— Если ты любишь меня, брат мой… Если действительно правдиво все то, что ты сказал, то поклянись мне, что уничтожишь эту проклятую Золотую корону, раз и навсегда, чтобы больше никто и никогда не смог восстановить ее, пробудив вновь Бессмертную Армию, — на этих словах Нуада отшатнулся от сестры, словно от прокаженного, которого неожиданно встретил в узком переулке.

— Ты хоть понимаешь, Нуала, чего просишь? — пораженный просьбой сестры, спросил Нуада, не веря в услышанное.

— Прекрасно понимаю, брат мой, в ином случае я не стала бы даже говорить об этом, — сохраняя уверенность и достоинство в голосе, ответила Нуала, гордо подняв голову.

— Неужели ты не понимаешь, сестра моя, к чему приведет то, о чем ты просишь меня? — с волнением и едва заметным ужасом спросил Нуада. — Люди, потерпевшие такие немыслимые потери, не простят нашему народу все разрушения и смерти. Узнав о том, что враги лишились своего главного оружия, они пойдут на нас войной и уничтожат всех, не оставив и мокрого кровавого места. Ты просишь меня предать свой народ? Предать подобных себе ради спасения людского рода?

— Нет, Нуада, я прошу тебя раз и навсегда положить конец этой кровавой бойне, в которой у людей нет даже призрачной надежды на спасение, — с уверенностью и жаром проговорила Нуала, понимая, что, если она даст хотя бы малейшую слабину, то потеряет шанс на сохранение человеческих жизней. — Я умоляю тебя образумиться и уничтожить Золотую корону, навсегда положив конец безумному истреблению невиновных.

— Если я уничтожу Золотую корону, и Бессмертная Армия падет, то в скором времени от нашего народа ничего не останется, — повторился Нуада, пытаясь вразумить сестру. — Огромное число рас верят в меня, видят во мне своего лидера, я не имею права предать их, заставив страдать… И ради чего?

— Ради того, чтобы освободиться от клейма убийцы и тирана, которыми ты стал, — твердо ответила Нуала, удивляясь тому, как уверенно прозвучали ее слова, заставившие Нуаду пораженно и с ужасом посмотреть на Нуалу. — Ты больше не благородный воин и предводитель, брат мой, ты стал одержимым навязчивой и ужасной идеей, которая в конечном итоге погубит тебя! — взывала к Нуаде фейри, не сдерживая накопившихся слов.

— Если погибнет Золотая Армия, погибнем и мы… Канем в небытие, не оставив о себе даже воспоминаний, — обреченно проговорил Нуада, желая, чтобы она осознала эти слова.

— Что ж… Если смерть настигнет нас, мы примем ее достойно, брат мой. Как наказание за все совершенные ужасные деяния, — Нуала вновь приблизилась к Нуаде, заключив его бледное, покрытое шрамами, лицо в свои красивые и изящные ладони. — Если нам суждено умереть, то я не оставлю тебя, брат мой, я буду рядом до конца… Я пройду с тобой через боль и страдания, через лишения и трудности. Если суждено тебе погибнуть, брат мой, то я последую за тобой в самые глубины преисподней, — голос Нуалы дрогнул, а по щеке пробежало несколько соленых капель, оставивших за собой влажную дорожку. Фейри нежно провела пальцами по коже брата, стирая с нее слезы.

— Я не могу предать собственные же принципы, не могу признать поражение… — в голосе Нуады более не было уверенности и твердости. Находясь так близко к сестре, чувствуя ее нежные и чувственные касания к своему лицу, слыша подобные речи, эльфу было все сложнее и сложнее противиться словам Нуалы.

— Если же это твое последнее слово, — теперь уже Нуала резко отскочила от брата, посмотрев на него полным молний и гроз взглядом. — Если ты уже принял решение, то хочу, чтобы ты, брат мой, знал… Если ты уничтожишь корону, раз и навсегда положив конец человеческому геноциду, то я до конца наших дней останусь с тобой. Ты получишь мои сердце и любовь — я полностью буду принадлежать тебе, и телом, и душой, — услышав это Нуада удивленно, не веря сказанному, посмотрел на сестру.

— Однако если ты, Нуада-Серебряное копье, не откажешься от собственной безумной идеи, то я навсегда покину тебя. Ты никогда не увидишь меня более, не услышишь мой голос, не прочтешь моих мыслей — я не позволю тебе сделать этого. Знай, брат мой… Если ты не уничтожишь эту проклятую корону, я прокляну тебя и твое имя, — последние слова Нуала произносила сквозь слезы, что застилали ее глаза. Ее голос дрожал, как и все тело, выдавая, насколько же тяжело ей давались подобные слова.

Нуада, чьи глаза были такими же влажными, как у сестры, а по лицу скатывались слезы, одновременно принадлежащие и ему, и ей, смотрел на Нуалу и не узнавал в ней той слабой и опустошенной фейри, которой она была буквально дни назад. Перед ним стояла сильная, уверенная в своих словах и действиях благородная принцесса.

— Такова, значит, цена твоей любви, сестра моя? — с горькой усмешкой спросил Нуада, потупив взгляд в пол.

— Нет, брат мой, — Нуала протянула свою ладонь к лицу Нуады, нежно дотрагиваясь алебастровой кожи. — Такова цена моего прощения… Моя любовь принадлежала тебе с самого нашего рождения. Мы с тобой были связаны долгие и долгие века, не имея права выбрать кого-то другого. Я и ты — единое и нерушимое целое, и я люблю тебя, Нуада, я люблю тебя больше жизни, — слыша подобное, Нуада часто дышал, ощущая, как внутри что-то рушится, осыпается, словно песочный замок.

— И ты будешь моей, если я уничтожу корону? — с надеждой спросил Нуада, прикрывая веки от нежных и приятных касаний сестры, приносивших безмерное тепло и дарящих чувство уверенности. — Согласишься на скитания и непреходящий страх быть уничтоженным с лица Земли и истребленным в одно ничтожно малое мгновенье?

— Да, Нуада, конечно, — не сдерживая слез радости и благодарности, произнесла Нуала, сильнее прижимаясь к брату, желая создать опору, так необходимую им обоим. — Я не смогу простить себе, если позволю тебе сгнить душевно, утратив остатки благородства и чести. Вспомни, брат мой, ведь когда-то ты был справедливым и достойным воином, не допускавшим даже мысли о том, чтобы убить, лишить жизни безоружных женщину и ребенка, не способных дать отпор… И сейчас есть те, кто слаб и бессилен против Золотой Армии, поэтому прошу, Нуада, не дай этим людям сгинуть, не отбирай у них жизни, которую ты им не давал. Ведь никто из нас не вправе распоряжаться судьбами других. Мы — не боги и не создатели, а значит, перед небесами мы равны.

— Что ж, если ты действительно готова к тем последствиям, которые будут сопровождать мое решение, тогда… Тогда я принимаю твое условие, — тихо проговорил Нуада, которого уже не слушался собственный дрожащий и слабый голос, заставляя делать паузы и глубоко и часто дышать.

Впервые за всю его долгую жизнь он плакал, впервые он чувствовал такое приятное и всеобъемлющее тепло, наполнявшее каждую клеточку его тела, впервые он испытывал подобный каскад чувств и эмоцию, приносивших и боль, и безмерную радость.

Нуада сильнее прижал к себе сестру, чувствуя, как бешено бьется ее сердце, и заключил ее в крепкие и одновременно чувственные и нежные объятия. Нуала не противилась, наслаждаясь теплом и опорой любимого брата, надежностью и силой, что исходили от него.

Она не могла поверить, что произошло подобное, что Нуада, преступив через собственные принципы и гордость, согласился, выбрав ее, Нуалу, а вовсе не бесконечную власть и свободу. И она, как и обещала, более никогда не оставит его, не бросит и не предаст, чтобы ни произошло в их жизни.

Осознание этого заставило фейри нежно и счастливо улыбнуться сквозь пелену слез, что скатывались по бледным щекам, уткнувшись в шею брата, ощущая приятный запах, исходящий от его кожи и волос.

Нуада же, почувствовав щекочущие прикосновения, аккуратно обхватил пальцами подбородок сестры, вынудив посмотреть в свои выразительные, задернутые влажной дымкой янтарные глаза и, легко улыбнувшись одними лишь уголками губ, прижался своими темными губами к нежным розовым устам Нуалы.

Принцесса, помедлив лишь секунду, ответила на отчаянный, полный невысказанных чувств, поцелуй, ощущая приятное и волнительное тепло, растекающееся по венам, приносящее наслаждение. Это было прекрасно и непередаваемо — целовать того, кого любишь, того, кто является неотъемлемой частью тебя самой.