Раньше дедушка держал две козы и с десяток кур. У нас всегда было свое молоко и яйца. А когда он умер, бабушка всю живность продала. Одной с ними ей было не справиться.

Мы с бабулей всё лето проводили на даче: и в солнце, и в дождь. С утра садились на велики и ехали. Я обожала заниматься ландшафтным дизайном. Обкладывала камнями клумбы, пересаживала цветочки туда-сюда. В том году дядя Лёша, наш сосед по даче, принес нам несколько ведер мелких разноцветных камней, и я полмесяца с ними возилась – выкладывала дорожку от дома до бани, но перед этим ее хорошенько выровняла. Получилось красиво! Нам с бабушкой понравилось. В этом году я хотела покрасить забор – в ярко-желтый цвет – и новую беседку, которую в прошлом году сделал всё тот же добрый сосед дядя Лёша.

В открытые окна повеяло запахом шашлыков и топящейся баньки. М-м-м… Я обожала этот запах.

– У меня сейчас желудок приклеится к позвоночнику, – простонал Макс, тоже почувствовав этот головокружительный аромат.

Машина завернула в бабушкин двор. На этот раз мест для парковки было хоть отбавляй – все уехали за город. Стоянка наша! Обычно чужих здесь не любили. Макс, бывало, припаркует свой «Форд-Мондео» на свободное место, а ему из окна кричат: «Эй! Это Михалыча из восемьдесят второй место! А ну освобождай!» А потом еще ворчат, что мы, наглецы ярославские, чувствуем себя как дома.

И это несмотря на то, что в этом дворе знали, что мы внуки Лидии Аркадьевны из третьего подъезда. Которая, между прочим, полрайона одевала: бабушка всю жизнь проработала на швейной фабрике. И вдобавок к пенсии неплохо зарабатывала пошивом одежды на дому.

Пока Макс доставал из багажника сумки, которые нагрузила мама для бабули, я, прихватив парочку пакетов, пошла к подъезду. Открыла дверь, подождала Макса, и мы поплелись на четвертый этаж. Макс ругался:

– И чего же это мама ей там нагрузила? Камней или кирпичей?

– Соковыжималку! – послышалось с четвертого этажа.

Бабуля, шаркая тапочками и улыбаясь во всю вставную челюсть, спускалась навстречу.

– Подымайтесь, подымайтесь! В этом году мы с Мирочкой будем соки крутить! Яблок-то вон нынче сколько цветет!

Ее глаза блестели от слез. Голос задрожал.

– Приехали, мои родненькие! – всхлипнула ба.

Я поставила сумки на бетонный пол и обняла бабулю крепко-крепко.

– Девочка моя! Совсем не изменилась. Совсем! – Она потрепала мои волосы. – Разве что выросла немного. И грудь, ох!

– Ба!.. – засмущалась я.

– Сложно измениться, когда волосы всегда на уровне подбородка, правда, ба?

– Опять начинаешь? – рассердилась я, но на этот раз уже не спрашивала, чем Максу не угодило мое каре. Я знала ответ: ему нравились девушки с волосами до пояса! И он автоматически отсеивал девчонок с волосами выше плеч. Он не считал их женственными и красивыми… А я обрезала косу в третьем классе, после того как посмотрела фильм «Леон». С тех пор своему стилю не изменяла.

Перед тем как обнять Макса, бабушка обошла его кругом.

– Ай да красавец! – протянула она. – Там, в Ярославле, зрячие девчата остались? Или все ослепли от этого парня? – Она хрипло рассмеялась и прижала Макса к груди.

– Да ладно я… Видел я фотки новой беседки! Дядя Лёша времени даром не теряет! – подмигнул Макс и первым пошел наверх.

– Он просто мой добрый приятель, – серьезно ответила бабуля.

– Угу… – Макс сделал вид, что поверил. – В прошлом году появились новые садовые качели, в этом году – беседка…

– Но он же плотник! – воскликнула ба.

– И приходит плотничать к одинокой вдове? – смеялся Макс, и я с ним заодно.

Пару лет назад Дядя Лёша купил недостроенный домик неподалеку от бабушкиного участка. Сначала он заходил к ней под «вескими причинами», например: «Не подскажете, какой телефон у председателя кооператива?», «А в лесу грибов много?», «А как электрика найти?». Бабуля знала всех и с удовольствием отвечала максимально подробно. Потом дядя Лёша на чай ее пригласил со всякими травками-муравками, что у них на огороде росли. А потом слово за слово… Она ему закруток с вареньем и лечо, он ей качели, беседку.

В общем, я рада, что она после трехлетнего траура после смерти деда начала расцветать. До знакомства с дядей Лёшей ба могла ходить с отросшими волосами, торчащими в разные стороны. До середины уха была седина, а дальше – цвет разбавленной марганцовки. Особо не парилась она и по поводу гардероба. Тем более на даче. А теперь у нее аккуратно подстриженные пепельно-фиолетовые волосы (ну, это, видимо, тренд среди бабушек), аккуратные бровки, да и губы не забывает накрасить, даже когда на огород выходит, чтобы сорвать спелые помидоры.

Мы пили чай с блинчиками и сырниками за большим круглым столом, что стоял в центре гостиной. Макс немного подремал на диване и около восьми вечера уехал домой. Мы так и не смогли уговорить его остаться с нами хотя бы до утра. Бабуля рассердилась, но новость о том, что любимый внук вскоре приедет к ней на пару недель, примирила ее с его отъездом.

Мы болтали с ней до позднего вечера: о школе, моих достижениях, участии в олимпиадах и, конечно же, о дяде Лёше. Ба говорила о нем явно смущаясь. Похоже, что-то между ними назревало. И хорошо бы. К нам она совсем теперь не ездила из-за проблем с высоким давлением, мама с папой погрязли в работе, и в последние несколько лет практически не приезжали ее навещать. Возможно, именно с дядей Лешёй она проведет счастливую старость, кто знает. Ведь любви все возрасты покорны, не так ли?

Когда бабушка уснула, я накинула ее вязаный кардиган и вышла на улицу. Так, просто постоять на крылечке, подышать свежим воздухом, которого так не хватало знойными днями.

Я села на ступеньку и смотрела на двор, в котором росла. Всё те же старые скрипучие качели, песочница, турники. Ничего нового. Подняла голову и взглянула на Юлькины окна – света не было. Катькины окна мне было не видно, они выходили на дорогу.

Раньше бабушка отпускала меня гулять только в сопровождении Макса. Помню, как мы завязывали шнурки в прихожей, а бабушка всё это время твердила брату: «Глаз с нее не спускай! Нигде не оставляй! Никуда от двора не уходи! На стройку не лезьте! Собак не дразните! С мальчишками не деритесь!» А Макс как всегда делал всё наоборот: если ему сказали, что на стройку лезть нельзя, так он обязательно туда полезет. Запретный плод, как же его не отведать…

И вот как-то я, Катька, Юлька и Макс полезли на стройку. Максу давно приглянулась эта пятиэтажка, которая строилась напротив бабушкиного дома. Стройка была ограждена забором, а за забором без умолку лаяла собака. Но Макс сказал, что собака добрая, он уже лазал туда и «точно это знал». «Даже гладил ее», – гордо заявил тогда он. В заборе была дыра, небольшая, но трем худеньким девчонкам и парню чуть покрепче не составило труда пролезть и оказаться в «разрушенном замке». В общем, Макс был королем, его покои занимали весь третий этаж, Юлька королева, так как она Максу нравилась, а мы с Катькой их слуги – нам отдали недостроенный четвертый этаж. Король с королевой приказали принести еды. Мы с Катькой собрали всё, что нашлось: обломки кирпичей, куски стекловаты, пек. И притащили им на подносе – куске картона.

– Сначала попробуют слуги! – громко сказал король и сунул мне кусок пека. Я, смеясь, отвернула нос.

– Ах так! Отравить нас вздумала? – вскочил со ступеньки Макс. – Казнить! Казнить! – закричал он, затем взял меня под руку и повел на первый этаж. Там был эшафот. Катьке королева Юлька приказала развести костер. Макс ненадолго вышел из роли короля и вместе с ней сгонял за забор во двор – за ветками и досками.

– Ты будешь казнена! – крикнул Макс. – Но сначала я сожгу твою отраву! – Он кинул в костер кусок пека, затем ткнул в него палкой. Поднял на палке расплавленный кусочек, взмахнул и только что-то хотел крикнуть, как застыл с испуганными глазами… А мне прямо в шею слева прилетела… капля лавы, как мне тогда показалось.

Помню, как я визжала. Как Макс в панике пытался оторвать от моей шеи эту капельку размером с копеечную монету. Помню, как оторвал… И как я еще сильнее плакала.