Парень вновь взглянул на часы. Те показывали 19:32. Ходьба по коридорам, общение с Эриком и воспоминания отнимали время слишком быстро. Приходилось следить за тем, чтобы не пропустить приближающийся час «смерти». Будет ли Сэм Ойл против нового сожителя, или наоборот примет его с распростертыми объятиями? Все-таки стоило позаботиться об этом чуть пораньше, чем сваливать на старого безумного русского проблему в виде Эрика. А сейчас он был большой проблемой, по крайней мере для человека что так рьяно оберегает путь к запасам еды. Поверит ли Председатель в историю о сброшенном теле в шахту на нижних уровнях? Клинт не был уверен есть ли вообще там эта шахта.

Волнение заставило отбивать дробь пяткой по полу. Еще минута и все закончиться приступом сумасшествия от переизбытка мыслей о неизвестности последствий от принятых решений. Ждать было больше нельзя. Резко вскочив на ноги он широким шагом направился к нужному коридору. Хорошо Эрик довольно точно описал маршрут и искать долго не придется. Постоянные блуждания по коридорам привели к банальному автоматизму. Ты задаешь конечную точку, а ноги несут самым удобным маршрутом. Для этого совсем не обязательно думать. Чаще такое проявляется у пьяного мужичка что вышел из бара в незнакомом районе, и не смотря на состояние, идущего точно домой. И вот теперь Клинт в раздумьях уже стоял у двери с выбитым замком. Он не запоминал маршрут и даже не помнил, как шел по нему. Но он здесь. Причуды людского сознания.

Дверь была закрыта, и не смотря на выбитый замок, от толчка рукой смогла открыться лишь на пару сантиметров. Что-то явно подпирало ее изнутри. Удар плечом привел к тому что дверь открылась сильнее, но через секунду с грохотом захлопнулась. Это походило на какую-то дурацкую игру. Неужели Эрику от нечего делать захотелось поиздеваться над парнем? Такое поведение было не присуще изможденному от травм и перестройки организма человеку. Чуть подперев дверь плечом Клинт с трудом протиснулся в образовавшуюся щель. И лишь теперь он увидел, что именно подпирало дверь изнутри. Прям перед дверью у опрокинутого стула на самодельной петле, скрученной из простыни, висел Эрик. Судя по синюшному лицу и засохшей крови из носа было понятно, что он мертв уже минимум час. Кончик указательного пальца на правой руке был изгрызен. Похоже мужчина перед смертью использовал его как маркер, чтобы кровью написать одну единственную фразу на груди: «он бы не поверил».

Клинт смотрел в мертвые глаза друга и пытался понять откуда в этом человеке столько смелости. Да, именно смелости. И пусть на истории религии в школе им говорили, что самоубийство — это грех, который показывает пренебрежение человека к созданной Богом жизни. Что самоубийцы — это трусы, боящиеся жить на этой земле и принимать испытания, дарованные свыше. Именно дарованные. Ведь любой человек ждет такого подарка, как неизлечимая болезнь у ребенка или голодная смерть родителей в развалинах атакованного ракетами города. Нужен ли им такой дар? Люди писавшие книги два тысячелетия назад решили, что нужен. И вот Эрик сейчас болтался в петле, но он не казался слабым и греховным. Наоборот. Это был поступок сильного человека. Чистого и достойного жить. Но он решил, что его жизнь может стать жертвой для возможности жить остальным. Тем, кто в итоге съест его плоть и выпьет кровь за обедом. Стоит ли говорить, что они достойны этого? Конечно нет. Ни один из людей, трясущихся над тарелкой вряд ли стоил и волоса этого человека.

Тело было таким легким, что Клинт на секунду удивился как смог приподнять его одной рукой. Петля снялась с шеи и осталась висеть в воздухе, как напоминание о краткости жизни в этом мире. Еще утром ты мог смеяться и радоваться, а вечером быть холодным манекеном с бледной кожей. Такой была судьба человека решившегося идти против системы. Сломленного, но не до конца. Хотя бы свой уход из этого мира он выбрал сам, не дожидаясь пока за ним придут громилы и изобью до потери пульса. Эрик — бывший протестант режима, теперь лишь очередная его жертва.

Петля скрученная из кусков простыни была распущена на узкие лоскуты и пригодилась для того чтобы прикрыть стеклянные глаза. Смотреть в них было невыносимо больно. Но что делать дальше с телом было не до конца понятно. Да, Председатель сказал, что они сами разберутся с телом, и как именно гадать не приходилось. Вот только как его доставить или где оставить для того чтобы начальник подземелья убедился в выполнении его задачи. Человечнее было оставить тело здесь и пригласить Председателя самого взглянуть на мертвеца. Тот может и не пошел бы сам, но мог отправить кого-то из своих подручных. Все решилось бы за десяток минут. Вот только Клинт понимал — это не лучший выход. Лучшим был самый мерзкий и бесчеловечный. Тот на который он не должен был идти, но пойдет ради более лояльного отношения к себе в дальнейшем. У Председателя не должно быть сомнений в том, что Эрик был убит, а не совершил самоубийство. А поэтому нужно взять тело и пронести его через все коридоры к двери Председателя. Постучаться и сказать: «работа выполнена». Сказать четко и уверенно.

Можно ли считать это неуважением к телу Эрика? Клинт так не считал. Эрик стал инструментом в тот момент, когда встал на стул с веревкой на шее. Он понимал на что идет и ради чего. Его жизнь взамен на возможность изменить жизни других. Все ради попытки другого парня втереться в доверие тирана. А раз тело стало инструментом, то и обращаться с ним нужно соответственно: с холодным расчётом. На это Клинт и положился. Показать свою решительность и полное безразличие к жизни человека на пути к своему благополучию. И все же он не смог удержаться чтобы не повязать лицо серыми лентами от простыни. Так не приходилось видеть в нем друга и немного притупить сознание.

Тело весом не более сорока пяти килограмм было заброшено на плечо, и парень отправился к комнате местного начальник, в надежде что тот оценит старания парня, к которым тот на самом деле не приложил никаких усилий. Часы на левом запястье показывали 19:57. Времени было больше чем достаточно, и спешить было совсем не обязательно. Но ноги чеканили шаг и старались как можно быстрее привести хозяина к пункту назначения. Избавиться от груза было второстепенным, больше хотелось решить возникшую ситуацию быстро и не гадать какой стороной фортуна повернется в этот раз.

Несколько человек выползшие из комнат на нарочито громкие шаги уставились на тело, бьющееся головой о спину парня. Фраза, возникшая в голове, сама слетела с губ даже не пытаясь подобрать более мягкие слова:

— Что уставились? Неужели трупа ни разу не видели?

— Кто это? — спросил мужчина посмелее.

— Эрик, или как там его? Удавился в какой-то дыре, а мне теперь таскай его тушу.

Испуганные мужчина попрятались каждый за своей дверью и больше на задавали вопросов. Все-таки у парня было еще одно свободное плечо, и болтаться рядом с удавившимся Эриком не было никакого желания. В головах случайных свидетелей не было иных мыслей, как о том, что новичок явно не так прост, как показался на первый взгляд. По началу он попытался шутить за столом и втереться в доверие, а теперь волочил одного из них как мешок с навозом. По его недовольной физиономии было понятно — эта ноша на плече ему совсем не приятна. Именно так думала эта парочка. И именно такой реакции и хотел Клинт. Сейчас он должен стать невероятной сволочью для всех. Чтобы жить в стае волков ты тоже должен иметь острые зубы и суровый нрав. Пусть даже и напускной.

Таким нравом, только настоящим, отличался его десантный батальон. Лезть в пекло и грудью стоять за страну, разваливающуюся на куски. Таким было время. Когда за вечер от ста солдат оставалось тридцать, и все ночные вылазки за раненными с поля боя заканчивались лишь тем, что их число на голой холодной земле росло. Три человека отправлялись в полной темноте чтобы вытащить одного, а по итогу не возвращался никто. Кого-то снимал снайпер с тепловизором. Другой оставался лежать на месте, неудачно наткнувшись на противопехотную мину. А третьего бывало пристреливал раненный сослуживец, перепутав с врагом. И вот командир звонит в штаб и сообщает о очередной потере. На что получает сухой ответ: «раненных не спасать». Крики, разносящиеся в ночи до сих пор слышны в ушах. Они навсегда остались там.