Честно, он сам не знал, что его там ожидает, но он был готов ко всему: к бомбе, к отрезанной руке в коробке (или без коробки), цветам, конфетам, президенту Соединенных Штатов, - абсолютно ко всему.
Но он определенно не был готов к тому, что увидел.
Дрожащими руками издергав все замки, он распахнул дверь навстречу опасности с гордо поднятой головой. Но, оказавшись уже за порогом, он слегка опустил взгляд, который плавно лег на изгибы того самого велосипеда.
Белый, изящный, с красивой надписью вдоль всей рамы, он узнал бы его и через десять, и через двадцать лет. Вот только как о нем узнал Вэй?
Усок и верил, и не верил своим глазам. Это все казалось наваждением, и он застыл на месте, придерживая рукой дверь, ожидая, что сейчас что-нибудь произойдет. Пять, десять минут, а может быть только пара – время шло, а картина перед глазами Усока не менялась. Ее статичность пугала его, этот велосипед пугал тем, что просто стоял и ничего не делал.
Почему же он сам ничего не делал? На этот вопрос ответов у него не было.
Глубоко вздохнув, Усок собрался с мыслями и вернулся в квартиру, закрыв за собой дверь уже на два замка. Он решил, что подумает обо всем завтра, как настоящая героиня романов, коей он себя сейчас и ощущал. Осталось только до конца определиться с жанром сего отвратительно написанного произведения, но иногда даже сами авторы не знают, как потом в итоге должна закончиться их история.
Сталкер или нет, а работу завтра никто не отменял, поэтому нужно было идти спать, а со всеми проблемами он разберется потом. Мысли о предстоящем отдыхе навлекли на Усока приступ зевоты, и он, не думая ни о чем прочем, направился сразу к шкафу за своей безразмерной футболкой-пижамой.
Однако, слегка приоткрыв дверцу скромной обители его одежды, он замер, пораженный неким ошеломляющим озарением. Если он сейчас начнет раздеваться, то…
…увидит ли это Вэй?
Усок в очередной раз глубоко вздохнул и аккуратно закрыл дверцу шкафа, опираясь затем на нее одной рукой, а второй сжимая ткань своей рубашки в районе груди. Он был сейчас чуть более пьян, чем стоило бы, для принятия таких решений. По-хорошему, ему нужно было бы пойти куда-нибудь к друзьям или снять номер в гостинице, а затем идти в полицию. Но, по определенным, очень раздражающим его причинам, он не мог сделать ни того, ни другого, ни третьего.
С другой стороны, он ведь уже видел это…?…! Он должен был видеть, как Усок раздевается уже столько раз, что навряд ли сегодняшний станет для него каким-то открытием года. И все же, сегодня все будет немного иначе. Потому что Усок знает. Потому что Вэй знает, что Усок знает. Единственное, чего Усок не знает, это как себя в данный момент вести.
Тот факт, что он стоит перед своим шкафом уже минуты две с зажатой в руке рубашкой и не двигается, уже говорит о том, что ему страшно раздеться. И это последнее, чего хочет от своего поведения Усок. Он определённо, категорически не хочет, чтобы Вэй думал, что он его боится. Он не предоставит ему такого удовольствия.
В конце концов, эту ситуацию еще можно исправить. Сделать вид, что тебе просто стало плохо от большого количества алкоголя, и ты просто использовал шкаф в качестве опоры на этот короткий миг слабости. Усок действительно обожает то, что на алкоголь можно свалить практически все свои безрассудства.
И сейчас ему пора делать то, что у него так хорошо получается: играть на публику. Он распрямляется, отпуская свою многострадальную рубашку и слегка потирая виски, словно показывая, как у него разболелась голова. На этом заканчивается его небольшая прелюдия, и он переходит к основной части.
Медленно, словно стараясь прочувствовать каждое движение, он расстегивает пуговицы, одну за другой, и позволяет ткани соскользнуть с его плеч, после чего она картинно приземляется на пол. Затем обе его руки встречаются в районе талии, чтобы расстегнуть ремень, огромная пряжка которого приятно блестит под светом от нескольких ламп. Ремень летит на пол вслед за рубашкой, разрывая тишину глухим звуком удара о деревянную поверхность.
Затем представление постепенно начинает двигаться к своей кульминации. Он проводит руками по тазу, сводя их вместе на уровне ширинки, медленно расстегивает ее, и его брюки свободно падают на пол к остальной одежде. Он делает небольшой шаг вправо и откидывает их назад легким движением ноги.
Он остается в одном белье, и сейчас впору было бы быстро хватать свою футболку с полки, но Усок совершенно никуда не торопится. Он заново открывает шкаф, поигрывая при этом с резинкой своих трусов, словно готовясь их стянуть с себя в любой момент. Он внимательно осматривает полки, вытягиваясь и вставая на носочки, чтобы осмотреть верхнюю, ведет головой из стороны в сторону, осматривая средние, красиво и искусно нагибается, чтобы заглянуть на нижние. Он прекрасно помнит, где оставил нужную ему вещь, но Усок был бы не Усок, если бы не устроил подобное шоу.
Вот только зачем он это делает, не сможет сказать, наверное, никто.
В завершении этого маленького представления он выуживает свою самую родную футболку с одной из полок и облачается в нее словно принц в свой самый великолепный костюм. Усок идет к кровати и падает на нее словно мешок картошки, нутром ощущая, как он завтра будет жалеть обо всем, что он сделал и не сделал сегодня. Но это завтра еще должно наступить…
… К сожалению для Усока, завтра наступает быстрее, чем ему хотелось бы. Он просыпается со второго звонка будильника, словно выныривает из комы из-за укола адреналина в сердце, спешно оглядывается по сторонам и хватает телефон с прикроватной тумбочки, чтобы срочно отключить эту навязчивую трель.
Ему определенно надо сменить мелодию в настройках будильника, думает он, а затем его взгляд падает на обрывки вчерашнего письма. И в этот момент он окончательно просыпается. Первым его желанием мгновенно становится стакан воды. К черту сталкеров, ему сейчас настолько хочется пить, что никакие прочие проблемы не интересуют его и подавно.
Он встает, осознавая, что у него ноет шея и поясница, и он в очередной раз мысленно корит себя за пренебрежение собственным здоровьем. Усок прекрасно понимает, что это не заставит его следить за ним внимательнее, но так хотя бы на короткое время можно заглушить ноющие позывы собственной совести.
Он доползает до кухни в считанные мгновения, которые кажутся чуть ли ни вечностью из-за раздирающей горло боли от нехватки воды в организме. Звуки стучащего друг о друга стекла, открывающийся кран и поток воды, несущийся прямо в прозрачную емкость, и вот, Усок начинает чувствовать себя более живым изнутри.
Ставя стакан на кухонную стойку рядом с раковиной, он опирается на нее и признается себе в том, что помнит. Помнит про то, что за дверью его ждет чертов велосипед. И на Усока внезапно нападает жуткое желание пойти и посмотреть на него вновь, похожее на то, что возникает при виде коросты на ранах – тебе так и хочется их расковырять.
И словно его ведут за руку, словно кто-то подвязал его на веревки и тянет вперед, он движется в сторону двери, боковым зрением улавливая разбросанную по полу одежду. Его рука на мгновение замирает в воздухе, когда он заносит ее, чтобы открыть замок, но останавливающее его волнение проходит так же быстро, как и появляется. Он несколько раз поворачивает ручку верхнего замка, и два раза ручку нижнего. Дверь слегка подается вперед, и его обдает прохладой воздуха снаружи.
Он выходит на площадку, ощущая дичайший холод своими босыми ступнями, но он не может ничегошеньки поделать в данной ситуации, потому что его снова прошибает от увиденного. Потому что он не видит ровным счетом ничего.
Велосипед исчез.
Так, словно его и не было. Так, словно ему это все приснилось или показалось. Так, словно он сошел с ума. Но Усока таким не проведешь. Он прекрасно понимает, что Вэй, скорее всего, просто забрал свой «сюрприз» обратно, чтобы не оставлять ему никаких улик. Либо по любой другой причине, какие только бывают у маньяков.
