— Это избирательность ничего не меняет, — не сдавался Головин, — предатель есть предатель.

— Пусть так, — потеряв всякий интерес к продолжению спора махнул рукой Вельяминов, — только все твои опасения Андрюша, со всем уважением, не имеют под собой никаких оснований. Ведь Коновницын не умрет, а значит, мне ничего не угрожает.

Голос Михаила Вельяминова внезапно стал в разы мягче и уважительнее чем в начале встречи. Более того, чем за долгие месяцы до этого. Если бы не жирные обвислые складки на лице, особо наблюдательные могли бы заметить поднятые в довольной полуулыбке уголки губ.

Давление разъедающей зеленой ауры в кабинете тоже ощутимо стихло, правда никто из присутствующих не понимал причину резкой перемены настроения Вельяминова.

— Откуда такая уверенность, что Коновницын не умрет? — задал свой последний вопрос Головин.

— Спроси его сам, — усмехнулся Вельяминов и его довольный взгляд остановился на опрятном мужчине в черно-золотом цилиндре, что появился в проходе.

— Доброго времени суток, господа, — вежливо поприветствовал присутствующих Коновницын, но его острый взор был направлен в сторону Вельяминова, намеренно игнорируя остальных.

— Давно не виделись, друг мой, — неестественно располагающим мягким голосом отозвался Михаил Вельяминов и указал рукой на пустующее именное кресло Коновницына, — присаживайся, мы только начали совещание.

Вельяминов не видел своего давнего друга с того самого дня, как он в самый ответственный момент отказался поддержать уже спланированную атаку на дом Романовых, помог Марку Жукову уничтожить род Бутурлиных, после чего бесследно исчез.

Для всех стало очевидно, что Коновницын предал их и переметнулся. Он в одночасье стал врагом и заслуживал смерти. Будь у предателя семья и близкие, бояре бы вырезали и заставили их страдать. Будь дом, его бы уничтожили.

Но совет не имел никакого влияния на таинственную фигуру Коновницына. Каждый боярин, вассал и слуга жаждал мести и крови предателя. Каждый, кроме самого Михаила Вельяминова.

Только глава совета знал истинную природу боярина Коновницына. Знал кто он такой и на что способен. Уважал и равнялся на него с самого детства. С того самого дня, как Коновницын увидел в двенадцатилетнем забитом пухлом ребенке по имени Миша потенциал и взял его под свое крыло.

Весь месяц Вельяминов ломал голову. Способный все предсказать, гениальный старый боярин впервые в жизни впал в ступор. Сколько бы ни размышлял Вельяминов, он никак не мог понять почему Коновницын его предал, после стольких лет поддержки. Без него, Михаил бы никогда не добился того, чего добился.

Почему его наставник встал на сторону его врага Марка Жукова и отпустил его? Почему помог ему уничтожить род Бутурлиных? Почему отпустил заложника Романовых? Почему исчез, так и не сказав ни слова?

Сколько бы Михаил Вельяминов не размышлял, он не мог найти ни единого оправдания поступкам Коновницына, но даже не смотря на это, крохотная часть старого боярина надеялась, что все это часть плана его старого друга и наставника.

В глубине души Вельяминов надеялся, что Коновницын не бросил его.

Что поверивший в него в детстве наставник все еще на его стороне и наступит момент, когда он вернется и объяснит причины своих поступков. Тогда-то все наладится. Все встанет на свои места и жалкие недалекие идиоты, называющее Коновницына предателем подавятся своими мерзкими обвинениями.

И вот, спустя месяц, Коновницын стоит на пороге резиденции Михаила в самый критичный для совета момент. Переломный и важный момент. Часть Вельяминова торжествовала от радости и его настроение поднялось до небывалых высот, ведь он был прав.

В то время как остальные ошибались. Пусть мысли Вельяминова были иррациональны, факты твердили об обратном, и лишь эмоции оставляли надежду. Не смотря на все это Михаил был прав! Ведь вот он его наставник. Вернулся.

С такой поддержкой у этого Жуковского отродья нет никаких шансов. Как бы мальчишка ни был силен, до уровня силы бессмертного Коновницына ему никак не дотянуться.

— Спасибо, воздержусь. Я ненадолго, — неожиданно холодно ответил Коновницын, тактично снял цилиндр, но так и остался стоять в проходе.

— Ты не возвращаться пришел, — молниеносно догадался Вельяминов и от его хорошего настроения не осталось и следа.

Все его мечты, надежды и детская радость от встречи были растоптаны и уничтожены.

Витающие в помещение зеленые потоки вспыхнули, наполнившись яростью своего владельца. Сидящие за столом бояре вздрогнули, напряглись и ощетинились дополнительными слоями защиты.

Все кроме Куракина, который, постанывая, стал судорожно рыться в карманах, в поисках артефактов способных ему помочь. Но было поздно, поврежденные перстни заскрипели и осыпались, оставив бедолагу без защиты.

Куракин не успел даже вскрикнуть, как его тело сгорело в один миг и осыпалось зеленым пеплом.

— А ты не меняешься, Миша, — покачал головой Коновницын, — все также безжалостен.

— Скорее целеустремлен, — вибрирующим от бесконтрольной ярости голосом парировал Вельяминов, не сводя с Коновницына взгляда, — тебе стало жаль этот мусор? С каких пор ты столь сентиментален?

— Я не способен испытывать жалость, Миша, — меланхолично ответил Коновницын, — как любовь, преданность или много чего еще. Все мои поступки крайне эгоистичны и продиктованы лишь одной единственной целью, что имеет для меня значение. И ты прекрасно ее знаешь.

— Тебе не достичь ее без меня, ты сам это говорил. Год за годом твердил об этом с самого первого дня нашей встречи, — полным обиды и ярости голосом проскрипел Вельяминов.

— Я ошибался, — пожал плечами Коновницын, — как и много раз до этого. Из тысячей семян прорастет лишь лишь одно.

— С чего ты взял что это Жуковское отродье поможет тебе стать Абсолютом? Сколько ты его знаешь? Месяц? ЖАЛКИЙ МЕСЯЦ! Как он может перечеркнуть десятки лет, что мы провели бок о бок? После всего через что мы прошли вместе и чего добились, ты бросаешь меня в самый ответственный момент?! ТЫ ТРУС! ПОГАНЫЙ ТРУС! — окончательно вышел из себя Вельяминов.

От каждого его слова здание и сама земля содрогались волнами. Члены боярского совета покинули стол и отошли подальше от эпицентра бушующей смертоносной энергии.

Из-за того, что большая часть связанных контрактом бояр была мертва, Вельяминову было тяжелее контролировать свою силу. Самочувствие ухудшилось, дыхание старика участилось, и он прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя, но ничего не получалось.

И подойти помочь никто не мог. В таком состоянии ни одна целительница не выживет и секунды рядом с Вельяминовым, но стоило старику вспомнить, что как бы ему ни было плохо, он просто не способен умереть, как он нашел в себе силы наплевать на сдавливающую в груди яростную боль и поднялся на ноги.

— Века шли, избранные люди подле меня менялись, но их реакция одна и та же из года в год. Ярость, обида, отрицание, обвинения, — устало вздохнул Коновницын, — я видел это уже столько раз, но до сих пор не понимаю, почему заканчивается именно этим. Чем вы все недовольны? Я даю вам шанс всей вашей жизни, безграничную силу, поддержку. Я исполняю все ваши прихоти, желания и мечты и продвигаю на вершину мира. А взамен на это я довольствуюсь лишь малым шансом на то, что мое желание исполнится. И вот когда я осознаю, что на самом деле вы не способны дать мне то, что мне нужно и молча ухожу, вы испытываете лишь ярость и злость? Где благодарность, Миша? Это я должен обижаться и в порыве ярости убить вас, отобрав все, что дал вам за эти годы. Но я этого не делаю.

— Лжешь, — сквозь зубы процедил Вельяминов, — ты не просто кинул меня, ты ушел к моему врагу. Хочешь сказать ты не станешь помогать ему меня уничтожить?

— Стану, — спокойно ответил Коновницын, — но это будет исполнением его желаний, а не моих.