— Да зови кого угодно! Я пришел за своим, и я его получу!

Сенатор с двумя подбородками кричал, взмахивая руками. Но второй стал его успокаивать и выводить.

— Не глупи, она пожалуется. Пойдем. Мы придумаем способ.

Дождавшись ухода «визитеров», Атилия распорядилась подать легкий обед.

— Сира, накрывайте в атриуме на троих. Секст, ты, конечно же, голоден? — то в ответ кивнул и слегка улыбнулся, — Тебя я также приглашаю отобедать с нами.

Юрист, к которому она обращалась, стал отвешивать благодарности. Он утверждал, что не голоден, и подобное не принято. Все это не особо убедило ее. Атилия не оставила возможности для его отказа.

День оказался таким же длинным и утомительным, как и предыдущий. Она помогала составить кучу документов и распоряжений. Нужны были доверенности на продажу того от чего она хотела избавиться. Секст наотрез отказался от своей доли. Ей пришлось его упрашивать. Наконец, убеждения юриста подействовали, и он согласился только на треть доходов поместья для содержания бабушки.

Стало вечереть, когда они закончили с делами. Поужинав и прочитав необходимую молитву для поминок Луция, Секст решил ехать на виллу.

— Ну, куда ты, уже темно? — пыталась его отговорить она.

— Это мне и нужно. Я хочу попрощаться со своими сослуживцами. Днем они спят после дежурства. А так я их найду на своих постах. Возьму лошадь, верну ее потом с посыльным.

— Я принесу жертву Юпитеру, большого белого барашка. За то, что он послал тебя мне в помощь. И такого же, для Юноны — чтобы оберегала тебя. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся с тобой.

— Возможно, — ответил он, и улыбнулся лишь уголками рта, — Надеюсь, тогда обстоятельства будут не такими трагическими.

— Прощай, Секст.

— Прощай, Атилия.

Она поднималась в спальню. Комок горечи перехватил ее горло. Слезы стекали по ее щекам к подбородку. Она жалела себя. Было жаль расставаться с новым, неожиданным другом. Возможно таким, какого никогда уже не случится в ее жизни. Его отправляли далеко на службу. Ее выдавали замуж. Снова. И опять не спросив согласия.

Желание поделиться своей горечью с кем-то привело ее в спальню Фелици. Она четко понимала, что рабыня ни как не может быть ей другом. Особенно теперь — когда она становится почти ровней людям, близким императору. Долгие годы, прожитые вместе, тяготы преодоленные совместно. Все это сильно сглаживало в этот самый момент их социальную разницу.

— Фелица, ты не спишь? — спросила она, вытирая слезы.

В маленькой комнате служанки горела лампа. Ее света хватало чтобы тут было видно все. Рабыня лежала на своей софе. Рядом на полу сидел Дакус. Они держались за руки.

Гладиатор увидел ее, встал и, поклонившись, вышел.

— Простите, госпожа, мне еще очень тяжело подниматься.

— Ничего. Я присяду на край софы.

Сев, она заглянула в лицо Фелици. Темные круги под глазами говорили, как еще далеко до выздоровления.

— Завтра я переезжаю жить во дворец. Хотела взять тебя. Но вижу, еще не скоро ты сможешь выполнять свои обязанности.

— Извините, хозяйка… Я очень сильно провинилась перед вами — едва не плача сказала Фелица.

— Ты в этом не виновата. Я хотела о другом с тобой поговорить.

Атилия только теперь поняла насколько устала. Веки сами опускались. Она силилась их удержать, но удавалось с трудом.

— Хотела с тобой поделиться всем, что свалилось на меня со вчерашнего дня. Вот только вижу, как это сейчас не важно. Надо хорошо выспаться. В общем, я решила дать тебе вольную.

— Но, госпожа Атилия, — рабыня от неожиданности хотела подняться.

Удержав ее рукой, она не позволила.

— Не спорь, Фелица. У меня совсем нет желания и сил с тобой спорить.

Она поднялась и подошла к двери, приотворила ее и позвала:

— Дакус, зайди, есть разговор.

Гладиатор, видимо, ждал рядом. Почти сразу появился в комнате. К разговору он был не готов — стоял и с удивлением смотрел то на рабыню, то на нее.

— Скажи, ты любишь Фелицу?

— Я-а-а, как бы-ы, э-э-э. А почему вы спрашиваете?

— Ответь внятно: любишь или нет.

Он прокашлялся, сглотнул. Посмотрел на лежащую девушку.

— Да, люблю.

— Отлично. Ты хотел бы взять ее в жены?

Такой вопрос полностью выбил из равновесия бойца. Он стоял молча, и хлопал глазами, как провинившийся ребенок. Атилия подождала минуту. Не получив ответа, решила действовать строже.

— Ну, ты, как мужчина можешь принять решение? Или так и будешь стоять засватанной девицей?

— Могу, — Дакус теперь смотрел на Атилию, — Матрона, я хотел бы взять в жены вашу рабыню Фелицу.

— Замечательно, — она выдохнула, — Расслабься, ты еще не у алтаря. Фелица больше не рабыня — я освободила ее только что. Завтра у Клеменса получишь ее вольную. И еще. Когда свершится ваш обряд, он выдаст тебе приданое за Фелицу. Я выделила две тысячи динариев. Благословляю вас.

Едва дослушав слова хозяйки, служанка упала к ее ногам. Она целовала ступни Атилии. Слезы лились из ее глаз, чуть ли не ручьем. Слова благодарности еле слышно доносились. Видимо волнение не позволяло нормально говорить.

— Огромное спасибо вам, матрона, вы очень щедры. Мы принесем жертву Юноне в вашу честь, — сказал гладиатор.

— Все-все, Фелица, хватит. Я ценю это, но ляг назад на софу. У меня на сантименты нет времени. Дакус уложи ее.

Уже подойдя к двери, она вспомнила и обернулась.

— Пока Германус выздоравливает, можете жить здесь. После у меня будет к тебе, вместе с ним предложение. Я ему ранее уже озвучивала. Моему отцу вскоре понадобится ланиста с помощником, для подбора и обучения бойцов арены. Предлагаю вам стать ими.

— Ого! Я о таком и мечтать не смел. Всю жизнь за вас молиться буду.

— Спокойной ночи.

В коридоре ее ждала Сира с лампой. Она сразу догадалось, что рабыня все слышала. Радостная улыбка обнажала ее белые зубы. В глазах блестели отблески огня.

— Если будешь подслушивать, никогда не дождешься от меня своей свободы. Поняла?

— Госпожа, но дверь осталась, приоткрыта, из-за этого все слышно. Я бы никогда…

— Все, спать, — Атилия не позволила ей оправдаться.

* * *

На следующее утро, когда уже все было готово к отъезду, Атилия чувствовала, что о чем-то забыла. Она еще раз проверила все приготовленные сундуки. Сира показала и отчиталась. Клеменс в нарядной тунике с мантией стоял у паланкина. Там же ее ждали и шесть носильщиков. Сначала ей показалось, что она оттягивает переезд, не желая покидать дом. Подумав, поняла — не в этом причина. Даже наоборот ей хотелось пожить в другом месте. Здесь все напоминало об ужасе, пережитом в последние дни.

Она планировала изменить дом. Даже приказала срубить аллейку из кипарисов, и перенести алтарь Юноны в другое место. Но потом передумала. Растения совсем не виноваты в ее беде. В этом был виноват только ее бывший муж, ныне покойный. В итоге попросила сменить камни на дорожках и перекрасить стены в другой цвет.

Напоследок пришла к тому самому алтарю. Немного постояла рядом. Подумала и поняла, что это место ее уберегло от смерти. Значит, оно священно и менять его нельзя — иначе ореол святости измениться.

Немного погуляв в саду, Атилия вдруг вспомнила. В суматохе дел и череде событий ни разу не смогла навестить Германуса.

Лишь вчера днем случайно увидев его лекаря, она спросила о здоровье гладиатора. Тот ответил, что опасность уже позади. Такой ответ ее успокоил, и она продолжила давать распоряжения.

Сейчас, приказала Сире ждать внизу, устремилась к нему.

Германус лежал на кровати в гостевой спальне. Видно, кто-то заботливо укрыл его покрывалом по грудь. Услышав шаги, он поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза. Она помнила, как он любил смотреть, заглядывая практически в душу. Но сейчас это был добрый взгляд, почти родной. Такой же, каким стал для нее и он сам.

— Атилия, — еле слышно произнес он, — Знаешь, ты мне снилась.