Разногласия? Какого черта…

– Ты на их стороне, – с горечью догадалась я, прищурившись и не убирая прожигающего взгляда.

– Нет никаких сторон, Агата.

– Нет, есть. И мне грустно, что тебе тоже плевать на Бьянку. Думаешь, раз она умерла, то теперь можно нести за неё всякую чушь? Мы должны защищать её до конца, Брайан! – вкрадчиво объяснила я, надеясь уловить в его повадках хоть какой-то намёк на соучастие и поддержку, однако брюнет просто периодически кивал, но только, чтобы поскорее отвязаться и замять тему.

Через десять минут машина притормозила у моего дома. Я взяла в руки сумку, заправила прядь волос за ухо и потянулась к ручке.

– Агата, – окликнул меня Мойс, и я нехотя уставилась на него, – ты же сделаешь это ради меня? Поговоришь с Кэндис?

Не хочу, не хочу, не хочу.

– Я подумаю, – уклончиво ответила я.

– Но только хорошенько. Я напишу тебе вечером, да? – парень потянулся за поцелуем, оставив влажный чмок на моей щеке, а после выпрямился, не убирая руки с кожаного руля. – До завтра.

– Ага, – бросила я, ковыляя к крыльцу.

Иномарка, посигналив, отъехала и скрылась за поворотом.

Бросив на тумбочку сумку и ключи, я неуклюже разулась и прошла вглубь дома, громко оповестив:

– Пап, я дома!

Никакого ответа, в связи с этим пришлось заглянуть в каждую комнату, пока не дошла до кухни. Ну, естественно, стоило сразу догадаться, он, как обычно, здесь. Отец сидел ко мне своей широкой спиной. На нём спортивный черно-зелёный костюм, в руках городская газета.

– О, это ты, Эгги, – не поворачиваясь, произнёс мужчина, – как дела в школе?

Пристально рассматривая обстановку в комнате, подозрительно нахмурилась, поскольку на столе лежало много закусок, всякой еды и напитков. На плите тушились овощи, отчего всё помещение пропахло помидорами и цукини.

– Нормально, – отмахнулась я, медленно шагая вперёд, – а что за праздник? Откуда столько еды? Ты продуктовый магазин ограбил?

Ухмылку с моего лица стёрла реплика со стороны кладовой:

– Не он, а я, – вышла из укрытия женская фигура, широко расставив руки и засмеявшись в своей манере: громко и с оттяжкой.

В глазах загорелись огоньки радости, а изо рта сам вырвался визг, после всего я побежала в объятия тёти и крепко сжала её хрупкие плечи. Она ниже, и это умиляло меня.

– Брук!

– Сюрприз, – снова засмеялась тётя, – готова поспорить, что ты меня не ждала.

– Конечно, – заразилась чужим настроением я, садясь за стол, – в мире вспышки чумы вспыхивают чаще, чем ты приезжаешь к нам.

– Я погрязла в рутине, из которой выбираются раз в год.

– Значит, у тебя сейчас отпуск, – расправил шумно газету папа, вскользь поглядев на тётю.

Брук – старшая сестра моей матери. Пусть они и родные, но совершенно разные люди, как солнце и луна или кислое и сладкое. Брук – моя любимая тетя, потому что я ещё не встречала настолько толерантного к молодежным интересам и образу жизни в общем человека, родившегося в конце семидесятых годов. С мамой она не общается, держит обиду за то, что та бросила меня с отцом, поэтому, по мере возможностей, сама навещает наш дом, стараясь этим компенсировать отсутствие матери.

– Я здесь не задержусь, – предупредила Брук, зачесав назад каштановые крашеные короткие волосы, – навещу родителей, потом вернусь обратно в Калифорнию.

– Забери меня с собой, – в шутку напросилась я, получив укоризненный взор из-под бровей от папы.

– У твоего отца инсульт задницы произойдёт, детка, – язвительно цыкнула тетя, отключив плету и помешав деревянной ложкой овощи, – должно произойти что-то несусветное, чтобы он тебе позволил уехать отсюда.

– Вторжение НЛО, – подсказывала я.

– Второе пришествие Христа, – весело подхватила Брук.

– Или изменение полюсов Земли.

Судя по всему, папа устал от наших шуток, потому отложил газету и поглядел на нас своими глазами-аквамаринами с долей раздражения, отчего я тут же замолкла.

– Ещё одно слово, и тогда точно случится что-то несусветное, – с намеком обмолвился мужчина, почесывая лысину на голове.

Ещё летом на макушке были три волосинки, грубо выражаясь, сейчас он совсем лысый.

– Я не вижу веских причин покидать Агате родной город, – добавил спокойно отец, вызвав своей фразой нервный смешок с моей стороны.

– А отсутствие возможностей тебя не смущает? – согласилась с моим немым негодованием Брук. – Маркус, вот честно, ты словно слепое дитя. Вся молодёжь сейчас перебирается в большие города и штаты. Здесь у неё нет будущего…

– Её будущее, – ледяным, не требующего протеста, тоном оттачивал мужчина, глядя в пол, – поступить в медицинский колледж, отучиться на медсестру и помогать здешним людям. Вот и все.

Наступила напряжённая тишина. Мы с тетей без лишних слов переглянулись, и Брук обречённо пожала плечами, мол, что поделать? Таков уж он, твой старик. Близкие люди могут думать, что ограничивая нас в чём-либо, они этим самым творят благо. Но благо для кого-то оборачивается вредом.

Я грустно хмыкнула и, пробурчав «пойду переоденусь», поплелась в свою комнату, бросившись на кровать и прикрыв потяжелевшие веки. Кажется, к ужину я не вернусь…

Я была в наушниках, поэтому не услышала, что ко мне стучались. Только когда Брук заглянула в комнату с вопросом «можно?», я стянула с ушей провода и положила руки на живот. На улице уже стемнело, я плохо ориентируюсь во времени, однако полагаю, что сейчас не больше шести.

– Вау, у тебя тут клёво, – пряча руки в задние карманы узких джинс, разглядывала стены тётя, – подростки ещё говорят «клёво»?

Она подошла к моему рабочему столику, восторженно мыча и внимательно рассматривая каждую пластину, разрисованные DVD диски, вырезки из журналов и прочее, как любит говорить папа, барахло.

– Ага, – вздохнула я, продолжая лежать и наблюдать за Брук.

– Ты не вышла к ужину, но я спрятала для тебя всё самое лучшее, – она улыбнулась, села на край кровати и на короткий отрезок времени замолчала, – ну, рассказывай. Как твои дела?

И я задумалась. Мы обычно не вникаем в суть этого вопроса, машинально отвечая «нормально», тем не менее я люблю раздумывать и анализировать. За пару секунд я вспомнила цепочку событий уходящей недели или прошлого месяца, вспомнила сложности или радости, сопоставила их, искала ответ на вопрос с помощью чаши весов. Если светлых дней больше, значит, «все хорошо». А если наоборот, то сами понимаете.

– Да так, – чавкнула лениво я, – бывало и лучше.

– М-м, а как обстоят дела с Брайаном? Вы встречаетесь сколько? Два года уже, верно? – Брук перебросила ногу на ногу и опёрлась на левую руку, тепло глядя на мое, вероятно, опухшее лицо.

– Угу, два года, но знаешь…

– Что?

Я обняла вторую подушку руками и опустила её на грудную клетку, немного приподнявшись, чтобы хорошо видеть тетю. По ней заметно, что ей правда интересно узнать обо всем. Это показалось мне милым.

– Возможно, я просто накручиваю себя, но все изменилось. Я имею в виду, в начале наших отношений Брайан был совсем другим. Он постоянно интересовался моим мнением, спрашивал про мои увлечения, а теперь он как будто устал это делать. Понятия не имею как так выходит, но любой разговор на любую тему каким-то образом сводится в конце концов к нему. Наедине мы обсуждаем в основном лишь его жизнь, словно… – грустно хмыкнув, я покачала головой и перенесла взгляд на завибрировавший телефон, экран которого загорелся. Пришла эсэмэска от Кэндис: она просит прощения.

Ух ты, удивила. Наверное, её заставили ребята, поскольку знают, что я бы ни за что не стала мириться первой. Если я железно уверена в своей правоте, не ждите от меня извинений.

– Почему бы тебе не поговорить с ним открыто на эту тему? – привлекла мое внимание Брук, надув задумчиво губы.

– Будет странно, если скажу, что не вижу в этом смысла?

– Немного, – согласилась она со мной.

– Брук, я просто ничего не чувствую… рядом с ним, – это чистосердечное признание; я сжала ладонями края подушки, – у нас стабильные отношения. Типа, мы встречаемся, тусим с ребятами, смотрим фильмы и целуемся, как все нормальные парочки, но все равно как будто что-то не то.