– Нет.

Настоящая – не бесплотная перкаль рукава-фонарика смялась и потеплела под его пальцами. А собственная белая рубашка липла к телу и холодела.

– Всё же лучше любоваться этим великолепием не здесь, – он взял девушку за руку и потянул в яму, оцеплённую кустами малины. Мигнуло, шарахнуло над еловыми верхушками – они упали на колени и пригнулись грудью к травянистому склону.

Там, где «рухнул Кёльнский собор», на стволе старой осины зияло белое нутро. Длинная щепа коры лежала на земле.

Маремьяна повернула мокрое и белое лицо:

– Неужели я здесь – с вами? Я думала, вы никогда не заговорите со мной… Василий.

– Вы тоже знаете моё имя?

– Я знаю о вас больше, чем вы думаете, – она улыбнулась.

Дикая, шокирующая улыбка. С мертвенной серьёзностью её лица она не вязалась. Взамен ожидаемой грусти, надрыва, улыбка её выстрелила какой-то южно-итальянской… нет – даже бразильской энергией!

Василий расправил зажатый под мышкой фрак, прикрыл полой девичьи плечи. Следовало сделать это раньше: сквозь промокшую розовую ткань уже просвечивали её рёбра и ложбинка позвоночника.

Дождь-предатель зашелестел тише – собственное сердце зазвучало в ушах, и дыхание… В лесу послышался редкий птичий свист.

Завитки волос обвисли на висках у Маремьяны, и… Как это было прекрасно! Лицо её по форме напоминало сердце: широкий лоб, высокие скулы, короткий и острый подбородок, но мягкий, не угловатый. Большие глаза, тонкие лиловые веки, маленький рот… хотелось сказать: как на картинах Грёза. Но ни на одну из этих ярких женщин она не была похожа.

Как же это прекрасно: тучи, молния, дождь!.. И девушка. У которой вьются волосы от природы – и завьются снова, когда начнёт испаряться вода. И мокрые пряди не портят её причёски – даже к лицу ей. И она не боится силы, созданной Богом – идёт к ней навстречу. Знает, что буря пощадит её, потому что она сама сродни буре.

Луч солнца блеснул Василию в глаз – он моргнул.

Так, что тут?.. Ах, да. Девушка – небестелесная.

– Вы промокли. Позвольте проводить вас?

Она встала, отряхнула с мятого платья мокрую траву.

– Укройтесь моим фраком.

Вы думаете, ужасы – это замки с привидениями, ожившие мертвецы? Нет. Ужас – это приземлённый реализм. Ужас – это власть женщины, которая считает себя второй после Господа Бога.

В середине мая зацвела сирень. Чёрная карета въехала в Высоково в три часа утра, а за нею – подвода с дорожными ящиками.

Агриппина Ивановна встретила четвёртую внучку, крепко поцеловала на крыльце.

– Проходи, голубушка, не бойся!

Маремьяна оглядывала вестибюль: светло-вересковые стены, колонны под потолок. Три кузины и тётушка перед лестницей оглядывали её: в летнем рединготе цвета слоновой кости, по старой моде, с ажурной оторочкой и гофрированным воротником. В газовом капоте с малиновыми розочками. За нею вошла девка в белом платке с дорожным баулом и узлом в руках, русая коса её доходила до колена.

– А это кто? – спросила Агриппина Ивановна.

– Катя, горничная моя, – Маремьяна прижалась к девке плечом.

– Я приставлю к тебе другую.

– Но я… не хочу другую, Катя моя подруга!

– Тем более.

– Бабушка, почему? – Маремьяна заглянула ей в лицо большими глазами. Агриппина Ивановна стояла, как статуя Афины Паллады: грудь вперёд, подбородок ввысь, уверенная в себе:

– Голубка моя! Ты здесь будешь меняться. Придётся забыть о прежних вольностях. И о тех людях, с кем ты их разделяла.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.