Таня скалкой разглаживала юбку:

– Там народу тьма, а я со своим животом. Не хочу, чтобы глазели.

Мать выглянула из-за занавески.

– Раньше думать надо было. Сядешь в уголке тихонько. А не пойдёшь, выговор влепят, трудодней лишат. Под расписку же обязали. Надевай мою доху, всё меньше живот видно.

– А ты в чем?

– В тулупе.

– И в лес за дровами, и в клуб на танцы? – пошутила Танюша.

– Какие теперь танцы? А тулуп я вчера отчистила.

Народу в клубе набилось столько, что пришлось по проходам ставить стулья. Татьяне мальчишки уступили место в последнем ряду, ближе к кинобудке. В первых рядах гнездилось начальство и представитель района, дальше их жёны, родственники. На Татьяну никто не обращал внимания. В клубе было светло, тепло, шумно.

Лектор немного опоздал. Дорога – не приведи господи! После метели расчистить едва успели. Немолодой седовласый мужчина сел за стол, покрытый красной скатертью. Рядом на массивном постаменте стоял бюст Сталина, с другой стороны – старая деревянная трибуна. Над сценой лозунг: «Слава Советской армии и Военно-морскому флоту!» Председатель поздравил селян с праздником, говорил долго и витиевато. Таня слушала его в пол уха, глаза её непроизвольно искали в толпе Яшу.

Председатель после выступления дал лектору слово. Лектор хвалил доблестную армию, а в зале встала тишина. Ещё свежи были в памяти ужасы войны, ещё по-прежнему приходили похоронки, возвращались из плена мужья, о многих других не было известно ничего. Как и об отце Татьяны, который в финскую кампанию пропал без вести. В зале вытирали слезы, всхлипывали женщины. Мальчишки притихли.

Лектор объявил минуту молчания, все встали, громыхая скамейками. И тогда она увидела Яшу. Он стоял недалеко от жены со своими родственниками.

Торжественно объявили о вручении грамот и премий передовикам производства, среди них был и Яша. Вышел за грамотой в новеньком распахнутом пальто, из-под которого виднелся добротный пиджак, в новых штанах и валенках. Был он серьёзный, какой-то неродной в своей обновке. Татьяне показалось, что он постарел и осунулся. Нарядили его лучше, чем председателя, только вот радости в глазах не видно.

До неё доходили слухи, что неладно в семье, попивает он. После рождения сына вроде успокоился, да, видно, ненадолго. Она представила, как он сидит рядом с ней, держит её руку в своей, поглаживает по животу… Ей стало душно, в горле перехватило. Рванув ворот дохи, закашлялась. Встала со скамейки и двинулась к выходу…

Метель успокоилась, небо местами прояснилось. Запахнув полы, пошла домой, почувствовав, что очень устала.

Проходя мимо колодца, где стояли бабы, услышала: «Ещё одна блудница. А какая девочка хорошая была. То-то Фёдоровне горе. Девки теперь никого не боятся».

«Жальте, жальте. Все святые, только я грешная. А от бабки Насти по ночам, как мыши, выползают. Я не смогла убить дитя, вот и стала плохая».

Она как-то заикнулась, что сдаст дитя в детдом. Мать всполошилась.

– Думай, что говоришь! Надо было тогда к бабке Насте. Твой крест, вот и неси. Тебя мужик зовёт, а ты кобенишься. Крепко ты Яшке нужна, что на Манькин сундук тебя променял. Если и решится уйти от Маньки, так его партия на место вернёт. Он же в коммунисты пошёл. Да что мне тебе объяснять, сама всё знаешь, только на что надеешься – непонятно. Купи-ка ты лучше конверт да отпиши Кольке, что, мол, приезжаю – встречай. Дитя без отца негоже оставлять. Что отвернулась, я кому говорю? Божечка! Что стена! Во уродилась! Встал бы батька из могилы да поглядел, какие муки мне терпеть приходится…

…Пролетел февраль, промчался март, с проталинами, грузно оседающим снегом, с ярким, до боли в глазах, солнцем. В апреле готовились к севу. Неизвестно, какие сюрпризы преподнесёт весна. Вытаскивали из погребов и протравливали картошку, проверяли спрятанные на чердаках от мышей семена свеклы и моркови, фасоли и лука.

В середине апреля тронулся лёд на Сейме. Вслед почернел и вздулся лёд на затоках и калюгах, а к майским праздникам половодье охватило округу.

…Вода подступила к домам, отрезав от дворов кладбище. Хоронили бабку Настю. Шептались по деревне: сколько жизней угробила грешница, царствие ей небесное, пухом земелька. А сколько баб спасла от позора…

Тепло пришло неожиданно, перепугав селян. К майским праздникам споро распустились почки на деревьях. На буграх яркой зеленью веселила глаз молодая трава. Над водой клин за клином пролетали дикие гуси. На половодье, ошалев от радости, полошились гуси домашние. К их гомону присоединилось призывное мычание коров, втягивающих ноздрями весенний воздух. Требовали выпустить их на волю, к молодой траве.

…На клубе и конторе красовались государственные флаги, красочные транспаранты, лозунги. Из клубного динамика неслось первомайское: «Утро красит нежным светом стены древнего кремля, просыпается с рассветом вся советская земля…» На праздничную демонстрацию стекался нарядный народ с флажками и шариками. Весело здоровались друг с другом, будто давно не виделись. Носились вездесущие ребятишки, цепляясь за подолы новых материнских платьев. В толчее громко хлопали шарики, вскрикивали девчонки. Их белые большие банты плыли в толпе, словно лилии на Затоне. Стайкой молодёжь. В белых рубашках и чёрных брюках парни. В ярких цветастых платьях с бусами на шее, в белых носочках – девушки. Готовились целую зиму, чтобы показаться во всей красе. Подурачиться, сходить в лес на маёвку, повеселиться. Завтра новые платья окажутся на дне сундука, дожидаясь случая.

Тане в этом месяце предстояли роды. Она стала грузной, неповоротливой, живот невозможно было скрыть одеждой. Она не пошла на митинг, прибиралась в хатке, ждала в гости сестру Анну. Мать пошла к клубу одна. Зимние переживания оставили свой след на осунувшемся лице. Грустные глаза казались огромными, в обрамлении коричневых теней.

– Что тебе боярыня Морозова… – вздыхала мать. Только глаза и остались.

Мать часто по ночам плакала. Таня остро чувствовала себя виноватой. Изменить она уже ничего не могла. В письмах Колька подчеркивал, что ребёнка признает и, если Таня хочет, заберёт их к себе. Мать Кольки всё никак не могла смириться, унижала её при любом случае. Танюша лишь горько усмехалась в ответ – не собирается она за Кольку замуж.

Вышла на крыльцо. Со стороны клуба раздавались голоса, смех, крики. И Яша, наверное, там. Может, вправду сбежать с ним?

Она задумчиво устремила взгляд в вечеряющую даль. Вот возьмём лодку, сядем, уедем куда глаза глядят… Где прибьёт, там и жить станем. Унесло, мол, течением, весла утонули. Ясное дело, никто не поверит. Пока будут разбираться, она родит. А с маленьким в распутицу обратно не отправят. Хоть месяц-два, да их будет. Жена его не примет, он разведётся, и они уедут в Степановку жить…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.