Смысл существования, вечной борьбы и бесконечной гонки. Но стоит перестать думать головой и спросить свое сердце, как все лишние вопросы отпадают сами собой.

Эмоции и чувства делают из нас тех, кто мы и есть, и заставляют двигаться дальше. Не смотря ни на что.

Прости подруга, не сегодня.

— Уже выдохлась, кроха войны? — оскалился седобородый комок мышц перед мной.

Глаза одаренного передо мной пылали ярким пламенем, маниакальная улыбка не сходила с его морщинистого лица. Неистовые бордово-голубые потоки старика бушевали будто стадо диких мустангов, а испестренное шрамами накаченное тело подрагивало от наслаждения процессом.

Да, что-что, а разрушать мой дед любил.

Ничего не ответив, я собрал жалкие остатки сил воедино и глубоко выдохнул, собираясь с мыслями.

— Сегодня без вопросов? — удивленного пробасил Борис Жуков.

— Ты все равно не способен дать мне ответы, — спокойно выдал я, подбирая оптимальную траекторию.

— Ошибаешься, кроха, — облизнулся старик, — это ты не способен их задать.

Как всегда старый садист был прав. Даже в моем подсознании.

С этой мыслью подготовка безопасного коридора для атаки была завершена, и я рванул вперед.

В тот же миг от старика в меня устремилась невидимая обычному глазу волна.

Обманчиво простая прозрачная пелена пятиметровой высоты проявилась ровно в ту долю секунды, когда я уже перенес точку опоры и вес тела. Шанса увернуться не осталось и мне пришлось накинуть технику фазирования.

Защитные конструкты, оберегающие мое тело от сверхтемператур и позволяющие мне дышать ядовитым воздухом распались в тот же миг. Кожу начало прожигать до костей, горло сковало будто цепью без потоковой подпитки, но расщепляющая любую встреченную материю пелена пролетела сквозь меня, не причинив вреда.

Сил на воссоздание защиты не было, да и это было уже бесполезно. Облученная радиацией, напичканная ядом, обугленная физическая оболочка была обречена. Избежав мгновенной смерти, благодаря идеальной изначальной траектории я добрался до величественно возвышающейся фигуры, сжал прожженный до самых костей кулак, влил туда всю накопленную энергию и эмоции и ударил.

Но рассек лишь воздух и бессильно завалился на землю, начав захлебываться собственной кровью.

Конечно, дед без труда увернулся. Опять провал.

Глаза разъело радиоактивным дымом, я чувствовал, как болезненно рассыпается на части мое тело. Ментальные техники не справлялись с блокировкой болевых сигналов, но удерживали ее на терпимом уровне и пока это так и оставалось, я мог продолжать.

Сознание померкло. Все звуки вокруг исчезли.

Я подорвался на ноги, жадно глотая воздух. Горло горело адским огнем. Все тело трясло от медленно затихающих приступов боли. Казалось, каждая клеточка моего тела стремилась мне сообщить, что она умерла.

Болевые сигналы смешались в один и словно кувалдой ударили в мозг. Оглушающий звон в ушах не проходил, а пот застилал глаза.

— Можно воды? — прохрипел я и вытянул дрожащую руку в сторону.

— Держи, — отозвался мягкий женский голос.

Боль постепенно утихала и неспешно возвращался контроль над телом. До мозга наконец дошло, что я больше не умираю и он вяло перестраивался на новую реальность.

— Спасибо, — выдавил я из себя и прокашлялся.

— Как ты?

— Нормально, — отмахнулся я.

Зрение восстановилось, и я поднял взгляд. Как и каждый заход в персональный тренировочный конструкт до этого, меня терпеливо ждала его талантливая создательница. Екатерина Богданова.

Со дня заключения договора с Коновницыным, которого я теперь зову просто Конь, прошел месяц. На удивление тихий и спокойный по меркам этого мира месяц.

Действительно насыщенным оказался лишь первый день, когда боярин раскрыл мне все планы совета. В тот же день я связался с Голицыными, Богдановой и оклемавшимся Арсением.

Мобилизовав все доступные силы, мы нанесли массированный удар по нелегальным ячейкам Вельяминова. Однако умный старый свин отреагировал быстро. Очевидно, Вельяминов был готов к предательству Коновницына и тщательно дозировал доступную ему информацию.

Уже на следующий день все засвеченные люди исчезли без следа, а документы были подчищены.

Активности заморожены, охрана усилена, а юридический штат Трубецкого целиком переселился в Санкт-Петербург. Коновницын предоставил достаточно много сведений, но прямой связи с лидером совета никто не имел. Вельяминов даже со своими людьми был параноидально осторожен.

Под давлением целой волны судебных процессов, которые запустил еще я, боярский совет окопался в своих особняках и стал реже выходить в свет. Все перемещения, контакты и деятельность членов совета строго скрывалась от народа и всех посторонних.

Таким образом Вельяминову удалось скрыть от общественности исчезновение Коновницына и целого рода Бутурлиных, ведь это могло сильно пошатнуть их позиции.

Боярский совет незамедлительно начал активную маркетинговую компанию по обелению своей чести и достоинства. Тысячи громких встречных исков. Публичные выступления Трубецкого стали ежедневной новостной повесткой в империи. Вельяминов бросил все что у него есть, чтобы защититься. Деньги, подкупные СМИ, митинги, даже закон.

Боярский совет пошел ва-банк и начал открыто противопоставлять себя императорской власти. Выставлять себя спасителями и голосом народа, а царскую семью угнетателями и пережитком прошлого. Обещая больше свобод и власти народу, Вельяминов покупал их лояльность и подготавливал почву для решающего шага.

И пусть мы это понимали, сделать ничего не могли. Старый свин делал все юридически чисто и опирался исключительно на закон, а нелегальные и темные дела не удавалось привязать к совету.

И любое неосторожное действие могло сделать боярский совет жертвой в глазах народа, поэтому обе стороны окопались, продолжая давление друг на друга и ожидая ошибки.

Российская империя медленно, но верно, погружалась в пучину хаоса, а остальные страны потирая руки наблюдали со стороны, подкидывая дров в огонь скрытно, из тени.

Коновницын был чертовски прав. Гражданская война неизбежна. Сколько бы Вельяминов не бился и не кичился через СМИ, что клеветники и изменники, разжигающие ситуацию и уничтожающие страну изнутри будут наказаны, знающие стороны прекрасно все понимали.

Боярский совет отчаянно тянет время и готовится нанести удар. Трубецкой намеренно затягивает дела, а Вельяминов выкидывает миллионы ежедневно, чтобы всеми силами отстрочить неизбежные обвинительные приговоры.

На такой пороховой бочке Российская Империя живет последний месяц. И каждый житель, как и весь остальной мир с замиранием ждут чем все это закончится.

Военные силы и количество сторонником приблизительно равны и именно поэтому холодная часть войны длится так долго. Но с каждым днем Вельяминов все сильнее оказывается загнанным в угол. А все мы знаем, что сделает раненный зверь, когда его прижмут.

Будет биться до последнего вздоха.

— Ты всегда отвечаешь нормально, — недовольно покачала головой Катя Богданова, покручивая в руке розовый кончик волос, — и каждый раз ты выходишь оттуда едва живой. Так и скажи, что я облажалась при создании тренировочного конструкта. Я ведь не моя сестра. Я никогда этого не делала…

— Прекрати, Кать, — резко отрезал я, — ты не понимаешь, о чем говоришь. Конструкт идеален, Варвара и близко бы не справилась с подобной задачей.

И я ничуть не лукавил, говоря это. Обычный персональный тренировочный конструкт состоит из базовой техники пространственного кармана и десятком техник тонкой настройки собственного пространства. По завершении получается индивидуально настроенная автономная комната способная тренировать слабые места одаренного.

Просто комната, которая никак напрямую не взаимодействует с тем, кто в нее заходит. Лишь меняет свои собственные свойства и форму.

Но конструкт, который я запросил у Кати Богдановой не был обычной комнатой, для создания условий тренировки он залезает в подсознание одаренного и вытаскивает образы оттуда. Потаенные страхи, подавленные воспоминания, худшие кошмары и прочие прелести несознательного становятся твоими противниками.