— Нет-нет, ты что? — отмахивается она, — Это не от меня у тебя. Правильно делала, что молчала и отцу не говорила. А то бы он больше злился на тебя, ты знаешь его, знаешь Томаса, ведь…

Томас, мой отец злился на меня? Я даже не знала об этом.

— А он злился? — удивляюсь я.

— Он хороший человек, он относился к тебе действительно как к родной дочери, — в этот момент я хватаюсь руками за виски и закрываю глаза, «как к родной». — На мой взгляд, строго, но, учитывая его ненависть ко всем мистикам… Понимаешь, ты же не знаешь, почему мы не общаемся с моими родственниками?

Качаю головой.

— Вроде бы, они далеко живут и у вас не лучшие отношения, что-то такое.

— Мы не общаемся, потому что они требовали убить тебя.

Поднимаю глаза.

— Что?!

— Я выросла в семье очень строгих нравов, особенно касательно отношения ко всем, кто обладает силой. Любой. Эти демоны, ведьмы, которые так открыто себя ведут… Они пугали моих родителей и они, когда меня еще не было, вступили в подобие общины. Мой отец стал там лидером, после смерти предыдущего и я, как единственная дочь должна была быть примером благочестия. Меня собирались выдать замуж за Томаса, но я…

— Встретила другого?

— И влюбилась. Я ходила в обычную школу, и моей задачей была в том числе пропаганда ненависти к тем, кто отличается. Даже если это просто какая-нибудь провидица. И вот, в выпускном классе я встретила твоего отца. Он был такой красивый! Светлые локоны, чистые, пронзительные глаза… Он выглядел как ангел и я просто голову потеряла. Мы были осторожны, но… если это запланировано где-то наверху, ребенок все равно будет. И я забеременела тобой.

— Твой отец был недоволен? — догадываюсь я.

— Мы хотели сбежать, но не успели. Эдгар проговорился о своих силах одному, тот еще кому-то, и в результате, мои братья в общине решили его поймать и убить. Это преступление бы связало кровью даже тех, кто хотел сбежать. Никто не знал, что у нас с ним были отношения. Я пришла к нему, когда он сидел у нас в подвале и он сказал мне… сказал мне обвинить его в изнасиловании. Сказать, будто он меня изнасиловал, а я скрывала из-за стыдливости. И потому беременна.

— Они поверили?

— Женщины нет, они все поняли. А мужчины да, особенно меня жалел Томас. Мои братья и вся община. Мы убили твоего отца, обвинение в том, что он насильник звучало главным.

Из её глаз полились слезы, и я схватила её за теплую, натруженную ладонь.

— Мам, ты не виновата. Ты спасалась, спасала свою и мою жизнь.

— Да, я себе тоже так говорю… В общем, они спрятали его так, будто он пропал без вести. А мой отец потребовал, чтоб я родила, и ребенка тоже ритуально убьют. Я сказала Томасу, что я не позволю этого, что я сама умру, но ребенок ни в чем не виноват. И он все понял, мы сбежали. Мой отец нашел нас здесь через пять лет. Он просто появился тут на пороге и сказал проклинает весь мой гнилой род и тебя, в частности.

— Ну и мудак. Надеюсь, уже сдох.

— Не знаю, Кристина… С тех пор я о нем не слышала.

— Мой отец — кем он был? Я имею ввиду, демон, колдун. Я смогу понять свои силы и возможно спастись от угрозы, если я буду знать, что я такое?

— Я не знаю, Кристина. Его имя — Эдгар Солор. Я даже не знаю, сколько ему было лет.

— Хорошо, я найду информацию об этом. Мои братья знают, что я им сводная?

— Я думаю, чувствуют. Ты сильно отличаешься. Ты абсолютно как твой отец, настоящая, понимаешь. Я не удивлена что в тебе есть силы, просто… ты правильно делала, что скрывала. Сейчас мы больше к этому готовы.

Я просто обнимаю маму, и чувствую теплоту её тела и запах еды от волос.

— Спасибо тебе за всё, — шепчу я.

Резко открывается дверь, и мы отрывается друг от друга чтобы встретится взглядами с папой. С Томасом, точнее.

— О, Кристина, — выдает он, опуская портфель на пол, — ты не говорила, что заедешь. Чего хнычем?

Мы с мамой переглядываемся. Да, конечно, мы обе плачем и это заметно.

— Я ей все рассказала, Том. Про её происхождение.

— Ох, — усатое лицо отца меняется, и он будто чуть горбится,

Он садится на кресло и что-то обдумывает, мы с мамой не решаемся прервать его размышления и все-таки он начинает говорить:

— Мне кажется, Кристина, я чуть был к тебе более строг, чем надо, и ты меня за это извини. Просто, пойми, ты плод того, что преступник и урод сделал с твоей матерью. Ты ходячее напоминание о преступлении и это сложно не вспоминать каждый раз, как ты появляешься рядом.

Но при этом, ты просто ребенок и, по сути, ни в чем не виновата. Я это понимал, но иногда само получалось. Да и внешне, уж прости, но чем больше ты росла, тем более был виден в тебе этот, как там его… я не помню и это не важно. У меня даже соседи спрашивали, почему моя дочь не похожа ни на меня, ни на мать, явно о чём-то догадывались и пошли они к черту.

Но, Кристина, после того, что ты сделала… ты отдала свою жизнь ради нас, ради семьи. Это дорого стоит, и я понял, что душа у тебя такая же чистая и сильная как у твоей матери. Так что ты взяла только лучшее от родителей.

— И от тебя, — выдыхаю я.

Он улыбается, встает с кресла, и я ныряю в объятья отца. В этот момент понимаю, что прощаю за всю его грубость, все что он мне говорил и делал. И впервые, ощущаю себя просто дочерью.

Чуть позже мы сидим за столом и уплетаем тот самый суп с зеленью, промачивая в нем черный хлеб. Братья, на моё счастье, так и не явились и я могу просто побыть с родными. Томас рассказывает истории о работе, и я радуюсь, понимая, что больше нападений крэхов действительно не было. Крэхи вообще будто покинули наш городок, и поделом.

— Пап, — говорю я, понимая, что один вопрос еще нужно решить, — я должна сказать тебе. Крэхов наняли, это было специально. Только кто это сделал, я ума не приложу. Может конкуренты?

— Какие у маленького магазинчика поддержанных машин конкуренты, милая? Тем более с такими деньгами.

— Какими такими? — уточняю я.

— Ну, крэхов не так просто нанять. Это не хулиганы района, это целый подвид генетических ублюдков… Уж прости, за выражение.

— Ну да, — ворчу я, думая о том, что для него я такой же «ублюдок».

— Я думал о том, что это все неспроста было. Но… не знаю наверняка. Кому мы можем быть нужны? Кому нужно вредить нам?

— Не знаю, но я выясню, пап. Я узнаю об этом, и мы вернем долг.

— Ты изменилась, — вдруг говорит отец.

— Да, — решаю не возражать и понимаю, что резко теряю аппетит. Откидываюсь на спинку стула и смотрю отцу в глаза.

— Месть не выход, тем более все закончилось, причем твоей жертвой.

— Месть, это все что осталось от меня прежней. Если я не буду думать об этом, я окончательно стану… его рабыней. Я растворюсь в нем, а мне кажется это опасно.

— Ты про своего нанимателя? Какой он? Я слышал, он владеет столицей, по сути, её хозяин.

Последнее слово режет ухо. Находясь в родительском доме, я вдруг понимаю, как стыдно то, что я делала с Георгом. Что называла его хозяином и свято в это верила. Не любимый, милый, не муж, не любовник… хозяин, который просто имеет свою вещь, а она и придумала себе романтики.

— Мне надо идти, он ждет меня, — выпаливаю я и встаю со стола.

— Кристина! — зовет мама, я оглядываюсь. — Ты заходи к нам, почаще. Не теряйся, ну если твой демон будет не против.

— Хорошо.

К машине я иду в расстроенных чувствах. Будто бы, когда Георг рядом я под каким-то наваждением, а когда его рядом нет то пелена спадает и я понимаю кто я. Просто шлюшка у сильного мира сего. Ни больше, ни меньше.

Подойдя к «зверю» я понимаю что Роба нет на водительском кресле, обхожу машину чтоб найти его и нахожу… лежащим у двери.

— Что? РОБ?! — я кидаюсь к нему и беру его за голову, чтобы понять почему он лежит. Разум задевает странное дежавю что я это уже видела.