю, и таким же умбоном с расходящимися от него к краям стальными полосами. Причём отхватил щит за приемлемую цену.
Оттуда, тоже по рекомендации Гилле, отправились в мастерскую местного труженика кисти и красок, малевать на щите Святого Януария. Честно говоря, хотел больше не заморачиваться с этой живописью, но и Роланд, и Эрих с Ульрихом, и слышать не желали о том, что новый щит будет без изображения моего Небесного Патрона, твердя, что только с помощью Святого Януария мы одолели и шайку Репейника и речных пиратов, а потому образ святого на щите просто необходим, чтобы он и дальше покровительствовал мне, ну и им заодно. М-да, Средневековье как оно есть, со всеми своими суевериями.
А что делать? Сам же запустил эту легенду про святого Януария — изволь теперь соответствовать. Живописец оказался поклонником не только Аполлона с Музами, но и Бахуса, судя по носу цвета ещё неизвестных в Европе помидоров. Но дело своё знал хорошо, и взяв два десятка денье за работу и столько же за краски, быстро намалевал на щите вполне узнаваемого Святого Януария.
Закончив с этим делом, мы вернулись на хольк, где провели остаток дня и весь следующий, пока Дитер набирал недостающую часть команды на «Ундину», и помогал своему сыну делать то же самое для трофейного драккара, сбывал местным купцам часть имевшегося на судне товара, грузил вместо него новый. Отказались даже от предложения погреться в местных источниках. Они, конечно целебные, но кто знает, как скажется эта водица на ещё незаживших ранах? Лучше не рисковать, даст бог, побываем ещё в этих местах при более благоприятных обстоятельствах.
Наконец, штойерман закончил свои хлопоты, а Гилле с нашими слугами принёс из починки и стирки наши вещи.
Ну что, отменная работа, ничего не могу сказать. Отстирано так, что, не изучая тщательно ткань, и не заметишь, что тут всё было залито кровищей и заляпано мозгами. Все разрезы и дыры в комбезах и жилетах с поясами тщательно зашиты, а порубленные в труху куски пробки заменены резервными, которые я на всякий случай прихватил из Саарбрюккена. Поверх зашитых дыр нашиты красивые аппликации из обрезков крашеных тканей, изображавшие листья растений, зверей, рыб. Выглядело всё стильно, думаю, такую работу и в XXI веке заценили бы любители этнического стиля.
На мой вопрос, кто это сделал, Гилле, немного смутившись, ответил:
— Да это Катерина, сестрица моя, герр де Лонэ. У неё с детства такие вещи хорошо получаются. Сейчас ей успокоиться надо, после смерти мужа, а работа — она вроде как отвлекает. Вот и нашила, если вы и герр дю Шатле не против.
Мы заверили, что не против, а я заметил, что у его сестры явный талант, и выдал для неё в виде премии целую сотню денье, добавив, что конечно, её жаль, но такая красивая женщина вряд ли долго будет одна.
— Это верно, герр де Лонэ, — вздохнул Гилле, — Катерина с малолетства хорошенькая была. Годик погорюет, всё же она Руди сильно любила, а там успокоится и найдёт себе нового мужа. Жизнь же не кончилась, а ей двух детей поднимать надо, да и третий вскорости будет, сестра уж два месяца в тягости. Мы ей, конечно, поможем всей семьёй, да только и сами не роскошествуем. Ещё и младших нужно выдать, да не за шелупонь какую. Так что замуж ей по-всякому надо. Есть тут один богатый лавочник, уж пару лет как глаз на неё положил. Ничего такого, просто заглядывался в церкви и вообще… Руди это не по нраву было, шугал его всё время, и когда в плаванье уходил, наказывал своим родителям, чтобы смотрели за невесткой. А теперь путь свободен. Этот лавочник нынче подходил ко мне, помоги де сестру уговорить, нравится мне, возьму с детишками и воспитаю пасынков как своих. Подарки им дарить стал. Малые и рады, а сестра… Ну какой матери это не понравится? Он-то жену три года назад потерял родами, и она теперь вдова, вот думаю, всё у них и сладится спустя время.
Кстати, наши индивидуальные плавсредства крайне заинтересовали весь экипаж «Ундины» начиная с штойермана. Их неверие в пробковые жилеты, пояса и спасательные круги как ветром сдуло, после того как они увидели, что вывалившиеся за борт в доспехах Роланд и Эрих вернулись живёхонькими. Все очень интересовались, где можно купить такие замечательные штуки. Недолго думая предложил им обратиться в лавку кузнеца Карла Хромого в Саарбрюккене, на улице Оружейников, к его жене Гертруде. Туда же отослал и тех, кто заинтересовался скорострельными арбалетами нового образца.
Роланд и близнецы тоже окончательно поверили в пробковые изделия, и мой друг даже заявил, что в честь Святого Януария, пославшего мне такое спасительное изобретение, своего первого сына, когда он у него появится, назовёт Женеро́, то есть Януарий на французский лад.
— А я думал, Симоном, — с наигранным разочарованием заметил я.
— Симоном я назову второго сына, — серьёзно заявил Роланд. — В крёстные пойдёшь?
— А куда я денусь?
Крёстный по нынешним временам — это серьёзно. Практически второй отец для ребёнка, или около того. И для родителей ребёнка один из самых близких людей. Впрочем, это будет ещё нескоро, если вообще будет.
